Изменить стиль страницы

Глава 11

Айзек

Звонок раздается, когда я паркуюсь возле офиса Wicked Water.

Мой шлем оснащен Bluetooth, но, зная, что уже на месте, я снимаю его с головы и оставляю на мотоцикле, а сам шагаю к передней части здания с телефоном, прижатым к уху, и пытаясь пригладить рукой своенравные волосы.

— Привет, мам. Я опаздываю на встречу. Давай перезвоню через час.

Ее молчание должно заставить меня задуматься. Но мысли о другом человеке, который, скорее всего, уже должен находиться в здании, не дают мне этого сделать.

— Мам? Ты меня слышишь? Слушай, похоже тут плохая связь. Я позвоню тебе позже.

— Ты нужен нам, Айзек. Ты нужен Джошу.

Из-за тона ее голоса останавливаюсь в нескольких метрах от входной двери.

— Мам? Что происходит? — осторожно спрашиваю я, чувствуя, как из-за нервов сдавливает горло. — В чем дело?

Не хочу задавать вопросы, понимая, что что-то не так — очень и очень не так — но ведь все мы, сталкиваясь с чем-то плохим, желаем хоть на краткий миг притвориться, что ничего не случилось, и все в порядке.

Хотя, на самом деле, все наоборот.

— Мам? Джош пострадал? Айви в порядке? Ребенок уже родился?

Тишина.

— Мам, я тут с ума схожу. Поговори со мной.

Возвращаюсь от здания обратно к мотоциклу. Мой желудок скручивает, прежде чем ухнуть вниз, и, несмотря на окружающие улицы, кишащие жизнью, все, что я слышу и чувствую — тишина.

Душераздирающий всхлип, такой, который исходит из глубины души, эхом отдается по телефонной линии, сопровождаемый сдавленными словами:

Пожалуйста, Айзек.

В трубке слышны приглушенные звуки вперемешку с тяжелым дыханием, а затем кто-то забирает у мамы трубку.

— Айз, это Эмма. Я тут с Джошем и твоими родителями, так что они не одни, но если бы ты смог…

— Где вы, Эмма? Черт, что случилось?

Она делает глубокий вдох, от которого по коже пробегают мурашки. Мои нервы на пределе.

— Мы в городской больнице A&E10. Пожалуйста, если можешь приехать, сделай это как можно быстрее, потому что я не... Просто…

— Я уже еду, Эмма. Буду там через пятнадцать минут или раньше.

 Десять минут спустя я врываюсь в главные двери больницы, нарушив все правила дорожного движения.

Затем стою в очереди в регистратуру, подавляя желание накричать на женщину, которая сидит за стеклянной перегородкой.

Когда через несколько минут, наконец, подхожу к стойке, то даже не знаю, о чем спросить. Никто так и не сказал мне, что случилось. Может, что-то с Джошем или, не дай бог, с малышкой Айви.

— Мне... Мм... Звонила мать, и я ищу…

— Айзек! — голос Эммы прорывается сквозь шум переполненного зала ожидания, и я поворачиваюсь лицом к жене Джейка. Она бросается ко мне, прижимая к себе так крепко, что я едва могу дышать. Когда Эмма отстраняется, ее руки дрожат, а лицо пепельно-серое.

— Что случилось, Эм? Где все?

— Мужчина, если вы закончили, отойдите от стойки.

Нас прерывает резкий голос работника регистратуры, и я отрываю свой взгляд от лица Эммы.

— Извините... я... Мм, сейчас уйду с дороги, — веду Эм от стойки к ближайшей стене, пытаясь найти уединение. Когда вглядываюсь в ее обезумевшее лицо, у меня снова возникает та же мысль: «не говори ничего, я этого не вынесу».

Вместо этого обнимаю и прижимаю девушку к груди со словами:

— Что случилось?

Глубоко вздохнув, Эмма отстраняется и смотрит на меня аквамариновыми глазами, полными непролитых слез.

— Это Лора. Джош вернулся домой и застал ее спящей в постели. Твоя мать ушла от нее всего несколько часов назад, после того, как Лора сказала, что устала и хочет вздремнуть. Вернувшись домой, Джош не смог ее разбудить и вызвал «скорую». Мы все еще ничего не знаем. Джош и твои родители в приемном покое, Лиам с Нейтом тоже едут сюда.

— Но она в порядке, ребенок в порядке?

Слезы, скопившиеся в глазах Эм несколько мгновений назад, теперь текут свободно, и ее лицо морщится.

— Мы не знаем, они отвезли ее в операционную и собираются сделать экстренное кесарево сечение, потому что она перестала дышать еще в машине скорой помощи. Врачи не нашли ни пульса матери, ни сердцебиения ребенка.

Осознаю, что слова вылетают у нее изо рта, но я их просто не понимаю. Совсем ничего.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Эмма громко всхлипывает, и становится ясно, что мне стоит успокоиться, быть мужественным и держать свои эмоции под контролем.

— Отведи меня к ним.

Обнимаю Эм за плечи и позволяю провести себя через толпу людей, сквозь двойные двери и дальше по длинному коридору. Через несколько поворотов мы подходим к комнате с табличкой «Зона ожидания».

Девушка останавливается на пороге, положив руку на дверь, и колеблется.

— Все в будет порядке, Эмма. С ними все будет хорошо.

Убитый горем.

Вы когда-нибудь видели, как любимый человек тихо сходит с ума на ваших глазах?

