Улегшись на скомканную простыню, Шутов положил пистолет на живот и почти мгновенно уснул, успев подумать, что когда-то для храбрости клал с собой в постель котенка Марсика. Чтобы тот уютно мурлыкал у него на животе. А теперь вот – «глок»...

***

Алексей Иванович Митрофанов озабоченно осмотрел кабинет. Все в порядке – герб города Славянка и портрет Президента на стене висят ровно, триколор в углу расправлен, на столе – ничего лишнего. Сразу видно – тут работает человек, пекущийся о вверенном ему городе.

Пройдя по скрипучему паркету, Митрофанов открыл дверцу шкафа и внимательно осмотрел в себя в зеркале, прикрепленном к ней изнутри. Ради сегодняшней встречи он надел привезенные из Лондона костюм из чистой шерсти и стильный галстук за две сотни фунтов. Пусть не думает гость, что он тут прозябает.

Алексей Иванович вгляделся в отражение собственного лица, свел брови, сжал губы. Меньше всего ему хотелось, чтобы тот, кто назначил ему встречу, понял, как он его боится. Как ненавидит и как надеется на то, что ему ничего не известно. А вдруг? Вдруг проговорится Гуцко? Давно надо было разобраться с этим алкашом. И чего медлил, чего ждал? Что подохнет от водки, которую он ему засылал чуть не ящиками? Что выжжет она ему остатки памяти?

А может зря он волнуется? Серега давно потерял человеческий облик. И хотя его все ещё не было в списках умерших, которые Митрофанов с надеждой просматривал на аппаратном совещании каждый понедельник, но звонить и требовать выпивки он перестал уже месяца полтора назад. Скорее всего, сдох и валяется в своей вонючей норе. Эта мысль ему так понравилась, что твердо сжатые губы искривились в улыбке.

- Алексей Иванович, к вам посетитель, - раздался из аппарата голос секретарши.

Митрофанов отскочил от зеркала, словно нашкодивший первоклассник, суетливо прикрыл дверцу шкафа и хрипло буркнул:

- Пригласи войти.

А сам уверенно и размеренно пошел к двери. Таких людей принято встречать. Даже если за тобой – Президент и триколор. Дверь распахнулась.

- Ну здорово, Митрофан, - без улыбки произнес Шутов.

***

Крысу разбудил запах. Резкая вонь горелой изоляции проникала через нос куда-то внутрь, заставляя чихать и мотать головой. Раздирая коготками ноздри, крыса пыталась избавиться от противных ощущений. Ничего не помогало.

Ещё не открыв глаза, Ольга почувствовала знакомый запах кофе. На кухне бубнило радио и слышалось позвякивание ложечки о чашку. Отец всегда вставал на рассвете, тихо спускался со второго этажа и в электрическом кофейнике варил себе большую чашку крепкого кофе. Очень большую, почти полулитровую. А потом закуривал одну из своих трубок и по квартире распространялся запах медового табака.

Старый холодильник урчал, изредка произнося громкое «та-та-та» и замолкая, чтобы отдохнуть. Тикали часы с боем, где-то лаяла собачонка... Сегодня можно было не спешить, подремать под тяжелым ватным одеялом, наслаждаясь запахами и звуками. Но Ольга встала, чтобы успеть принять душ и привести волосы в порядок. Её немецкий фен чувствовал себя явно неуютно в компании старого холодильника и часов - как юная красотка в доме престарелых.

А потом она вышла в знакомый до каждого кустика и камешка двор, прошла вдоль обложенных половинками кирпича клумб с отцветшими уже петушками. Немного постояла под старой акацией, на которую в детстве влезала за считанные секунды, и оказалась на родной улице. Едва не свернула налево – дорога к школе осталась привычной до автоматизма. Но сегодня ей направо. И дальше - за угол.

Тут дома стояли вплотную к тротуарам. Серый и красный полированный гранит и стекло. Заглубленные входы, глянцевые пилоны, клинками взмывающие к небу - царство современной офисной архитектуры. Ольга ещё помнила неказистые довоенные двухэтажки, которые стояли тут раньше. Но улица со старыми тополями и заросшими травой дворами осталась в прошлом. А новая поразительно напоминала застройку Чикаго или Нью-Йорка. Теперь тут деловой центр Славянки, а магазины, кинотеатры и рестораны дальше, там, где когда-то был заброшенный питомник. Как красиво цвел в нем вереск…

Вздохнув, Ольга подошла к двери из толстого, отливающего зеленью стекла, та медленно и бесшумно сдвинулась в сторону. Представился механизм, изнутри покрытый таким же слоем жирной пыли, что и гранит, тротуар и стекло. Уголь. Он оставляет свой след на всем. И вся эта жесткая и деловитая роскошь имеет запах угля, вкус угля... цену угля.

Вестибюль – все тот же гранит и бронза. Хотя она ожидала увидеть блестящий хром. Но полированный металл слишком быстро тускнеет от угольного налета и напичканного химией воздуха, с которым не справляются и самые лучшие кондиционеры, а бронзе это даже к лицу. Есть ли лицо у металла? Ольга не знала. Направляясь по пустому гулкому пространству к лифтам, она постаралась выбросить из головы подобные глупости. Каблуки четко печатали шаг по глянцевому камню, настраивая на предстоящую встречу.

