Когда Лешко, отчаявшись, прекратил попытки привести его в чувство, за его спиной раздался голос Вергилия.

– Мне было предложено молчать и не вмешиваться, – не очень дружелюбным тоном сказал Вергилий, – и я стараюсь не вмешиваться.

Лешко, обернувшись, беспомощно посмотрел на него.

– Я стараюсь не вмешиваться, – повторил Вергилий, – но если бы я вмешался, то дал бы одну рекомендацию.

– Так давай же! – воскликнул Лешко. – Можешь вмешиваться сколько угодно – теперь можно. Лишь бы вышел толк.

– Средство простое, даже банальное. Его нужно дотащить до озера и там хорошенько облить ему голову. Уверен, толк будет.

– Спасибо, Вергилий! – с чувством сказал Лешко. – Не обижайся, я бываю резковат, но это у меня получается неумышленно. Извини.

– Слабости хороших людей не делают их плохими людьми, – изрек Вергилий. – Не обижаюсь и извиняю. Хотя я всего лишь сопровождающий.

«А может быть и не всего лишь…» – подумал Лешко.

Он взвалил Леонардо на спину и, согнувшись, потащил к озеру; ноги Грега волочились по траве.

– Я бы и рад помочь, да проку от меня мало, – сказал идущий рядом Вергилий.

– Не беспокойся, сам справлюсь, – бодро ответил Лешко. – Я бы его день и ночь таскал, только бы в чувство привести.

Преодолев болотистые окрестности озера, Лешко добрался до берега, покрытого серой коркой засохшего ила, и усадил Грега у самой воды, прислонив спиной к большой растопыренной коряге. Готова Леонардо упала на грудь, он начал заваливаться набок, но Вергилий схватил его за плечи.

– Давай, лей, – сказал он Лешко. – Я подержу.

«Господи, только бы помогло! Только бы помогло! – молил Лешко, опуская в воду сложенные лодочкой ладони. – Только бы Вергилий не ошибся…»

Он лил и лил воду на голову Грегу. Вода стекала по лбу и щекам Леонардо, вода промочила рубашку, но лицо Грега оставалось все таким же блаженно-отрешенным. Вергилий подбадривал Лешко, Вергилий твердил, что уверен в успехе – надо только постараться, – и Лешко продолжал обливать Грега водой, словно упорный садовник, вознамерившийся вырастить-таки дерево в пустыне. Когда он уже почти потерял надежду на то, что сможет вырвать Грега из забытья, в лице Леонардо наконец произошла перемена: застывшая маска начала оживать. Шевельнулись ресницы, раскрылись губы…

– Лео! – Лешко вновь потряс Грега за плечо. – Лео, ты слышишь меня? Лео!

Леонардо поднял руку, провел по мокрому лицу. Поднял вторую, начал тереть глаза. Лешко склонился над ним, нетерпеливо ожидая пробуждения.

– Вот вам и самый свежий пример сбывшегося пророчества, – удовлетворенно констатировал Вергилий. – Хотя должен заметить, что дело здесь, возможно, вовсе не в воде. Очередная условность.

– Не все ли равно? – сказал Лешко, не сводя глаз с Леонардо. – Главное – результат.

– Это верно, – согласился Вергилий. – Если после того, как увидишь молнию, сказать: «Хочу, чтобы прогремел гром», – гром обязательно прогремит. Возможно, без этих слов он действительно не прогремел бы.

Лешко не слушал. Лешко смотрел на Грега.

– Ника… – пробормотал Грег, продолжая неуверенно потирать лицо. – Ника… Я умею летать… Мы… летим… с тобой…

– Лео, – тихо позвал Лешко. – Лео, это я, Стан. Очнись, Лео.

Грег замер, потом медленно отнял ладони от лица. Глаза его были открыты, но Лешко не решился бы утверждать, что Леонардо видит и воспринимает окружающее – взгляд его был совершенно отсутствующим.

– Ника… – повторил Грег. – Где ты, Ника?

Лешко, подняв голову, посмотрел на Вергилия. Тот сделал успокаивающий жест и посоветовал:

– Плесни еще разок. Все будет в порядке, сейчас он придет в себя. В таких случаях, говорят, хорошо бы еще повоздействовать музыкой, но играть здесь не на чем.

Лешко зачерпнул еще воды и вылил на Грега. Грег невидящими глазами посмотрел на него и опять, запинаясь, произнес:

– Ни… ка… Мы… летим…

– А что если он преобразился? – обеспокоенно спросил Лешко.

– Нет-нет, – заверил Вергилий, – это было бы совсем по-другому. В таких случаях, как сейчас, при вмешательстве обязательно наступает пробуждение.

И опять Лешко подумал, что его сопровождает большой специалист.

Высоко-высоко в бесцветной пустоте бледно горела голубая звезда. Нужно было добраться до нее, во что бы то ни стало долететь до нее, дотянуться, коснуться рукой – но крылья слабели, крылья не могли больше нести вверх тяжелое тело. Все усилия были тщетны, полет превратился в падение, и голубая звезда, все больше бледнея, слилась с пустотой. Душа, воплотившаяся из божественного Эфира, потеряв крылья, низверглась через области Страдания, Любви и Смерти в глубину своей земной темницы… Закрылись прекрасные темные глаза, поникли белые крылья, в последний раз мелькнуло вдали белое и золотое, золотое и белое…

Исчезла пустота, померк свет, все вокруг было мокрым и прохладным…

Под лопатку мне упиралось что-то неудобное и твердое. Чья-то рука держала меня за плечо. Передо мной на корточках сидел Стан Лешко и смотрел на меня ошалелыми глазами. Губы его шевелились, но я ничего не слышал. И видел я тоже не очень хорошо – мешала легкая дымка. Я ощупал голову – волосы почему-то были мокрыми, – попытался вспомнить, где я и что со мной произошло, но не смог. Кажется, меня контузило. Мы со Станом были на операции – где? – и меня контузило. Сейчас я приду в себя и все вспомню.

Я подался вперед, освобождаясь от давления того жесткого, что упиралось в спину, и поднял голову, чтобы посмотреть, чья рука лежит на моем плече. И понял, что с головой у меня до сих пор проблемы: странное крылатое зеленоглазое существо ничуть не напоминало ни одного из моих знакомых. Я перевел взгляд на Стана; мне было гораздо привычнее видеть его, а не того крылатого… Стан вновь что-то говорил, но я его не слышал. «Ника, – слабым отзвуком пронеслось в сознании. – Ника…»

– Стан, у меня что-то со слухом, – сказал я и потряс головой.

Стан схватит меня за руку и лицо его расплылось в улыбке. Что-то кольнуло в затылок, я почувствовал какую-то внутреннюю короткую вспышку – и окружающее, дрогнув, приобрело резкость очертаний.