— Мистер Коннели? У Вас похмелье? — спросил кто-то.

— Что?

— Вы совершенно потеряны.

Хорошее слово.

— Я в порядке. А теперь, вернёмся к задаче, — огрызнулся мистер Коннели, и никто больше слова не сказал о его виде.

Обычно я ходила на обед с Эвери, так что, когда она не появилась в школе, я оказалась за столом отбросов. Как подходяще. Я была отбросом. Меня отвергли. Николь и Райли явно знали, что что-то случилось, потому что они вели себя со мной учтиво. Выглядело жалко, но мило.

— Хочешь, разделим мой бутерброд? — спросила Николь, пока я пялилась на свой поднос с едой.

— Хмм? — ответила я, поднимая взгляд. Мои глаза наполнились слезами.

— Мой бутерброд? Мне мама принесла, — ответила она.

Бутерброд был из «Сабвэй», и если бы я снова не потеряла аппетит, то, наверное, приняла бы её предложение. Пах он божественно.

Я покачала головой.

— Уверена? — мягко спросила она.

Я кивнула и почувствовала, как упала первая слеза.

— Хочешь моё печенье? — спросила Райли.

— Нет.

Они вели себя, как милые бабулечки, пытаясь унять мою боль едой.

— Ты в порядке? — спросила Николь.

Я покачала головой, слёзы текли по лицу.

— Просто у меня плохой день, — выдавила я, а потом встала из-за стола.

Я решила, что буду жалкой и незрелой, потому что заслужила это. Но лишь раз. Моё сердце болезненно колотилось, когда я открыла дверь в класс. Он поднял взгляд от своей работы, и я заметила, как он слегка тряхнул головой, тихая мольба не закатывать сцен. Но меня этому не заткнуть.

— Ты унизил меня, — произнесла я. — Ты причинил мне боли больше, чем кто-либо другой.

Он ничего не ответил. Я беззастенчиво ревела.

— Ты использовал меня, — продолжила я.

— Не использовал, — возразил он.

— Использовал, — настаивала я. — Ты воспользовался мной, ведь я юна и глупа!

— Нет, Кейденс.

— Не произноси моё имя! Никогда больше не произноси моё имя!

Он молчал.

— Ненавижу, что мне приходится каждый день видеть тебя. Ненавижу, что мне приходится ходить на твой урок. Ненавижу, что ты разбил моё сердце, и я не могу его починить, — я замолчала на мгновение. — Ненавижу тебя. Я, правда, тебя ненавижу.

Он поморщился. А потом вернулся к своей работе. Он был холоден и бессердечен, и я закипала изнутри. Не знаю, чего ожидала, что он скажет или сделает, но не ожидала, что он продолжит проверять работы. Моё тело сдвинулось, несмотря на то, что мой мозг кричал: «Остановись!» Я думала, что ударю его, но нет. Я вытянула руки перед собой и сбросила всё с его стола. Его газировку, файлы, проверенные и непроверенные работы, папки, книги, ноутбук. Всё упало. Всё было свалено беспорядочной кучей, оранжевая жидкость вытекала из банки, окрашивая бумаги. Он не отреагировал, и я была этому рада. Я вышла из класса, дрожа от своих действий и довольная, что мне хватило смелости. Лишь крошечный укол в груди сигнализировал о чувстве вины из-за брошенного на пол ноутбука. Понятия не имею, почему, но идя к своему шкафчику, я думала, сломала ли его, и заставит ли он меня за него заплатить.

***

— Почему? — спросила Фанни, поставив передо мной чашку чая.

— Вы же знаете, что я не люблю чай, — сказала я.

— Он помогает с сердечными хлопотами, дорогуша, — ответила она. — Уж поверь мне.

Я не стала спорить. Бросила один кусочек сахара в чашку и щедро подлила молока.

— Он сказал, мы разные, — произнесла я.

— Ну, конечно же, так и есть! Он мужчина, а ты женщина! Этот парень идиот?

Это заставило меня улыбнуться.

— Он имел в виду жизненные этапы и эмоциональную зрелость.

На мгновение Фанни призадумалась.

— Ладно. Всё не идеально. Разница в возрасте, да и ты всё ещё в старшей школе.

Я кивнула.

— Но устраивало же это его раньше, — продолжила она.

— Да, но до того, как мы испугались, что я беременна, — выпалила я.

Глаза Фанни расширились.

— О, дорогая.

Я почувствовала необходимость объяснить.

— Это было один раз. Один, очень безответственный со стороны каждого из нас, раз, но я не беременна, и потому думала, что всё в порядке.

