И есть она, тридцатисемилетняя женщина, покупающая у старушки гладиолусы.

Он выбрала четыре роскошных пунцово-красных цветка и с ними вернулась в такси.

- На кладбище, - бросила она.

Когда машина тронулась, Ольга достала из своей кожаной сумочки черно-белую фотографию. С неё безмятежно улыбался Витька Шутов. Такой, каким она видела его в последний раз. Она навсегда уезжала в новую жизнь, он оставался. Его Славянка не отпустила. А потом и вовсе забрала навсегда.

Она прикрыла глаза, потому что сердце защемило вполне ощутимо. Впору искать нитроглицерин. Но нитроглицерина у неё никогда не было. Это у отца... которого тоже давно нет. Как нет его любимого электрического кофейника, полулитровой чашки... даже ложечки нет. Есть только дом, где живут чужие люди. Вчера она так и не осмелилась подойти и заглянуть во двор. Так что даже не знает, растут ли ещё там вдоль дорожки петушки. А вот старая акация жива, её верхушка выглядывает из-за дома. И от этой мысли вдруг отпустило сердце. Все осталось тут, никуда не делось. Просто видит это только она. Но вот откуда взялась та, новая Славянка из её гостиничного сна? Настолько реальная, что Ольга до сих пор помнила и бесшумное движение автоматических стеклянных дверей, и бронзовую урну, и запах. Неистребимый запах угля. Так похожий на запах свежей крови.

Она приоткрыла окно и глубоко вдохнула ворвавшийся в него ветер. Он пах углем и луговыми травами - полынью и клевером. Виляя, чтобы объехать глубокие ямы в старом асфальте, такси двигалось к заброшенной шахте, рядом с которой располагалось кладбище. Ольга была уверена, что безошибочно найдет могилу Витьки Шутова.

***

Каждый раз крысе казалось, что сил на следующий прыжок уже не будет. Но полежав и поплакав, она вставала и снова прыгала.

Ольга смахнула ладонью наваждение. Это все страхи, детские иррациональные страхи перед возвращением. Дома с брошенными квартирами, за выбитыми окнами которых живет только затхлая пустота. Крыши с почерневшим от времени шифером, унылая бедность и разруха. Как во многих шахтерских городах и поселках.

Но у Славянки был человек, который не хотел, не мог допустить этого. И единственным способом было – стать хозяином. Он и стал. Чего это ему стоило, знает только он, её бывший одноклассник, а ныне олигарх Витька Шутов. Ольга старалась об этом не думать. Ей достаточно было чувствовать рядом его широкое плечо, касаться его руки, слышать голос и смех. Он, как и раньше, смеялся много и с удовольствием.

- А Серега? Он же у тебя работает?

- Гуцко? Гуцко сейчас в Брюсселе, в командировке. Наш самоделкин какую-то новую штуку задумал, вот и шляется по миру, ищет подходящие технологии для комбината. Завтра обещал вернуться, так что как раз успеет.

Брюссель, технологии... Кто бы мог подумать тогда, что Серега будет шляться по миру. А Шутов...

- У тебя есть яхта? - неожиданно спросила она.

- Яхта? Зачем мне яхта? – Шутов даже остановился и озадаченно уставился на Ольгу.

- Ну, не знаю. У Абрамовича же есть.

- Нет у меня яхты. - Он почесал нос тем же жестом, которым в школе предварял решение на доске задачи или ответ по биологии. – Она мне не нужна, - твердо добавил Шутов, чтобы она не подумала, что он оправдывается. – У меня есть самолет. И пара вертолетов. Этого достаточно.

Она задумчиво кивнула, представив Шутова, летящим на вертолете над степью, над терриконами и копрами шахт. Над химкомбинатом, который превращал уголь в пластик и синтетическую резину. Над заводами, где из всего этого изготавливались тысячи наименований изделий. Над тем, что сейчас стоило миллиарды. И одну человеческую жизнь. Если Шутов отдал её за все это, значит, ему так нужно.

- Я сегодня был у Митрофана, - сообщил Витька и поморщился.

- Как он?

- Как и раньше. Был жуком, и им же и остался. Мэр, ёлки-палки...

Они неспешно шли вниз по улице. Появились нарядные витрины, навесы летних кафе со столиками, промчалась стайка тинейджеров в нелепых штанах, с наушниками на лохматых головах.

Ольга смотрела на Шутова и думала, что Лешка Митрофанов всегда болезненно относился к его успехам. Была ли это пятерка по математике или лишняя кипа газет во время сбора макулатуры. А уж когда повзрослели, и Витька стал явно превосходить его по всем параметрам, Митрофан и вовсе начал комплексовать. Шутов же продолжал считать его если не другом, то хорошим приятелем. Хотя поправки на хитрость и завистливость делал. И вот она, ирония судьбы – оба стали хозяевами Славянки.

- Но ты же мог...

- А зачем? – Шутов отвернулся. – Так было нужно. И учти - этим занимался не я.

Ещё бы. Повелевать из поднебесных высей, не марая рук.

- Сколько вы не виделись?

- Не поверишь – пятнадцать лет.

***

На этот раз прыжок был совсем неуклюжим. Крыса ткнулась в металлическую стенку окровавленной мордочкой, упала и затихла.

