Изменение пола 2

- Да я знать не знаю… - прорыдал Лёнечка, напуганный суммой пропавших денег. – На видеокамерах ведь можно ведь увидеть, что я не делал этого.

- Ваши камеры именно в этот день не работали. Как вы это объясните?

- Не… не знаю, - похолодел Лёнечка.

- А я знаю! – заорал вновь взбесившийся Ильюша. - Это ты их спи-дил!!1

- Вам придется проехать с нами, - положил протокол в папку полицейский.

- Но… - Лёнечка беспомощно и с обидой смотрел, то на строгого полицейского, то на своего начальника. - Я же не виноват… Илья Валерьевич, я тут ни причем… меня самого избили.

- Вот и составим протокол и на избиение и на ограбление. Вы, как главный свидетель, дадите показания.

- Пусть возместит все до копейки! – ярился Фотиев.

Один из полицейских помог Лёнечке подняться и, цепко ухватив за локоть, провел к стоящему у крыльца служебному уазику, усадив на заднее сидение.

- Козлина, - процедил вслед уводимому Лёнечке Илья Валерьевич.

Лёнечка удрученно смотрел сквозь стекло на его багровое, лоснящееся от пота лицо. И хотя он не получил того сочувствия, которое вправе был ожидать от своего любовника, все же склонен был оправдывать Ильюшино поведение, чем негодовать на него. Шутка ли, пережить ограбление собственного магазина собственным любовником. Конечно, Ильюше все следователь внушил. Для этого «фэбээровца» Лёнечка являлся готовым подозреваемый, даже к гадалке не ходи. А Ильюша… Лёнечка вздохнул. Кто же легко сможет перенести предательство дорогого человека? Тут у кого хочешь, сдадут нервы. А он, Лёнечка, даже не в состоянии помочь ему. Ильюша конечно успокоится, Лёнечку оправдают, и тогда Ильюша поймет, как обидел его. Лёнечка конечно же простит его и все у них будет хорошо, даже лучше прежнего. Ведь Ильюше придется заглаживать перед ним свою вину. Только Лёнечка не мог взять в толк, зачем же его арестовывать, ведь он все-таки лицо пострадавшее. Все прояснилось в мрачной допросной участка, что находился в старом, еще дореволюционных времен, двухэтажном здании с толстыми кирпичными стенами, высоченными потолочными сводами и крутыми лестничными пролетами. В темной пустой комнате, куда привели Лёнечку, один угол закрывал полукруглый похожий на колонну выступ, похоже раньше здесь была печка. Под самым потолком в толще стены небольшая ниша обозначала зарешеченное оконце. Прямо каземат какой-то. В этом каземате находился стол и два стула. За столом сидел уже знакомый «фэбээровец».

- Меня зовут Троекуров Петр Федорович, - представился следователь «фэбээровец», продолжая заполнять какую-то новую форму, которую достал из папки. – Буду вести дело об ограблении «СиДи и смотри».

Лёнечка с интересом посмотрел на человека носящего аристократическую фамилию и Петр Федорович, словно почувствовав его взгляд, поморщился, не отрываясь от своей писанины. Потом пошли странные вопросы. Лёнечка лишь вжимал голову в плечи, не понимая к чему все эти расспросы. Например, как давно он планировал ограбить Фотиева? Знал ли где, вышеозначенный гражданин, хранит деньги? И что не поделил с дружками, раз они так сильно отделала его? И, кстати, кто эти дружки?

- Как вы можете такое говорить? – возмутился Лёнечка, дрожа подбородком. – Я не грабил Илью Валерьевича! Почему вы меня обвиняете?

- Потому что камера сломана и сломал ее кто-то из вас, работающих в магазине. Коростылева?

- Не… - мотнул головой Лёнечка. – Она не могла.

- Это почему же? – удивился такой уверенности следователь. - Так мы же все время находились на глазах друг у друга, - честно признался он.

- Верно, - согласился Троекуров. – Но вот по показаниям Фотиева, обязанность закрывать магазин включать и выключать сигнализацию, лежит на Коростылевой. Так что если говорить о возможностях, то они у нее были.

- Ну, не знаю, - подумав, сказал Лёнечка, - мы же все время уходили вместе. Да и зачем ей это?

- Вы знаете, почему Корстылева уволилась?

- Платили мало, а она снимает квартиру.

- И это тоже, но главное из-за домогательств Фотиева. Он приставал к ней, так что месть с ее стороны не исключена. Ты же намеренно втерся к нему в доверие, вызнал о деньгах и коде сейфа. Очевидно, Коростылева знала о твоих подельниках и была в сговоре с вами.

- Кто? – не мог поверить в эту нелепость Лёнечка. Слова Троекурова подействовали как удар пыльного мешка по голове, заставив навернуться слезы на глаза. - Наташка? И Ильюша не мог приставать к ней, она его не интересовала.

- И твоих дружков она не знала?

- Они не мои друзья, - упрямо повторил парень. Абсурдность происходящего просто подавляла его. – Я их сегодня первый раз увидел. Думал покупатели.

- И о твоей связи с Фотиевым не знала? – Резко меняя тему, поинтересовался следователь, окидывая подозреваемого цепким неприязненным взглядом.

- Не знала, - упавшим голосом прошептал Лёнечка.

- А почему? Разве вы не подружки?

- Постольку поскольку, - пожав плечами, шмыгнул носом Лёнечка. Ему уже было все равно, его и так словно вываляли в грязи.

