— Я не хочу, чтобы из-за меня ты жертвовал своим образованием.
— Не стану, обещаю, — сказал Мигель. — Это к лучшему. Вот увидишь.
Олдридж глубоко вздохнул и порывисто выдохнул. Помолчав несколько секунд, он сказал:
— Хорошо.
Мигель взял левую руку мужчины и сжал.
— Классно. Bueno.
— Bueno, — повторил Олдридж. — Теперь ты мне расскажешь, в какое секретное место везешь?
— К моим родителям, — ответил Мигель, приготовившись к реакции Олдриджа.
— Нет.
— Да.
— Нет. Разворачивайтесь. Едем обратно.
Мигель повернулся к Олдриджу, пытаясь понять, насколько тот серьезен.
— Серьезно? — спросил он.
Олдридж вздохнул.
— Нет, Мигель. Я слишком напряжен, и они, скорее всего, меня возненавидят, но я с удовольствием познакомлюсь с твоими родителями. Так, что да.
— Отлично. И кстати, обещаю, они тебя не возненавидят.
Такси остановилось у дома.
— Приехали, — сказал водитель.
— Кроме того. Уже поздно разворачиваться, — сказал Мигель.
— Ладно. — К удивлению и радости Мигеля, Олдридж взял его за руку и крепко стиснул ладонь. — Надеюсь, ты сдержишь свое обещание.
***
Среда, 22 января.
Родной дом Мигеля.
Хайвуд, штат Иллинойс.
Еще до прибытия такси Мигель написал матери, что они собираются к ним. И добавил, что Олдриджу не нравятся прикосновения незнакомцев.
Мигель: Так что не обнимай его.
Mamá: С чего ты взял, что я собиралась его обнимать?
Мигель: Я тебя знаю. Пожалуйста, не надо. Ему нужно немного привыкнуть к новым людям.
Mamá: Ты уверен, что он тот, кто тебе нужен?
Мигель: Да.
Mamá: Хорошо. Но лучше ему не отказываться от моей еды.
Мигель: Он съест все. Обещаю.
Оставаясь верной своему слову, мать Мигеля не полезла к Олдриджу с объятьями. И к чести Олдриджа, тот сумел без особой паники пожать руки отцу и матери.
Поскольку сегодня был понедельник, большей части семьи не было дома. Только Алондра, Джулия, побитый и расклеившийся Жозе, родители и abuela. Все устроились за большим обеденным столом, и даже близнецам не пришлось есть на кухне, как маленьким niñitos54, на что те постоянно жаловались.
Они ели pollo guisado55 и рис — куриное мясо идеально подходило для холодного зимнего вечера. Олдридж, как и предполагал Мигель, больше молчал, но оставался неизменно вежливым, и съел каждую порцию, поставленную перед ним, к большому одобрению mamá и аbuela. С рapá Олдридж обсудил ремонт дома и несколько проектов, которыми тот все еще хотел заняться. Док улыбался и тихо смеялся над шутками, рассказанными за столом и, казалось, совсем не возражал, когда переходили на испанский, хотя родители Мигеля старались придерживаться английского.
В общем, все прошло так, как Мигель и ожидал. Возможно, даже лучше.
После ужина Мигелю и его сестрам пришлось убирать со стола и мыть посуду. Только Жозе разрешили не помогать и пойти прилечь в гостиную. Олдридж поднялся было, чтобы помочь, но его усадил на место рapá. Он достал бутылку coquito и налил каждому по маленькому стаканчику на десерт.
— О, — обрадовался Олдридж. — Я уже его пробовал. Мигель приносил бутылку на Рождество. Очень вкусно.
Papá усмехнулся:
— Но такой ты еще не пробовал.
— Он на pitorro56? — потребовал ответа Мигель. — Поосторожнее с ним, papi. Pitorro очень убойный. Как самогон, но приготовленный на сахарном тростнике. И для меня немного оставьте!
Papá громко засмеялся.
— Мой посуду быстрее, hijo, а то все закончится.
На кухне Мигель обнаружил себя в центре внимания.
— Мать твою, Мигелито. Ты не предупреждал, что он такой охрененный красавчик, — сказала Алондра. — У меня с роду таких горячих преподавателей не было. Чаще всего толстые старики и женщины похожие на Хиллари Клинтон.
— Разве я тебе не говорила, Лонни, что он ничего такой? — спросила Джулия, ловко вытирая посуду.
— По-моему он милый, — вставила их мать. — Для белого мальчика.
— Mamá. Пожалуйста. Он же не глухой.
Она вскинула руки.
— Ладно-ладно. Он очень милый парень.
— А ты что скажешь, аbuela? Тапком бить будешь?
Она ухмыльнулась, красуясь несколькими впавшими зубами, которые и не собиралась вставлять, и покачала головой. Она сказала на испанском:
— Нет, ты уже слишком взрослый. И думаю, он очень приятный. Можно и мне такого же?
На секунду в кухне воцарилась тишина, но потом mamá шлепнула собственную мать кухонным полотенцем, и все остальные расхохотались.
«Это, — подумал Мигель, — самое лучшее знакомство с семьей, на которое он мог надеяться».