Пятнадцать лет назад... Почти день в день она стоит у поросшего барвинком холмика и смотрит на Витькино имя, выбитое на дешевом бетонном памятнике. Когда ей позвонила одноклассница Ленка и сказала, что Шутов разбился и сгорел в своем дурацком «мерсе», она не поверила. Но Ленке нельзя было не верить, она работала медсестрой в городском морге Славянки. И она видела то, что осталось от Витьки. Плакала пьяными слезами и описывала в подробностях. Ольга старалась её не слушать.

Она положила гладиолусы у основания памятника и заметила, что бетон уже начал разрушаться, а плита слегка наклонилась. Пройдет ещё лет десять-двадцать, она упадет, и Витькино имя затянет вначале барвинком, а потом землей.

- Спасибо.

Насмешливый голос за спиной заставил её вздрогнуть. Не нужно оборачиваться. Не надо, нельзя! Но придется. Только собрать в кулак нервы и унять бешено колотящееся сердце.

Впрочем, черт с ним, с сердцем.

Ольга резко выпрямилась и оглянулась. Из-за солидного черного креста на соседней могиле вышел Шутов. Стоял, щурился, разглядывая её и покосившийся памятник, и гладиолусы. Потом отшвырнул сигарету, подошел и поцеловал ей пальцы.

- Ну здравствуй, Оля, - произнес он и улыбнулся. – Ты совсем не изменилась.

- Какого черта?! – разозлилась Ольга. – Зачем? Зачем тебе это было нужно, Шутов?!

- А лучше бы меня тогда убили? – Витька снова насмешливо прищурился и тени от длинных ресниц легли на небритые щеки. – Нет, даже тогда, пятнадцать лет назад, я психом не был.

- Так это...

Он кивнул и снова посмотрел на памятник. Нет, психом он не был. А вот дураком... В тот день он выпил, довольно много и явно из сомнительной бутылки. Ехал по трассе и чувствовал, что это может плохо кончиться - тошнота подкатывала к горлу, в глазах плыло. И тут какой-то парень на обочине. Голосует. Прав у парня не было, но водить он умел. По крайней мере, сказал, что умеет. Согласился сесть за руль. А когда Шутов отошел за кусты, чтобы избавиться хотя бы от части выворачивающей наизнанку тошноты, «мерс» рванул с места. И почти сразу загорелся и огненным факелом помчался по склону Ржавого яра.

Некоторое время Шутов, отчаянно крича, бежал за ним. А потом вдруг понял. Два раза он не внял предостережениям. Первый раз - велосипедной цепи, оставившей на теле причудливую вязь кровоподтеков, второй – просвистевшей у плеча пуле. В третий раз слепой случай снова подарил ему жизнь и придется её спасать.

Тогда он и ушел, пешком. По степи, в нэзалэжну... Бросил все – родных, друзей, наметившихся уже партнеров, две коробки скупленных за копейки и бутылки акций шахт и комбината. Сколько с тех пор он сменил стран и имен, Шутов уже не помнил. Сколько смертельных схваток выдержал, собирая команду и обретая свою тайную, замешанную на крови власть. Сколько жизней забрал, сколько сохранил – сложная арифметика темной стороны его жизни. Если кто-то и вел счет, то его команда да ещё неразлучный с ним «глок».

- Ты знаешь, кто?

Шутов кивнул. С утра он успел побывать в больнице. И Серега Гуцко, которого врачи на время привели в сознание, ему рассказал. Гуцко даже вспомнил о своем приборе без названия. Потому что эта штука была создана, чтобы убить его, Шутова. И Серега был уверен, что убила.

- Витя, все были уверены. Ленка сказала, что у... того парня были пломбы в точности, как у тебя. Три штуки, на тех же зубах. А иначе опознать было невозможно.

Шутов посмотрел вверх, на несущиеся облака, на пролетающих птиц, и сжал губы. Ольга не сводила с него глаз. Потом прикоснулась к плечу, сильному и теплому даже под пиджаком из тонкого льна.

- Странно. – Он произнес это с расстановкой. - И Серега странную вещь сказал.

- Какую?

- Он вспомнил, что задумал, конструируя свою машинку. Что можно создать некое поле, способное изменить будущее, изменив судьбу всего одного человека. Но не любого. Поэтому они и выбрали меня. Он и Митрофан.

- Не верю. – Ольга вздрогнула и убрала руку с его плеча. – Митрофан выбрал тебя не поэтому. А выбрал тебя именно он.

- Я знаю. Теперь знаю. Но это уже неважно.

- И что ты будешь делать дальше?

- Уже ничего. Серега умер. Я простил его. Он мог сделать так много. А сделал только это...

- А Митрофан?

Шутов лишь улыбнулся в ответ и крепко ухватил Ольгу за локоть. На секунду прижал к себе, и она успела ощутить между ним и собой какой-то посторонний предмет. Что-то тяжелое лежало в кармане стильного пиджака.

Не будет он ей ничего рассказывать. Ни об остекленевших от ужаса Лешкиных глазах, ни о его крике, что все придумал Серега, а он ни при чем. И вообще, это невозможно – убить с помощью какой-то железяки, включенной в обычную розетку за двадцать километров от... Шутову хотелось, чтобы все поскорее закончилось. От финала этой истории он удовольствия не ждал.

Так что лучше промолчать. Скоро она все узнает. И поймет. Но его это как-то мало беспокоило. Главное – не сам скажет.

Они молча дошли до кладбищенских ворот, где Шутова ждал большой вишневый автомобиль, купленный им накануне, и поехали к каналу. Стояли на его бетонном берегу, рассматривая глубокую воду.