- Вы ведь Стас Гот? Я не ошибся?

Лин Хо рассмеялся, глядя на вытянувшееся лицо Стаса, но тут его самого узнали собственные поклонники, которых вокруг было множество. Парни тогда еле ноги унесли, расписываясь, подписываясь и фотографируясь со всеми желающими. После этого Стас уже не снимал темные очки. А один раз Света стала свидетельницей бурного объяснения немолодого лысоватого бодрячка с Ким Чжо. Он подсел к девушкам в кафе и начал эмоционально, чуть ли не рыдая, что-то говорить, обращаясь к невесте Лин Хо. Девушка спокойно, то и дело вежливо кивая, слушала его. После его речь стала настолько бурной, что он, сложив перед собой ладони, затряс ими, явно намереваясь для пущей убедительности упасть перед ней на колени. Света была растеряна и смущена, уверенная, что это до смерти влюбленный в Ким Чжо поклонник. Но когда он ушел, девушка сказала, что это менеджер Лин Хо. Оказывается, ютуб буквально забит любительскими съемками уличных выступлений «братцев-акробатце» и менеджер слезно умолял Ким Чжо если не повлиять на жениха, то хотя бы оградить его от пагубного влияния русского хулигана. Света тут же извинилась за мужа, решив серьезно поговорить с ним вечером. Но Ким Чжо уверила ее, что рейтинг Лин Хо просто взмыл до небес, потому что у него со Стасом идет что-то вроде негласного соперничества: «кто кого перепоет» и ни один не уступает другому.

Но все хорошее когда-нибудь кончается. И вот в последний вечер перед отлетом в Россию, сидя вчетвером в кафе, Лин Хо вдруг сказал:

- Света, Стас сказал, что ты собираешь хорошие истории. Знаешь, - он вынул из нагрудного кармана рубашки сложенный вчетверо лист. – Я наткнулся на эту вот историю и кому ни показываю, никто ничего не понимает, а русские сразу начинают смеяться. Объясните в чем тут дело.

Света и Стас, пробежав текст глазами, дружно рассмеялись.

Сени.

B 1994 году руководство театра Станиславского и Немировича-Данченко решило провести т.н. "валютный фестиваль", одной из фишек которого была а-капелльная программа для оперного хора. Первое отделение состояло из шедевров русской духовной музыки, второе - из академических обработок русских народных песен. Параллельно с конферансье объявление номеров дублировалось двумя переводчиками-синхронистами на английский и французский языки - полный зал иностранцев!

- Русская народная песня, - торжественно объявляет конферансье, - в обработке Синенкова "Ох вы сени, мои сени"!

- Рашн фолк сонг, - бодренько дублирует в микрофон первый синхронист, - элаборэйшн бай Синенкуофф... - далее возникает небольшая пауза, очевидно для осмысления перевода, после чего слегка дрогнувшим голосом, - "О холл, май холл..."

Хор на сцене мелко-мелко затрясло - все пытались сдержать истерический смех. Дирижёр выпучил глаза и странно покачнулся. Французскому синхронисту было сложнее:

- Шансёналлярюс, - многообещающе начал он в микрофон за кулисами, - элаборасьёндю Синенк-офф, - и тут впал в какой-то совершенно неприличный ступор, продолжавшийся секунд двадцать. После чего обречённо заявил: "Вестибюль... Мон вестибюль..."

Хор согнулся пополам от приступа могучего русского хохота - бессмысленного и беспощадного. Иностранная публика была в восторге, ибо подумала, что теперь так и надо. Французский синхронист горько плакал за кулисами, а дирижёру вызывали «скорую»...