Я приготовилась ко сну, делая это немного мечтательно, потому что Брэдли был немного мечтой, и было ясно, что я ему нравлюсь, но к тому времени, когда я была готова ко сну, я поняла, что Робин снова не ответила.

И вот, наконец-то повзрослев, я позвонила ей.

Я попала на голосовую почту и оставила сообщение.

«Ладно, теперь я действительно волнуюсь. Дорогая, нам нужно наладить контакт. Есть некоторые вещи, которые мне нужно тебе объяснить. Пожалуйста, позвони мне».

Я взяла книгу и подошла к своему мягкому кожаному креслу, но читать не стала и постепенно растеряла всю мечтательность.

Потому что моя подруга не связалась со мной.

*****

На следующее утро, когда я спешила в «Дом Голубки», я услышала, как мой телефон подал сигнал о входящем сообщении.

Я доставала его из сумочки, открывая входную дверь, и посмотрела на Рут, сидевшую в приемной.

Я помахала ей рукой и сказала: «Привет», а она улыбнулась мне и сказала: «Доброе утро, Амелия», - и впустила меня.

Я толкнула боковую дверь, что запиралась от пожилых людей, и вошла, глядя на свой телефон.

Я остановилась как вкопанная, услышав за спиной щелчок двери.

Я лихорадочно провела пальцем по экрану, чтобы прочитать весь текст.

«Ключ от гаража у меня, - писал Оден. - Как и было сказано в твоей записке, я припаркуюсь в гараже. Подумал, ты должна знать, что я его получил».

На этом всё. Ни «до скорого». Ни «пока, мама». Ни «я люблю тебя».

Но мне было все равно.

Я приняла это.

Широко улыбаясь, я снова двинулась вперед, и тут услышала крик:

- Нацистка!

Я посмотрела направо и увидела миссис Макмерфи, сидевшую в гостиной и сердито смотревшую на меня, подняв кулак над головой и высунув язык, что означало смерть через повешение.

- Доброе утро, миссис Макмерфи, - поздоровалась я.

Она ткнула в меня пальцем.

- Я слежу за тобой.

Я продолжала улыбаться, но потом отошла и начала хихикать.

И пусть миссис Макмерфи думает, что я нацистка. Я все равно была счастлива.

*****

Я находилась в своей спальне, пакуя сумку с вещами для ночевки, пытаясь не умереть от паров краски, когда зазвонил телефон.

Я боялась, что это Алисса, у которой было очень хорошее свидание с ее мужем, начавшееся и закончившееся в номере мотеля с бутылкой бурбона и шоколадным соусом, поэтому она хотела повторить его снова.

Скоро.

Все это время я провела с их детьми, оказавшимися потрясающими, но шумными, и они почти меня доконали.

Я хотела быть хорошим другом. Мне нравилось быть рядом с ее детьми. Но мне нужно делать это дозированно, иначе ее дети могут меня убить.

Я увидела на экране незнакомый номер, но он был местным и смутно знакомым, поэтому я взяла трубку, теперь надеясь, что это не маляры хотят мне сказать, что проект покраски Голубого Утеса займет две недели, а не одну.

В тот день они закончили мою спальню, покрасив стены в красивый голубовато-серый цвет с элегантным синим акцентом. Вот почему я собирала вещи. Я не могла там спать, я не хотела спать в комнатах детей, а гостевая спальня была в полном разгроме, потому что маляры переходили туда на следующий день. Гостиная была выкрашена накануне и там все еще стоял запах краски, поэтому диван тоже был вынесен.

Так что одну ночь я провела в Лавандовом Доме со Спирами.

Я взяла трубку и ответила:

- Алло.

- Эми, - отрезал Микки.

Я сразу же отреагировала на его тон и ответила:

- Думала, мы не разговариваем.

- Проблема с этим дерьмом в том, что мои дети этого не знают, а у Эш есть какой-то рецепт, который она хочет, чтобы ты попробовала. Она хочет, чтобы ты пришла на ужин завтра вечером.

Бедствие.

Катастрофа, которую нужно избежать.

- Думаю, тот факт, что мы с тобой явно не ладим, может означать, что тебе следует оградить от этого своих детей.

- Думаю, раз ты уже выросла, то можешь быть достаточно взрослой, чтобы вести себя соответственно, даже если я тебе не нравлюсь, чтобы мои дети, которым нравишься ты, могли пригласить тебя к себе, чтобы моя девочка могла готовить для тебя, а мой мальчик повиснуть у тебя на ушах, - ответил он.

Обидно, но он оказался прав.

- Отлично, - отрезала я.

- Да, - отрезал он.

- Время? - я стиснула зубы.

- Шесть, - отрезал он.

- Замечательно, - прошипела я.

- Потрясающе, - выдавил он.

С этими словами он повесил трубку.

И с этими словами моя голова взорвалась, а большой палец двинулся по экрану, не только сохранив его номер, чтобы Микки Донован больше никогда не застал меня врасплох, но и чтобы я могла кликнуть на него и перезвонить этой заднице.

Что я и сделала.

- Что? - коротко спросил он в знак приветствия.

- Я не люблю, когда бросают трубку, - язвительно поделилась я.

- Заметано, - проворчал он так, словно ему даже не хотелось издавать какой-либо звук при общении со мной.

- Мне также нужно знать, хочешь ли ты, чтобы я что-нибудь принесла, - сказала я ему.

- Плевать я хотел на то, что ты делаешь. Развлекайся как хочешь, - сказал он мне.

Трудно в это поверить!

