Глава 27

мигель в раю

Понедельник, 23 декабря.

Ла-Гуанча.

Город Понсе, Пуэрто-Рико.

Мигель сделал несколько снимков на пляже: он лежит на покрывале рядом с сестрой. Парень был в плавках, а Алондра, искавшая на свой зад приключений, в самом микроскопическом купальнике, едва прикрывавшим эту самую задницу. Оба потягивали выпивку из пластиковых стаканчиков. У Мигеля — пиво, а у сестры — тоскливо растаявшая «Пина-Колада». Он говорил Алондре, что та выбрала типичный напиток туриста, а сестра отвечала ему, что пьет то, что ей нравится, и он может идти нафиг. Алондра намазала себя кокосовым маслом и устроилась зарабатывать меланому.

Мигель: Доброе утро, papi.

Олдридж: Сейчас девять утра. Разве ты не должен все еще спать?

Мигель: Здесь десять. Мы хотели занять лучшее место на пляже. Смотри [изображение]

Олдридж: Какая приятная у тебя компания. У нее очень красивый и почти незаметный купальник.

Мигель: Ага, моя сестра еще та сучка.

Мигель: Или ты меня к ней ревнуешь, papi?

Олдридж: Нет, конечно. Погода у вас хорошая. Здесь потеплело настолько, что успел подтаять снег, а ночью все замерзло. И теперь вокруг сплошной лед.

Мигель: Останься дома.

Олдридж: Я так и планировал.

Мигель: Посиди возле камина.

Олдридж: Если получится.

Мигель: Он включен?

Олдридж: Теперь да.

Мигель: Хорошо. Чувствуешь тепло на своей коже? Представь, что это солнце.

Олдридж: Я сгораю на солнце.

Мигель: Представь, что ты еще и солнцезащитным кремом намазался. Под твоим задом не ковер, а песок. Ты даже слышишь крики чаек и торговцев. В одной руке у тебя холодное пиво.

Олдридж: Терпеть не могу пиво.

Мигель: Серьезно? О, ну ладно, любой твой любимый напиток. Может тогда виски с кокосовой водой?

Олдридж: Даже на слух ужасно звучит.

Мигель: На самом деле, вкусно. Может тогда что-то с ромом?

Олдридж: Можно.

Мигель: Круто! Теперь мои руки опускаются на твою спину, хочу убедиться, что ты намазался везде. Скольжу руками дальше. Накрываю твою грудь и соски. Спускаюсь к животу. А потом под резинку плавок.

Олдридж: Я не ношу плавки.

Мигель: В моей фантазии носишь. Обхватываю твои яички, а потом ласкаю член. Ты возбуждаешься, papi?

Олдридж: Да.

Мигель: Трогаешь себя?

Олдридж: Да.

Мигель: Это моя рука. Я хочу, чтоб ты чувствовал мои прикосновения. Скажи, когда будешь кончать.

Олдридж: Блять.

Мигель: Кончил?

Олдридж: Да. Всю руку залил. И телефон.

Мигель: Стоило того. Посмотри, что ты со мной сделал [изображение]. Посмотри, как сильно я возбужден.

Олдридж: Господи. Мне нужно в душ.

Мигель: Хорошо. Пойду, поплаваю.

***

Вторник, 24 декабря.

Ванная комната в Holiday Inn.

Город Понсе, Пуэрто-Рико.

Мигель: Может по FaceTime поговорим?

Олдридж: Нет.

Мигель: Ну, пожалуйста?

Олдридж: Нет.

Мигель: Почему?

Мигель, конечно, догадывался почему. Олдридж ненавидел, когда его снимали на камеру. И хуже того, ненавидел видеть себя в камере. Но Мигелю бы понравилось. Даже если бы док узнал, что он прячется в ванной общего с братом номера, закрыв за собой дверь, пока сам брат — Мигель очень надеялся — крепко спал.