- Соперницы? – хмыкнул следователь, разглядывая подследственного с жесткой брезгливой внимательностью, словно препарированную лягушку.

- Типа того, - обреченно признался Ленечка. – Я не хотел, чтобы Наташка знала о нас с Ильей Валерьевичем.

- Почему? – деланно удивился Троекуров. – Чувствовал, что не сможешь отбить Фотиева у нее?

А когда Лёнечка лишь неопределенно пожал плечами, продолжал неприятным голосом:

- Забавно… В делах с любовным треугольником зачинщиком как правило бывают бабы. Но ты ведь равнодушен к бабам, а вот Фотеев нет, потому и расклад очевиден. Ты узнал, что твой любовник приставал к Коростылевой, что видно из записей камер видеонаблюдений недельной давности. И ты решил отомстить обоим. Разве не так?

- Что? Нет! Это не правда! Вы… врете!

Удар по лицу прекратил, начавшуюся было истерику и Лёнечка сник, молча глотая слезы.

- Если не ты взял деньги, то Коростылева. Очень уж она вовремя уехала по делам. Так? – вкрадчиво спросил следователь, явно рассчитывая на положительный ответ. Потому что этот слизняк, чтобы спастись, сейчас взахлеб начнет стучать на всех, кого знает и не знает.

- Не-е… - вяло мотнул головой Лёнечка, всхлипывая, - у нее характер не такой. Поругаться – это да, но мстить по-тихому не ее…

- Ты как следует, подумал, прежде чем ответить мне? – Процедил следователь, вытирая руку влажной салфеткой. – Не перевариваю таких как ты…

- И что! – взвизгнул Лёнечка, доведенный до отчаяния.

- А ничего, - спокойно ответил Троекуров. – Ты безвольное существо и без дружков сам это дело не провернул бы. Признайся, что ты наводчик и не трать больше свое и мое время.

- Я не делала этого, - сник Лёнечка, икая и всхлипывая. – Я не виноват. Я не грабил Илью Валерьевича.

- Вот ведь, мразенышь! – выругался раздосадованный следователь, терпение которого было на исходе. – Ну, раз ты такой несговорчивый придется тебе здесь заночевать. Я имею право задержать тебя на сутки. Шагай, - встал он из-за стола.

И Лёнечка послушно последовал за нами по казенному, выкрашенному зеленой краской коридору с рядами сидений вдоль стен и дверьми с табличками на них. У него не было ни сил ни желания сопротивляться, потому что следователю Троекурову не нужна была правда. Ему нужно было Лёничкино признание, которое подтвердит его собственную версию. «Фэбээровец» решительно и упрямо гнул свое, где уж Лёнечке совладать с ментовским напором. Они спустились по лестнице вниз и снова прошли коридором уже с железными дверьми и с тусклыми лампами дневного света под потолком, пока не остановились перед перегораживающей коридор решеткой. Возле нее сидел пожилой кряжистый полицейский с густыми прокуренными усами и читал газету.

- Хай, вертухай! – с фамильярной развязностью поприветствовал его Троекуров, и когда охранник строго глянул на него поверх очков, кивнув на Лёнечку, сказал: - Определи-ка этого к Мяхеру. Пусть посидит, подумает.

Охранник перевел взгляд на хлюпающего Лёнечку, снял очки, сложил газету и, встав, забрал из ящика стола ключи.

- К Мяхеру, - со значением повторил следователь. – Слышал?

- Слышать-то слышал, - степенно проговорил охранника, поворачивая ключ в замке решетки. – Только кто потом будет отвечать за последствия? Пошли, - скомандовал он задержанному, взяв его за локоть.

- Не-не надо меня к Мяхеру, - забеспокоился вконец запуганный Лёнечка, понимая, что уже не выдержит этого испытания. - Господин следователь, не надо меня к Мяхеру, - запричитал он. – Что хотите, скажу… только не надо туда… - рванулся он к Троекурову, удерживаемый охранником, похожий на зареванного упирающегося ребенка, не желавшего идти в садик.

Лёнечка уже видел, как подвергается насилию со стороны ужасного Мяхера, которого опасается даже охранник, что подталкивал его к концу коридора, где темнела дверь страшной камеры. - Это потому что я гей, да?! – В отчаянии взвизгнул Лёнечка, оглянувшись. Но Троекурова возле решетки уже не было, а Лёнечке не хотелось в камеру. - Успокойся, - подтолкнул его в спину жесткий кулак старого охранника, когда он открыл перед ним ее дверь. И ему ничего не оставалось, как переступить этот роковой порог. Он пропал, понял про себя Лёнечка, когда за ним с лязгом захлопнулась стальная дверь, а в замке со зловещим скрежетом повернулся ключ. Вжав голову в плечи, узник робко огляделся. Камера как камера, с двухярусными нарами по обеим сторонам. Между ними проход, а под темным сводом потолка угадывался глубокая ниша окна в толще стены. Его опасения были напрасны, камера оказалась пуста. То есть он в ней был совершенно один. С облегчением выдохнув, Лёнечка спрятал ладони подмышки, чтобы хоть немного согреться, сел на нижние нары и бессознательно раскачиваясь взад-вперед, внимательно огляделся. Должно быть, в паническом страхе он не так понял угрозы следователя Троекурова, приняв здешнюю достопримечательность за реального уголовника-отморозка.