— Слегка стукни ее пятками, и она начнет двигаться, когда ты будешь готова, — говорит Алекс. — Используй поводья, чтобы направлять ее. А когда захочешь остановиться, просто натяни поводья.

Я утвердительно киваю. Теперь, когда я уже в седле, то чувствую себя более уверенно. Алекс был прав. Никогда не забудешь, как это делается. Я жду, когда он взберется на Милан; его конь гораздо изящнее и совершеннее моего. Потом он обменивается парой фраз с Борисом, поворачивается ко мне, интересуясь, готова ли я. Как только я киваю, он мягко касается ногами боков Милана. Я делаю то же самое, и Никита начинает идти. Я слегка покачиваюсь в седле, но вскоре привыкаю к ее ритму, двигаясь вместе с ней. Начинаю расслабляться, наслаждаясь свободой, которую ощущаю, сидя верхом на Никите. Алекс был прав насчет Никиты. Она очень спокойная и нежная. Как будто она чувствует, что я нервничала из-за поездки, она двигается медленно и устойчиво. Я похлопываю ее по шее, чтобы она знала, как я это ценю.

— Ты хорошо справляешься, — бросает Алекс через плечо.

Я радостно улыбаюсь ему.

Мы выходим из дворика с конюшнями, и как только оказываемся в открытом поле, Алекс немного замедляет шаг Милана, наши лошади идут рядом. Я подставляю лицо солнцу, которое согревает кожу. Это самое лучшее чувство в мире. «Макао» как в другой жизни.

Мы едем уже около получаса, когда Алекс указывает налево.

— Озеро находится в той стороне.

Я киваю и натягиваю поводья налево. Она тут же поворачивает, и я снова похлопываю ее по шеи. Теперь я чувствую себя более уверенной, поэтому снова пришпориваю ее ногами, переводя в медленный галоп, не отставая от Алекса.

Вскоре я замечаю, что прямо перед нами открывается озеро. Солнце сияет на его поверхности, делая его похожим на море сверкающих сапфиров. Здесь так тихо и спокойно. Мы подъезжаем к краю озера, и я останавливаю Никиту. Слезаем, Алекс берет у меня поводья. Он ведет лошадей к озеру и дает им напиться. Когда они заканчивают пить, он отводит их в тень и привязывает к дереву. Возвращается ко мне, я сижу на траве и смотрю на поверхность озера, наблюдая, как одинокий лебедь вытаскивает водоросли. На солнце лебедь настолько светится изяществом и безупречной красотой. Алекс опускается рядом со мной и ложится на траву.

— Здесь так спокойно, — говорю я приглушенным голосом.

— Ммм. Это прекрасное место для размышлений, — отвечает он.

Я смотрю на него сверху вниз. Его глаза закрыты. Желание протянуть руку и дотронуться до его лица настолько сильное, что мне приходится себя останавливать.

— Расслабься, — бормочет он.

Я ложусь рядом с ним и смотрю на небо. На чистое небо, только видно одно пушистое, перистое белое облако, которое лениво стоит над нашими головами. Я чувствую себя немного по-другому. Более цельной. Больше похожей на себя саму. Будто сейчас это и есть я настоящая. Не могу сказать точно, то ли сельская местность заставляет меня так чувствовать, или Алекс, но что бы это ни было, мне нравится.

— Никогда не думала, что мне будет так комфортно здесь, — говорю я через несколько минут. — Я всегда считала себя городской девушкой до мозга костей. Но есть что-то чертовски хорошее, наблюдать за проплывающим мимо облаком, который не связан со смогом. И отсутствием грязи. Потрясающе.

— Город имеет определенную привлекательность, но в нем слишком много людей.

— Ты ведь не очень-то любишь людей, правда?

— Не совсем.

Я поворачиваю голову и смотрю на него.

— Почему же? Это из-за того, когда ты был в братве?

Его губы кривятся, он поворачивается ко мне. Настоящее потрясение — смотреть ему в глаза так близко, когда между нами только травинки.

— Что ты хочешь знать, Синди? — Его голос тихий, притягательный. Я не могу отвести от него глаз.

— Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? — Шепотом спрашиваю я.

— Мертвецы иногда появляются в моих кошмарах, — тихо признается он.

Чувствую, как у меня от его ответа сводит живот. Я так мало знаю о нем. Как мог человек, живший в таком раю, отказаться от всего этого, решив стать криминалом?

— А оно того стоило, Алекс? Твой азарт?

Он отворачивается от меня и смотрит на голубое небо так долго, что мне кажется, что он не ответит. Наконец, он снова поворачивает ко мне голову и пристально смотрит мне в глаза.

— Нет. Оно того не стоило. Если бы мне пришлось сделать все снова, я бы сделал все совершенно по-другому. Меня соблазняла идея власти и насилия, потому что я был в ярости на весь мир, что он забрал у меня родителей. Это была ужасная ошибка, но прошлое нельзя изменить и сожаления бесполезны.

Мы пристально смотрим друг другу в глаза. Воздух меняется между нами, становится более вязким. Я чувствую запах травы, но я также чувствую запах его одеколона. У меня от этого голова идет кругом. Весь остальной мир куда-то исчезает. Озеро, одинокий лебедь, голубое небо над головой, упругая трава внизу... только я и Алекс. Моя рука поднимается сама по себе и нежно касается его щеки. Его кожа на ощупь похожа на чистый шелк. Я вижу, как он с трудом сглатывает.

