– Что?.. – сиплым голосом спросил я и потер виски.

– Ты переутомился, Крис, – сказала она. – Тебе нельзя так много работать. Ты кричишь и дергаешься во сне, и чуть не сбросил меня на пол.

– Наверное, все-таки сбросил, раз ты на полу, – пробормотал я, потянувшись к бутылке с прохладительным напитком. – Неправильный образ жизни, в этом все дело. А ведь тут, на нижнем ярусе, есть небольшой спортзал. Надо бы заняться. – Я сделал несколько жадных глотков и мне стало легче.

– Ты говорил во сне, что хочешь убежать от меня. Почему? Я не хочу…

Не могу…

Я похолодел. Вновь, как и в прошлый раз… Только тогда я гнал ее прочь от себя. Господи…

Я внутренне собрался и начал говорить, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно мягче:

– Сны, как давно доказано, вовсе не отражают наши скрытые желания.

Это я тебе говорю, как психолог. Да, была когда-то в ходу такая теория Фрейда. Абсолютно неверная, хотя иногда и срабатывающая. Все очень просто объясняется, Хари: мне плохо спалось, мне было душно, хотелось разметаться, но на нашей тесноватой койке… Вот я и хотел убежать, чтобы раскинуться привольно. Только и всего.

Хари неуверенно улыбнулась и погрозила мне пальцем:

– Ох, Крис! – И добавила жалобно: – Не могу без тебя…

У меня по спине побежали мурашки. Я сполз с кровати, подошел к ней и положил руки ей на плечи. Нагнулся и поцеловал в кончик носа. Она схватила меня за уши, несколько раз несильно подергала и отпустила.

– Иди в ванную, психолог. А потом я опять поиграю в библиотеке, хорошо?

– Зачем в библиотеке? – я кивнул на компьютер. – Играть можно и здесь. Ты будешь играть, а я буду ждать звонка доктора Сарториуса. А потом мы пойдем к нему.

– И он опять будет пялиться на меня?

– А разве плохо, когда мужчины пялятся на тебя?

– Мне никто не нужен, – тихо сказала Хари. – Только ты.

Я вновь поцеловал ее – сердце мое ныло, – разогнулся и посмотрел в окно. Поверхность океана была затянута густым красным туманом; он расстилался до самого горизонта и, медленно клубясь, поднимался все выше, залитый мрачными лучами красного солнца.

Красный туман! Такой же красный туман… Я буквально прилип к окну, всматриваясь в картину, которую никогда еще не видел здесь, на Солярисе. Конечно же, сразу вспомнилась история с физиком Фехнером – членом экспедиции Шеннона, – ставшим первой жертвой океана. А «Малый Апокриф» Равинтцера с рапортом пилота Бертона до сих пор лежал на моем столе. Я дословно помнил то, что писал по этому поводу в «Апокрифе» Мессенджер: «По моему мнению, то, что видел Бертон, было частью операции „Человек“, проводившейся этим липким чудовищем.

Истинным источником всех образований, замеченных Бертоном, был Фехнер – его мозг в ходе какого-то непонятного для нас «психического вскрытия»; в порядке эксперимента воспроизводились, реконструировались некоторые (вероятно, наиболее устойчивые) следы его памяти…»

И вот вновь – такой же красный туман…

– Ух ты, как красиво! – сказала за моей спиной Хари.

Да, в этом пейзаже была своя красота, но какая-то зловещая, грозная красота – во всяком случае, так мне показалось. Я все никак не мог оторваться от окна, глядя на поднимающийся туман и вновь и вновь прокручивая в памяти события семидесятилетней давности, произошедшие с участниками первой соляристической экспедиции Шеннона…

И после завтрака я продолжал думать о том же, расхаживая по комнате от стола к шкафам и обратно. Хари, вероятно, решила, что я размышляю над какой-то научной проблемой и не докучала вопросами; впрочем, она вновь с головой ушла в мир компьютерных игр. Станция по-прежнему летела над полем тумана, и поле это казалось бесконечным. Туман больше не поднимался, в нем то тут, то там появлялись и исчезали завихрения, словно под его поверхностью неторопливо вращались лопасти гигантских винтов. Однако тех воронок, о которых говорил Бертон, я нигде не замечал.