В бесшумно движущейся кабине Ольга поправила перед зеркалом волосы и осталась довольна – стройная, почти девичья фигура, незаметный макияж, элегантный костюм, дорогая кожаная сумочка, которой она втайне гордилась. И только глаза выдавали напряженность.

Шутова Ольга увидела сразу, как только открылись двери лифта. Он ждал её не в шикарном кабинете, как ей представлялось, а по-мальчишески сидел в холле на подоконнике и курил. На фоне окна олигарх Витька Шутов казался огромным. Впрочем, он всегда был таким – значительно плотней и выше большинства сверстников. Те же крупные черты лица, те же угадывающиеся под одеждой мускулы спортсмена. Только густые волосы слегка тронула ранняя седина. Модная небритость и такой же модный, словно измятый, пиджак. Мачо. А глаза у мачо прежние – карие, опушенные слишком длинными для мужчины ресницами.

Увидев её, Шутов поднялся, швырнул в бронзовую урну недокуренную сигарету и шагнул к ней.

- Ну, здравствуй, - сказал он.

Нужно было, наверное, обнять и чмокнуть его в щеку, но Ольга вдруг поняла, что не уверена, как Шутов к этому отнесется. Как вообще относятся люди, подобные Витьке, к таким вот встречам с прошлым? Горькая улыбка тронула губы. Выходит, она – прошлое? Прошлое – ехидно подтвердил внутренний голос.

- Здравствуй, Оля, - повторил Шутов, оказавшись рядом, очень близко. И поцеловал ей пальцы. Не руку, а именно пальцы. А потом заглянул ей в глаза и весело улыбнулся. – Ты совсем не изменилась.

Неправда, изменилась.

- Я рад, что ты приехала. Ну, куда пойдем?

Она по-прежнему молчала, разглядывая его – человека, который создал весь окружающий гранит. И бронзу. И дома... немыслимый Чикаго в их ленивом солнечном краю. Создал и владел всем этим. Всемогущий и недоступный Шутов давным-давно управлял своей империей откуда-то издали. Мало кто знал, откуда.

- Ты приехала первой. – Он снова зачем-то поцеловал ей руку. – Остальные должны подтянуться. Ну что, может быть, сходим к школе? Или лучше посидим в ресторане? А помнишь?..

Она помнила.

Горько защемило сердце и захотелось уйти, вернуться домой и снова забыть, затолкать в самые пыльные уголки памяти и эту улыбку, и затененные ресницами глаза, и вихры, не желавшие лежать в модной прическе. Когда-то Шутов уже неловко пытался пригласить её в ресторан, а она почему-то испугалась и отказала – резко, почти обидно. И тут же пожалела об этом. Это было сразу после выпускного бала. На следующий день она уезжала сдавать вступительные экзамены в Академию. Раньше, чем Гуцко в Бауманку, а Митрофанов – в педагогический. А Шутов неожиданно для всех решил остаться учиться в местном горном техникуме.

- Я помню, - после глупой паузы пробормотала Ольга. – Пойдем… куда-нибудь.

Они вышли на затененную высокими домами улицу. Водитель огромного вишневого автомобиля включил зажигание, но Шутов покачал головой и взял Ольгу под руку.

- В школу?

- Она тоже… новая?

- Конечно. Перестроили все, что рушилось и обветшало. Ты давно тут не была?

- Почти двадцать лет.

Шутов присвистнул, изображая удивление. Хотя отлично всё знал.

- Значит, ты тогда сказала правду – уехала в новую жизнь навсегда.

- Не навсегда. Славянка не отпустила. Я знала, что когда-нибудь мы все вернемся сюда.

- Думаешь, я этого не знал? – он улыбнулся своей прежней безмятежной улыбкой. И Ольга вдруг поняла – Витька Шутов очень долго, все это время, готовился к тому, что они увидят, вернувшись.

- Твой дом не тронули.

- Спасибо.

- Да за что же?

Ольга хотела сказать – за запах отцовского кофе, бормотание радио на кухне, звяканье ложечки в чашке... И за петушки на клумбе, и за старую акацию, и за...

- За то, что ты есть, - неожиданно ляпнула она.

Шутов громко засмеялся. Они оба отражались в стекле сумрачного офисного здания – женщина в строгом костюме и мужчина в модном, словно измятом пиджаке.

***

Горбатый, отощавший почти до состояния скелета зверек с трудом поднялся на ослабевшие лапы. Посмотрел вверх. И прыгнул.

Все подернулось маревом. Вместо чудо-Чикаго вдоль покрытой выбоинами улицы стояли двухэтажные дома, на обшарпанных фасадах которых кое-где ещё оставалась серая, больше похожая на грязь краска. Ольга потрясла головой. Не нужно вспоминать сон. Ничего этого нет. Ни огромного холдинга, ни стеклянно-гранитных офисов, ни новой школы, ни-че-го. И самого Витьки Шутова уже пятнадцать лет – нет. Нигде и навсегда.

А есть все та же Славянка, старые тополя на улицах, трава мокрица во дворах, бывший хлебный магазин на перекрестке с жалостливо прикрытым фанерной рекламой окном. Поросшая бурьяном плешь на месте универмага и старательно побеленное крыльцо дышащей на ладан школы. Развалины шахт и обогатительного комбината...