Глава 27

Это заставило меня шокировано сесть.

- Что? - Неужели в его досье не было ничего верного?

- Это правда. Даже мои лучшие друзья не знают этого. Они встретили меня как Яна, когда мы были осужденными на пути в исправительные колонии Нового Южного Уэльса. Я слишком страдал от морской болезни чтобы сказать им, что это не мое настоящее имя. Умер бы от обезвоживания в этом рейсе, если бы Криспин не поделился со мной своей скудной едой и водой, запугав Чарльза и Тимоти делать то же самое.

- Вот почему ты ненавидишь лодки, - пробормотала я, вспоминая его комментарий в частном аэропорту Польши.

- О, действительно. Никто не праздновал изобретение полета больше, чем я. С самолетами, доступными для межконтинентальный путешествий, мне больше никогда не приходилось ступать на вздымающийся корабль снова.

Я уже рассказала ему слишком много, но по какой-то причине я еще кое-что раскрыла.

- Я огня боюсь, - призналась я.- Вот почему я чувствовала то же самое в отношении изобретения электричества. Но если твое имя не Ян, почему все так думают?

В его голосе прозвучали задумчивые нотки.

- В тысяча семьсот восемьдесят восьмом году в Лондоне Ян Мейнард убил проститутку и был приговорен к двадцати годам каторжных работ в австралийских исправительных колониях. Но Ян никогда не ступал на «Александра». Меня заменили на него за ночь до отправки заключенных.

- Почему? И как им удалось скрыть подмену?

- Жадность. - Его тон был небрежным, но его запах испортился. - Отец Яна подкупил охранников, чтобы мои протесты не были услышаны. Не могу их винить. У охранников был выбор между гневом богача, если они расскажут, или получить хорошую сумму в карман за молчание. Они сделали мудрый выбор.

- Ты очень снисходительный, - сказала я, ощущая весь гнев, который он не испытывал по отношению к действиям жадных охранников.

- Они не предавали меня. - Сталь окаймила его голос. - Я оставляю свой гнев на тех, кто это сделал. Я не случайно оказался в тюрьме в ночь подмены. Меня заманили туда под ложным предлогом. Видишь ли, мой отец также был отцом Яна, но виконт Мейнард считал Яна достойным спасения, поскольку он был его законным наследником. Я был просто прискорбным результатом его интрижки с его бывшей посудомойкой. Тем не менее, мы были примерно одного возраста и выглядели достаточно похоже, поэтому виконт Мейнард знал, что подмена сойдет ему с рук.

Я закрыла глаза. Такие жестокие классовые различия исчезли в последние столетия, но я хорошо помнила, когда они имели разницу между жизнью и смертью.

- Мне жаль. Это было непростительно с его стороны.

- Я тоже так думал, - сухо сказал он. - Особенно, когда он убедил мою мать согласиться с этим. - При моем резком вдохе он добавил: - Ее первоначальное предательство было, по крайней мере, понятно. Мой отец угрожал выгнать ее и ее нового мужа на улицу. Они были его арендаторами, поэтому он мог их выселить, а была зима. Если холод не убил бы их, наступила бы голодная смерть, а она была беременна.

- Какой монстр, - сказала я с ненавистью. Одной из истинных радостей моей работы, была в вершении правосудия над такими, как виконт Мейнард.

- Да, именно поэтому моя мама хранила молчание. - Он остановился на секунду. Когда он снова заговорил, его тон стал грубее. - То, что я узнал намного позже было то, что после подмены она не смогла этого вынести и рассказала все судьям. Мой отец отверг это как бред сумасшедшей и потратил много денег, чтобы заставить молчать всех, кто мог бы ей поверить. Затем он выселил их, как и обещал. Она умерла от пневмонии до рождения ребенка. Я не знал, конечно. Я был отправлен к тому времени. В течении почти двух десятилетий я ненавидел ее за предательство, а она все это время была мертва, потому что пыталась спасти меня.

Я закрыла глаза. Немногие вещи были так сокрушительны, как вес смерти любимого. Этот вес утяжелялся, когда усугублялся чувством вины. Я разрывала себя на части, размышляя о том, могла ли я что-то сделать, чтобы вытащить Теноха назад из тьмы, которая заставила его покончить с собой. От боли в его тоне и от того, как напряглось его тело, словно принимая невидимые удары, он все еще наказывал себя смертью своей матери и своей ошибочной ненавистью к ней.

- Это была не твоя вина.

Эти слова были много раз сказаны мне Тенохом. Я не верила им, но мне все еще нужно было слышать их. Может быть, Яну тоже сейчас нужно.

Он выпустил смешок.

- Я не бросил ее умирать, но сделал почти все остальное. Я должен был в одиночку кричать о подмене весь путь от тюрьмы до исправительных колоний. Но мой отец сказал мне, что никто не поверит мне и я был запуган его положением, подкупленными охранниками и верой в то, что я, простолюдин, не смогу одержать победу над "лучшими", какими себя видели дворяне тогда. Поэтому я молчал.

- Возможно, ты не смог бы победить, - мягко сказала я. - Суды тогда отдавали предпочтение богатым и могущественным. - Они все еще это делали, слишком часто. - Плюс, твой отец был безжалостным человеком. Он, вероятно, заставил бы тебя замолчать, если бы ты проговорился.