- Очаровательно, - пробормотала я.

- У меня есть «Форд» и работа, для которой на моих бедрах висит пояс с инструментами, Эми. Очарование просто не про меня. Я не мужик на «Инфинити» с плохими манерами, который целуется с женщиной на крыльце дома в семейном квартале.

Он видел нас с Брэдли. Я почувствовала, как мои глаза превратились в щелочки.

- Ты шпионишь за мной.

- Амелия, вы делали это прямо на крыльце, - резко ответил он. – Вас трудно не заметить.

- Нечего смотреть, - возразила я.

- Убрались бы внутрь, - огрызнулся он в ответ.

- Я так и сделаю, Микки, - отрезала я.

- Отлично, - выпалил он таким тоном, словно вовсе не считал это отличным. - Раз уж мы ведем этот милейший разговор, пожалуйста, скажи, что сегодня ты не будешь спать в этом доме.

Это меня смутило, и я спросила:

- Что, прости?

- Нет, не будешь, - сообщил он мне. - Ты придешь сюда и будешь спать в моей постели.

Мое сердце пропустило удар, а колени ослабли.

- Я буду спать на диване, - продолжал он. - Но ты не будешь спать в парах краски. Это дерьмо может тебя добить.

О Боже, теперь он вел себя как властный и милый придурок.

- Я уже направляюсь в Лавандовый Дом, - заверила я его.

- Хорошо. А теперь, берегись, делай то, что делаешь, чтобы подготовиться, но я бросаю трубку.

Теперь он вел себя просто как придурок.

- Не будь идиотом, Микки, - огрызнулась я.

- Если ты угощаешь меня сладеньким, детка, то получишь это обратно, - ответил он тихо, сердито, и это было возмутительно, но бесспорно невероятно сексуально, что придавало уверенности в том, что я сошла с ума. - Готова к тому, чтобы я положил этому конец? - спросил он.

- Я была готова к этому еще пять минут назад.

- Пока, Эми.

- До свидания, Микки.

Он отключился.

Я бросила телефон на кровать, и он подпрыгнул на пододеяльнике с тонким цветочным орнаментом в нежном сером, фарфорово-голубом, нежно-коричневом и приглушенном яблочно-зеленом цвете.

Мой разум вызвал образы длинного, большого, твердого тела Микки, запутавшегося в этом одеяле, и я закричала: «Аааааа!» прежде чем протопать в ванную комнату за косметикой и туалетными принадлежностями.

*****

- Миссис Макмерфи просто бомба, - с энтузиазмом заявил Киллиан.

Это было на следующий вечер, и я сидела за обеденным столом Микки, столом в столовой, который я не видела в свой последний визит, потому что он находился через дверь на другой стороне кухни, а мне не предложили полную экскурсию.

Это был обеденный длинный фермерский стол со стульями со спинками из горизонтальных перекладин и пушистыми, но аккуратными, темно-синими подушками, которые подложила Эшлинг для своего званого обеда.

Это был семейный стол, за которым сидела семья.

Мне понравилось.

Хотя мы с Микки почти не разговаривали с того момента, как я пришла, сейчас мы завершали ужин восхитительным желтым тортом Эшлинг с толстым слоем невероятного сливочного крема и шоколадной глазури.

Это было после того, как мы закончили приготовленный ею восхитительный ужин из ветчины, маринованной в Кока-Коле, и искусно приправленного жареного картофеля.

Еда была превосходной, я была с семьей, и мне это нравилось.

На этот раз мне было что сказать, продолжая беседу с Киллианом, и я внесла свою лепту, рассказав, к великому удовольствию Киллиана, о людях из «Дома Голубки».

Микки сидел, в основном молчаливый и определенно задумчивый, во главе стола, Эшлинг справа от него, Киллиан справа от нее за длинным столом, за которым могли уместиться восемь человек, но я, к сожалению, сидела слева от Микки, что означало слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно.

На протяжении всей трапезы я игнорировала его, в то же время, пытаясь сделать вид, что это не так.

Было очень трудно.

Он был так же красив, как и всегда, в темно-синей легкой хлопчатобумажной рубашке с закатанными рукавами. Рубашке, творившей удивительные вещи с его глазами.

На нем также были потертые, но не изношенные джинсы, и они облегали его перед, зад и длинные ноги таким образом, что мне не хотелось бы на них смотреть, потому что видение их постоянно всплывало в моей голове в неподходящее время, другими словами, постоянно.

Это было не так трудно, потому что он сидел так, что я не могла видеть его джинсы.

Потом мне стало еще легче, когда я заметила, что Эшлинг была Эшлинг: тихой, немного застенчивой, внимательной, заботящейся о своей семье, но больше тихой и застенчивой.

Я боялась, что это потому, что она была не одиннадцатилетним мальчиком, который упустит тот факт, что мы с Микки не разговариваем, а четырнадцатилетней девочкой, которая этого не пропустит.

И я заметила, что так оно и было, и это ее беспокоило.

Что беспокоило меня, так это возникшее ощущение, что это нечто большее. Нечто более глубокое. Что-то связанное только с Эшлинг и никак не связанное со мной и Микки.

Возможно, что-то связанное с ее матерью.

- Она настоящая бомба, - согласилась я с Киллианом, наблюдая за Эшлинг и одновременно стараясь делать вид, что не делаю этого, а затем откинулась на спинку стула, развернулась и закинула ногу на ногу. - Хотя, если бы она встретилась с тобой, я бы надеялась, что она бы не приняла тебя за нациста.