Когда-нибудь чувствовали острый укол бессилия, потому что не можете ничего сделать, ничего сказать или быть полезным и помочь ему пройти через то, что уничтожило смысл его жизни?

Смотреть, как мой брат разваливается на части, было худшим кошмаром, который невозможно описать.

Мне потребовались все силы, чтобы доказать самому себе, что просто находиться рядом, не исцеляя, не залечивая душевные раны, не делая ничего вообще, было достаточно.

Но это совершенно не так.

К тому же страдал не только Джош.

Моя мать казалась безутешной, и отец ощущал всю тяжесть ее горя. А еще Эмма, которую в данный момент утешал Лиам, мой младший брат. Они всегда были близки друг с другом, как брат с сестрой, пусть и не по крови.

Нам с Нейтом оставалось лишь молча охранять Джоша.

Мы садимся по обе стороны от него, где он привалился к дальней стене. Именно там Джош упал в обморок, когда врачи пришли сообщить новость, которой никто не ожидал. Вот где он рухнул, когда пал весь его мир, похоронив брата заживо под обломками шока, боли и потери. Мы сидим неподвижно на одном месте, не двигаясь, что бы ни происходило вокруг нас. Наши руки лежат на его плечах, в тщетной попытке утешить.

Может, ты и не чувствуешь поддержки сейчас или в обозримом будущем, но ты не одинок.

Все дело в том, что Джош как раз-таки одинок.

Его горе принадлежит только ему.

Потеря брата не сравнится с нашей.

Это катастрофа, из которой не выбраться, и мне хочется кричать во все горло, сетуя на несправедливость жизни и злодеяние смерти.

Кажется, проходит несколько часов, хотя, скорее всего, минут, когда Джош поднимается с пола, отбрасывая наши руки, словно прикосновения обжигают его.

— Я хочу ее видеть. Мне нужно ее увидеть.

Дикий взгляд брата бегает по комнате, не останавливаясь ни на ком больше, чем на секунду.

Когда никто не двигается и не отвечает ему, Джош сжимает руки в кулаки и издает нечеловеческий рев. Как будто какое-то безумное яростное чудовище вселилось в тело моего спокойного брата.

Дело в том, что так оно и есть. Отрицание и гнев овладели обычно тихим Джошом и держат его в своей безжалостной хватке.

— Отведите меня к моей жене! — его требование вырывается из груди и рикошетит по каждому в этой комнате. — Я сказал, отведите меня к моей жене, блядь!

Ярость искажает красивое лицо Джоша. Все мы глядим на него в шоке, неспособные найти слова утешения или как-то помочь.

Грудь вздымается, руки трясутся, брат стоит перед нами в неприкрытой ярости. Вены на его шее и лбу резко выделяются на фоне бледной кожи.

Но гнев исчезает так же быстро, как и возник.

Не в силах сдержать печаль, Джош обмякает. Его голова падает на грудь, а голос исполнен чистого горя, когда брат произносит последнюю мольбу.

— Отведите меня к жене. Я нужен ей, она там одна. Лора ненавидит одиночество.

Чувствую, как бьется мое собственное сердце, пытаясь вырваться из груди. Я могу сделать это. Могу дать Джошу шанс увидеть его единственную любовь, хотя бы ненадолго.

Игнорируя всех остальных в комнате, потому что мне нужно сохранять спокойствие и не позволять боли, которую увижу на их лицах, остановить меня, я медленно подхожу к брату и легонько кладу руку ему на плечо.

Он вздрагивает от моего прикосновения, но не отмахивается.

— Пойдем со мной, Джош. Я отведу тебя к Лоре. Просто держись за меня, ладно?

Он не отвечает и не замечает меня, но позволяет медленно вывести себя из комнаты.

Медсестра, сидящая за столом чуть дальше по коридору, замечает нас прежде, чем мы подходим к ней. Женщина встает, сочувствие заливает черты ее лица, и она кивает в знак согласия, прежде чем я успеваю задать вопрос.

— Мистер Фокс? — обращается медсестра к Джошу, и тот поднимает голову. Его затравленные глаза моргают только один раз. — Позвольте проводить вас к жене.

Брат кивает. Одно жалостливое движение его головы, и мы молча следуем за женщиной в комнату, отделенную от коридора.

Остановившись рядом, медсестра снова обращается к Джошу:

— Мы устроили ее поудобнее и убрали все трубки и оборудование, так что она выглядит так, будто спит, — ее глаза находят мои, прежде чем вернуться к Джошу. — Можете находиться там, сколько потребуется. Когда будете готовы, я приду и покажу вам вашего сына.

Нет. Просто уйдите, я хочу побыть наедине с женой. Уходите оба.

Я открываю рот, чтобы сказать ему, что он должен увидеть своего новорожденного ребенка, но быстрый взгляд на добрую медсестру и легкое покачивание ее головы заставляют меня молча закрыть рот.

— Все в порядке, мистер Фокс. Мы оставим вас на столько, на сколько потребуется.

Она тихонько толкает дверь в тускло освещенную комнату и широко распахивает ее перед Джошем.

Я остаюсь снаружи. Ему это необходимо. Джошу нужно попрощаться без зрителей. Брат должен говорить о своей любви свободно, прикасаясь к коже жены в последний раз.

Это его последняя возможность побыть с женщиной, которую он любил со дня их встречи, когда им обоим было всего по четырнадцать лет.

Любовь должна была сопровождать их в долгой совместной жизни. Наряду с планами создавать что-то новое, строить семью и следовать своей мечте.