Олдридж: Потому что я лучше проведу лекцию в аудитории полной голодных пираний, чем стану разговаривать по FaceTime.

«Он озвучил причину!» — подумал Мигель.

Мигель: Могу я хотя бы позвонить? Без видео. Только поговорить. Подольше.

Последовала многозначительная пауза.

Олдридж: Хорошо. Я не против.

«Да!»

Мигель нажал на кнопку вызова и стал слушать гудки. Олдридж ответил на восьмом.

— Алло? — произнес Олдридж с вопросительной интонацией. У Мигеля от его голоса дрожь по спине прокатилась.

— Привет, papi. Я скучаю.

— Прошло всего четыре дня, — ответил резко и нетерпеливо Олдридж. Мигель немного поежился.

— Прости. Если ты устал, не буду тебя отвлекать. Поговорим позже.

Долгая пауза, и Олдридж произнес:

— Нет. Все нормально. Я просто...

«Капризничаешь? Хамишь? Что?»

Мигель не стал дожидаться, как Олдридж закончит предложение.

— Мы сегодня навещали abuelos . А еще я встретился с кучей двоюродных братьев и сестер, и со всеми tías и tíos. Дядями и тетями, — поправился он. — С большей половиной здесь живущих родственников. Мы не обмениваемся подарками, потому что сбор вещей итак удовольствия не приносит, а еще и перевес и вся сопутствующая фигня. Но купили здесь подарки для детей. А tía Беатрис для всех нас связала шарфы, чтобы мы не мерзли в Чикаго.

— Здорово, — обходительно-вежливо ответил Олдридж.

— Что ты сегодня делал? — спросил Мигель. — Снег еще шел?

— Я практически ничем не занимался. И я уже говорил, что не отмечаю праздники, а ходить по торговому центру в канун Рождества — безумие. Я сварил суп. На улице холодно, но без осадков. Серое небо и кучи нерастаявшего грязного снега.

— Все нормально? — Мигелю тут же захотелось прикусить язык из-за своего вопроса. Он говорил, как собственная abuela.

— Я в порядке.

Мигель подыскивал правильные слова, но его определил вновь заговоривший Олдридж.

— Я помню единственное Рождество с родителями. До их смерти.

Мигель ободряюще промычал. Олдридж добровольно делился информацией о себе, и Мигель не собирался его чем-нибудь спугнуть.

— У нас была елка. Не помню, была ли она искусственной или настоящей, но отлично помню, какой большой она была. Или я был просто очень маленьким. Она была украшена цветными огоньками и игрушками. А под ней — очень много подарков. Я думал, что все они от Санты. В камине горел огонь. Мы жарили зефир.

— Это классно, — проговорил Мигель. — Очень классное воспоминание.

Олдридж глубоко вдохнул.

— Это было последнее наше Рождество. Я мало что запомнил о следующем, проведенным с тетей Гейл. Я большую часть года не помню. На следующее Рождество была елка. И подарки. Одежда, игрушки, которые я просил, и книги. Мне, наверное, тогда было лет пять, и я хотел только одного — читать. От Санты не было ни одного подарка. Гейл мне все объяснила. В тот день мне разрешили посмотреть столько мультиков, сколько я хочу. Не так здорово, как в то Рождество с родителями, но все же.

— Рapi, я бы очень хотел, чтобы ты сейчас оказался рядом, и я смог бы обнимать тебя до потери пульса.

— Почему? — Олдридж спросил это искренне озадачено.

«Потому что хочу все исправить, даже понимая, что не смогу. Даже если бы все это не было так ужасно. Я все равно бы хотел, ради тебя все исправить».

— Просто... Я скучаю.

— Ты уже говорил, — последовала неловкая пауза. — Прости, Мигель. У меня настроение не очень, и я ненавижу это время года, и...

— И? — подсказал Мигель.

— Думаю... я тоже по тебе скучаю. Я не вижу тебя.

— Но ты можешь со мной разговаривать.

Олдридж вздохнул.