— Что ты делаешь, Синди? — хрипло спрашивает он.

— Я не знаю, — шепчу я.

— Ты уверена? Каждую женщину, с которой я встречался, я разочаровал.

— Мне все равно, я хочу тебя. — Голос у меня звучит по-другому, низко и гортанно, прерывается от странной потребности.

Он поднимает голову, наклоняется ко мне, а потом вдруг резко отстраняется. Садится.

— Нам пора, — бормочет он, вскакивая на ноги.

Он идет за лошадьми, ведет их еще раз напоить, а потом ведет ко мне. Я уже на ногах, когда он подходит, молча забираюсь на Никиту. Я даже смотреть не могу в его сторону. Чувствую себя так, словно меня ударили холодной рыбой по голове. Он садится на Милан, и мы возвращаемся в конюшню.

— Вчера вечером бабушка спросила, не придешь ли ты к ней на ланч сегодня.

— Я бы с удовольствием пообедала с ней, — машинально отвечаю я.

Он ничего не говорит, едем молча, пока я не в состоянии выносить тишину между нами, выпаливаю:

— Я тебя чем-то оскорбила?

— Нет, конечно, нет, — хмурится он. — Почему ты так думаешь?

— Ты просто так отреагировал.

Он останавливает лошадь, я следую его примеру. Алекс смотрит на меня жестким и враждебным взглядом. Глаза незнакомца.

— Я привез тебя сюда не для того, чтобы трахаться. Ты здесь, чтобы выполнить свою работу. Не позволяй тому, что произошло сейчас, изменить ситуацию. Бабушка обладает потрясающей интуицией. Она тут же заметит даже малейшие изменения в тебе.

— Не волнуйся, я не буду с ней вести себя по-другому, — натянуто говорю я.

— Хорошо. Не забывай, что нет ничего важнее той роли, на которую я тебя нанял. Это понятно?

— Совершенно четко, — натянуто отвечаю я.

20. СИНДИ

— О нет, я больше не могу съесть ни кусочка, — протестую я, потирая живот и улыбаясь бабушке, которая пытается соблазнить меня еще одним пирожком.

— Ну, же давай. Только один кусочек. Обещаю, что ты не пожалеешь об этом.

— Честно, бабушка, я уже съела гораздо больше, чем обычно ем за обедом, и мне кажется, что я сейчас просто лопну. Тем более что я не успела проголодаться после завтрака.

— Ладно, — со смехом соглашается бабушка. — Я ничего не могу с собой поделать. Я привыкла всех кормить. Можешь спросить Алекса. Второй, третий кусочек. Каждый раз за столом я уговаривала его съесть еще. Мне остается только удивляться, как его вес не перевалил за тридцать стоунов. (Стоун — мера веса, равна 14 фунтам = 6,35 кг. — прим. пер.)

Я смеюсь вместе с ней, хотя не могу представить себе Алекса толстым увальнем, кроме как подтянутым и мускулистым.

— Старая поговорка верна, дорогая. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Но у тебя уже есть сердце Алекса, я это вижу, так что тебе не нужно прибегать к такой тактике.

Я чувствую странный укол сожаления от мысли, что сердца Алекса у меня как раз и нет. И не будет ни сейчас, ни когда-либо в дальнейшем. У нас с ним чисто профессиональные отношения. Ничего больше.

— Алекс очень хороший, — продолжает она. — Он всегда был таким. Но, чтобы полюбить его, нужен кто-то особенный.

Я приподнимаю бровь, гадая, не собирается ли она раскрыть какую-нибудь семейную тайну.

Она громко смеется.

— Видела бы ты свое лицо сейчас. Не надо так волноваться, дорогая. Он не убийца с топором в шкафу или что-то в этом роде. Я просто хочу сказать, что нужен кто-то особенный, с кем он действительно общался бы и кому доверял, чтобы можно было разрушить его стены. Для того, чтобы ты добралась до человека под суровой внешностью, ты должна быть особенной.

Видела ли я когда-нибудь этого человека под суровой внешностью? Думаю, да. Когда мы были на озере, я увидела в нем кое-что, но он тут же закрылся, я даже не успела моргнуть.

— Тогда вы тоже особенная, — говорю я с улыбкой. — Потому что он много рассказывает о вас, совершенно очевидно, что он сильно вас любит.

— Ах, он такой милый мальчик. — Бабушка улыбается, явно довольная тем, что Алекс много рассказывал о ней. — У него золотое сердце, несмотря на то, что он изо всех сил старается его спрятать. Хватит обо мне. Расскажи мне о себе, Синди. Где ты выросла?

Кажется, бабушка по-настоящему заинтересована моим рассказом о себе, она задает много проницательных вопросов, я наслаждаюсь разговором с ней, особенно теперь, когда мы перешли на более безопасную тему, чем Алекс и я. И я начинаю рассказывать бабушке историю своей жизни.

Когда я заканчиваю, то интересуюсь ее жизнью, меня мгновенно увлекает ее рассказ о том, как она росла здесь, в России, какой была ее жизнь, когда она была ребенком, а потом подростком. Она сыпет забавными, захватывающими историями, и я ловлю себя на мысли, что мне действительно очень нравится эта женщина, понимая, почему Алекс так сильно ее любит.

Мы оба теряем счет времени, и бабушка удивляется также, как и я, когда появляется Валерия, интересуясь готова ли она переодеться к ужину.