Задумавшись, я совершенно машинально прошел мимо шкафов и вместо того, чтобы повернуть назад, шагнул в открытую дверь кабины и медленно побрел по коридору в сторону кухни. Не знаю, как далеко я бы ушел, но меня вернул к действительности голос Хари.

– Крис! Где ты? – испуганно крикнула она из комнаты.

Я остановился, очнувшись, и едва успел повернуться, как она вылетела в коридор и бросилась мне навстречу.

– Я здесь, Хари, – угрюмо сказал я.

Она сделала еще несколько все более медленных шагов и застыла посреди коридора, не сводя с меня какого-то полубессмысленного взгляда. Потом опустила голову и закрыла лицо ладонями. Я подошел к ней, и она глухо произнесла, не отнимая рук от лица:

– Крис… Долго это будет продолжаться?

– Ты о чем? – изобразил я непонимание; неземная тяжесть давила мне на плечи.

– О последствиях болезни… – Она открыла лицо. Глаза ее влажно блестели. – Почему меня перестали лечить, Крис?

– Потому что ты не больна. – Я взял ее за руку и повел к двери кабины.

– Пустяки, Хари. Это пройдет.

– Когда?

– Всему свое время, Хари. – Я ненавидел свою ложь. – Иди, играй.

Она вспыхнула и выдернула свою руку из моей.

– Ты обращаешься со мной, как с ребенком. Я уже не маленькая, Крис!

– Хари, не надо, не заводись. Давай не будем устраивать друг другу сцен.

– Не будем, – коротко вздохнув, покорно ответила она и, войдя в комнату, вновь села за компьютер. Но играть не стала. Просто молча сидела, глядя на экран.

Я не сделал к ней ни шага. Я не хотел разговоров. Я чувствовал, как в душе моей нарастает усталость.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я вновь взглянул в окно.

Завихрения уходили под ровный слой красного тумана, приобретая вид круглых углублений до ста, а то и больше метров в диаметре.

Интересно, наблюдают ли за этим Снаут и Сарториус? Кстати, почему Сарториус до сих пор не звонит? Когда же он собирается, по его выражению, «поставить меня в известность»? Когда же мы будем заниматься делом?

Я взглянул на Хари – она все так же неподвижно сидела перед дисплеем, – подошел к видеофону и позвонил Снауту. Он не отозвался. Немного поколебавшись, я все-таки решил потревожить Сарториуса – однако и его видеофон не отвечал. Это меня слегка задело: согласился на эксперимент, а сам бродит неизвестно где. Возможно, торчит в каком-нибудь холле и пытливым взглядом буравит красный туман…

Ладно, подумал я. Будем ждать. Хотя с его стороны это просто свинство – я должен что-то делать, а не маяться в своей кабине.

Я взял с полки читаный-перечитаный том монографии Хьюга и Эгла «История Соляриса», сел на стул спиной к Хари и начал его перелистывать.

…Терпения у меня хватило минут на сорок, не более. Положив книгу на пол, я встал и повернулся к Хари. Она сидела, подперев голову руками; глаза ее были закрыты, но она тут же открыла их и мрачно взглянула на меня. Настроение у нее явно было не самым радужным; у меня тоже.

Утро уже превратилось в красный день, пелена облаков почти полностью рассеялась, но туман и не думал исчезать. Углубления стали целыми котлованами, их края сужались ко дну, делаясь все более похожими на те воронкообразные отверстия, в которых Бертон искал пропавшего физика Фехнера. Но до поверхности океана они еще не добрались.

Я вновь позвонил Снауту, и вновь безуспешно. Кибернетик либо крепко спал, либо занимался чем-то за пределами своей кабины. Сарториус тоже не отзывался. Меня начала охватывать злость, хотя для злости, в общем-то, не было оснований – ведь Сарториус не назначал какого-либо определенного времени своего звонка.

– Пойдем-ка прогуляемся, – сказал я Хари. – Поищем нашего чрезвычайно занятого доктора Сарториуса.

– Ты мог бы предложить мне это и не таким тоном, – сердито отозвалась она. – Поласковей.

– Я же просил тебя: давай обойдемся без сцен. Пора бы нам уже миновать этот этап.

– Эх ты, психолог, – сказала Хари, вставая. – Знаток человеческих душ…

– Прости. Это все потому, что я плохо спал.