Фанни молчала.

— Вы считаете неправильным то, что я занялась сексом, да?

— С чего ты так подумала? — спросила она.

— Потому что я христианка, а христиане не должны заниматься сексом до свадьбы.

— А это так?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Меня так учили.

— Хмм.

Я отпила чай и стала ждать объяснений.

— Ты умная девочка, Кейденс.

— К чему Вы ведёте?

— Ты к чему ведёшь? — спросила она.

Я вздохнула.

— Наверное, к лучшему, что он порвал со мной. Я христианка, а он нет. Я занималась сексом, когда мне не стоило бы. Всё делала неправильно. Ужасная из меня христианка.

— Так ли это?

— Вы же знаете, что так! — вскрикнула я. — Может я уже и вовсе не христианка!

Молчание.

— Кейденс? Когда это ты начала позволять людям диктовать тебе условия твоих отношений с Богом?

— Что?

— Ты больше не хочешь никаких отношений с Богом из-за того, что другие люди в твоей жизни заставляют тебя чувствовать, что ты всё делаешь неправильно? Ты хоть понимаешь, как это глупо?

— Ну, они-то эксперты.

— Ха! Эксперты, блин. Я знаю лишь одного эксперта.

— Вы же говорите о Боге, не так ли? — спросила я.

— Да, о нём. И может тебе стоило бы прислушиваться к нему вместо всех этих людей вокруг тебя. Не думала об этом? В том смысле, что он ведь всё же Бог. Не думаешь, что он знает немного больше, чем твои родители, Грэйси или кто бы там ни было, кто заставляет тебя чувствовать себя дерьмово за твой выбор?

Я была разгромлена.

— Это нечто совершенно другое, — продолжила она.

Я смотрела на неё большими глазами.

— Кейденс, ты вообще-то часть этого разговора. Говори.

— Что ж, ммм, он говорил что-то о том, что ему не нравится чувствовать, что он всё время теряет над собой контроль, — произнесла я. — Не совсем понимаю, что он имеет в виду. Мне никогда не казалось, что он не контролирует себя.

— Может, ты заставляешь его чувствовать слишком много, — сказала Фанни.

— Это плохо? — спросила я, мешая чай.

— Для некоторых, да, — объяснила Фанни.

— Тогда зачем же он подкатывал ко мне?

— Может быть, он не понимал, как много станет к тебе испытывать, — ответила Фанни. — Может, он думал, что сможет это контролировать. Или контролировать тебя.

Я напряглась.

— Мне это не нравится, Фанни.

— Эй, я просто высказалась. Он на десять лет старше тебя, Кейденс. Может, он полагал, что это будут такие отношения, в которых ты будешь ему покорна.

— Я не понимаю, — сказала я.

Фанни выдохнула.

— Я его не знаю. Знаю лишь то, что он неплохо разбирается в ремонте дома, и что ты его любишь.

Я неохотно улыбнулась.

— Отпей, — приказала Фанни. И я подчинилась, подняв чашку к губам.

— Ему явно необходимо чувствовать, что контроль у него. Может, именно поэтому он стал ухаживать за кем-то столь юным.

Я ощетинилась. Фанни это заметила.

— Успокойся. У нас у всех есть проблемы, Кейденс. Ты не должна убеждать всех вокруг в том, что он идеален только из-за того, что ты с ним встречалась и всё ещё любишь его. Никто во всём чертовом мире не идеален.

— Разве это не правда, — пробормотала я.

— Что-то с ним случилось, и поэтому он стал помешанным на контроле чудиком. С тобой он начал чувствовать, что теряет контроль, и думаю, что это напомнило ему о каком-то дерьме из его прошлого. Поэтому проще было прекратить, чем разбираться с этим.

— Вы что, психолог? — спросила я.

— Нет, просто я немного пожила на этом свете, — ответила Фанни. — Отпей.

Я автоматически поднесла кружку к губам.

— А ещё я думаю, что он очень сильно любит тебя, и на самом деле не хотел никогда с тобой расставаться.

— И почему Вы так думаете?

— Потому что, дорогая. Зачем кому-то разбивать твоё сердце?

— Вы говорили, что люди всё время причиняют друг другу боль. Что бабочки умирают, и случаются разрывы, — напомнила я ей.

— Нет, Кейденс. Я говорю не о бабочках. Я говорю о тебе. С чего бы кому-то разбивать твоё сердце?

Я и понятия не имела. Не думала, что была идеальной девушкой, но думала, что была хорошей.

Хорошей, потому что любила его.

Я покачала головой и сделала ещё глоток.