- Что же я получил, играя в безопасность и недонесения властям? - резко ответил он. -Приговор за убийство, адское заключение и мертвую маму, которую я ненавидел прежде, чем узнал, что она была намного храбрее меня.

Так много вещей о нем теперь имело смысл. Я удивлялась, как кто-то, столь лояльный и благородный мог быть таким мятежным, презирающим закон, манипулирующим ублюдком. Теперь я понимала. Ян превратился в совершенную противоположность человеку, которым он был тогда, потому что он обвинял этого человека в своем заключении и смерти его матери. Не потому ли Ян умрет за своих друзей, но постоянно держит их на расстоянии вытянутой руки? Разве он не верил, что тоже заслуживает их любви?

Я не собиралась давить, спрашивая. Когда кто-то показывает вам свои шрамы, вы не тыкаете в них, чтобы узнать, какой из них причинит боли больше всего.

- Скажи мне, что твой отец заплатил за то, что сделал, - сказала я вместо этого. - Скажи мне, что он умер жестоко и мучительно.

Он издал признательный звук на горячность моего тона.

- Два десятилетия спустя, когда я вернулся в Лондон, я допросил его, чтобы выяснить остальное, что произошло. Потом я вырвал его горло.

Хорошо.

- Что на счет твоего брата?

Он вздохнул.

- Мне не нужно было его убивать. О, я хотел, так как он был в восторге от подмены в тюрьме, несмотря на то, что мы были дружны, как наследник и ублюдок. Но то, что Ян нарушил закон и отец отправил его к родственникам во Францию оказалось недостаточно, чтобы обуздать его садистские наклонности. В конце концов, он убил не ту проститутку и был убит ее любовником.

Справедливость восторжествовала, подумала я, но оставила это при себе.

- После того, как ты сбежал из исправительной колонии, ты решил оставить себе имя, которое тебя навязали. Почему?

Он так долго молчал, что я собиралась снять вопрос. Но затем он сказал:

- Полагаю, по той же причине, что и мой друг Чарльз, называющий себя Спейдом- инструментом, который ему назначили. Некоторые вещи вы не хотите забыть, чтобы не потерять урок, полученный с ними. Моим уроком было осознание, кто я. Я думал, что знаю, когда времена легкие, но то, кто ты, когда все плохо, и есть настоящая правда. На самом деле, именно поэтому я наслаждаюсь болью. Ты либо чувствуешь это, либо нет- никакой лжи, сломанного доверия и никакого самообмана. Тогда я думал, что я не убийца, как мой брат. Оказалось, что был. Когда я принял это, я сохранил имя Яна, как напоминание.

- Кого ты убил? - спросила я мягко.

Я почувствовала, как он положил голову на руку. Я хотела обернуться, но осталась смотреть в другую сторону. Может, ему нужна была иллюзия уединения, как и мне раньше.

- Надзирателя тюремной колонии. Он полюбил меня, и он был мерзким подонком, которого не волновало, что я не мог ответить ему взаимностью. После третьего или четвертого изнасилования, - он пожал плечами, будто это число больше не волновало его. - Я решил убить его. Знал, что буду висеть за это, но мне было все равно. Однажды ночью, я выманил его за пределы лагеря, под видом жажды его внимания. Затем я перерезал ему горло и побежал. Думал, что другие охранники поймают меня, но проходили дни и они меня не поймали, и тогда я понял, что сбежал. Тогда я понял, что это не имело значения. Я все равно бы умер. Ты слышала остальную часть истории.

Да. Менчерес нашел его, и родилась безграничная преданность Яна своему родителю.

- Спасибо, что ответил на мой вопрос, - сказа я ровным голосом. - Но я не согласны с причиной, по которой ты сохранил имя брата. Ты не был убийцей, как он. Ты был мстителем за обиды. Если я тогда выбирала тебе имя, то выбрала бы Аекитас.

- Латинское понятие справедливости? - Я почувствовала его смех, затем почувствовала прикосновение его губ к моей спине. - Иногда, маленький Страж, ты действительно восхитительна. Я настолько далек от "справедливости", насколько может быть человек. Я согласился бы на это, если бы был ироничным.

- Как я называю себя латинским словом "истина", когда все во мне ложь? - Заметила я.

Теперь его смех стал ниже.

- Да, и я снимаю перед тобой шляпу. Я думал, что я мятежник, но ты- само определение этого слова.

- На тебе нет шляпы, - пробормотала я.

- Нет, есть, - сказал он, подчеркивая свою точку зрения, подтягивая складку ткани между нами. Я закрыла глаза, когда почувствовала его голое, роскошное тело напротив моего. Всего несколько минут назад я была более, чем довольна, но сейчас голод усилился, как будто мне давно отказывали.

Почему я не знала, что секс с ним вызывает привыкание? У него не было бесконечного потока мужчин и женщин, преследующих его без причин. Но я не могла позволить себе так жаждать его. Это было почти так же опасно, как и наши рискованные обстоятельства. Он не только нашел вход в мои самые глубокие секреты; я боялась, что он также взломает дверь в мое сердце.