— Это не то.

— Дай мне секунду, papi, — Мигель оттянул резинку трусов и вытащил член. Он несколько раз провел по нему ладонью, сделал снимок, обхватив кулаком ствол и большим пальцем размазывая смазку по головке. Мигель отправил снимок Олдриджу.

— Боже, — выдохнул док.

— Я скучаю по твоему члену, Профессор. И твоему рту. И рукам.

«И по глазам, одним лишь взглядом которых ты легко можешь пригвоздить меня к месту»

— Как бы мне хотелось, чтобы ты был здесь.

— Ты бы скакал на моем члене? — спросил Олдридж. Он был расслаблен. Секс для него знакомая тема. Безопасная. Эмоции доставляли Олдриджу беспокойство. Уязвимость для него, похоже, просто невыносима. Но секс? Секс — определенно та тема, в которой Олдриджу было спокойно. По крайней мере, с Мигелем. — Я хочу посмотреть, как ты сначала смазываешь свою дырочку, а потом скачешь на мне сверху. Я хочу видеть, как ты кончаешь на моем члене.

— Да, мать твою, — восхищенно выдохнул Мигель, радуясь смене темы и поднявшемуся настроению Олдриджа. — Все мои ежедневные приседания, наконец, окупятся. Я буду сильно сжимать тебя внутри, отчего ты, papi, убийственно кончишь, — парень приласкал свой член.

— Я хочу кончить в тебя, — прохрипел Олдридж, как будто задыхаясь. — Я хочу, чтобы моя сперма стекала из твоей дырочки по ногам. Я хочу всю ее слизать. Боже, да, блять. Я хочу снова и снова в тебя кончать. Я хочу... боже мой. Блять. Мигель...

— Да?

— Я очень близко. А ты? Хочу, чтобы ты тоже кончил. Кончи для меня. Мой... Мигель. Ты...

— Да! — прошипел Мигель. Он был уже на самом краю, готов сорваться и разлететься на части.

— Блять! Боже мой, да, охренеть, — Олдридж громко застонал, подтолкнув тем самым Мигеля к оргазму.

— Господи! — Мигель изо всех сил старался заглушить свои стоны рукой, разбрызгивая сперму по всему животу и ладони. Снова взяв себя в руки, Мигель поднес телефон к уху.

— Блять. Я хочу вживую, — после оргазма Олдридж казался грустным и потерянным.

— Еще одиннадцать дней, — проговорил Мигель. Так же депрессивно, как и док. Парень попытался приободриться. — Мы все наверстаем, papi.

Олдридж фыркнул.

— Мне удалось прожить два года без секса. Думаю, полторы недели как-нибудь переживу.

— Говори за себя. Я еще молод и гормоны зашкаливают.

— Держите себя в руках, мистер Кордеро-Руис. Я жду от вас только приличного поведения.

Мигель ухмыльнулся.

— Да, Профессор. Даже не надеюсь, что вы чисто случайно, скажете мне мою итоговую оценку.

— Тебе придется дождаться, как и всем остальным студентам, когда в университете выставят оценки в ведомости.

— Но я считал себя твоим любимчиком, — Мигель добавил в голос побольше хныкающих интонаций.

— Паршивец. У тебя «четыре с минусом». Поздравляю.

Мигель победно затанцевал.

— Да блять!

— Целиком и полностью твоя заслуга. Я тобой горжусь, — Олдридж зевнул. — Кстати, сколько времени? — пауза. — Больше двенадцати, значит у тебя уже час ночи. Постарайся немного поспать.

— С Рождеством, — произнес Мигель.

— Чего? А точно. С Рождеством, Мигель.

Они попрощались, и Мигель привел себя в порядок. Он погасил свет и забрался в свою постель.

— С кем ты дрочил в ванной? — поинтересовался брат. — И к слову, это отвратительно. В следующий раз душ хотя бы включили или еще что, чтобы я тебя не слышал.