Она сообщила мне, что у нее была старая дворняга по кличке Хохотун, которую она назвала так из-за своеобразного лая. Когда Бернис упомянула ее, то внезапно помолодела на десять лет, и ее грубый голос стал нежным. Она рассказала, что однажды вечером четырнадцатилетний Мейнард вернулся поздно и сел на диван. Она вошла в комнату, чтобы попытаться поговорить с ним, но он был возбужден и говорил бессвязно, поэтому она вернулась в свою комнату. В этот момент Хохотун запрыгнул на диван и лизнул лицо Мейнарда. Тот схватил собаку за шею, выволок ее в сад, вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил псу в голову.

На следующее утро, когда Мейнард протрезвел, она предоставила ему выбор: уйти или сесть в тюрьму. У него и раньше были неприятности с законом, и он был на испытательном сроке. Оба знали, что если она вызовет полицию, его немедленно отправят в тюрьму для несовершеннолетних. Мейнард решил уйти. Она сказала, что была рада такому развитию событий, потому что боялась, что, если его посадят, то она может потерять часть своих социальных пособий. Он упаковал некоторые вещи в старую спортивную сумку, и в три часа дня сел в машину с друзьями. С тех пор она его не видела. Бернис сказала, что ненавидела его, потому что он убил ее собаку.

Примерно через шесть часов после ареста Мейнарда и его возвращения в тюрьму в мой офис позвонил судья Гласс.

— Я хочу как можно скорее назначить новую дату первого судебного разбирательства по делу Мейнарда, — начал он, — и вы могли бы защищать его по новым обвинениям. Ему будет предъявлено обвинение в побеге, четырех умышленных убийствах, заговоре с целью преднамеренного убийства. Вы ведь не будете возражать?

— Не возражал бы я?

Вероятно, это был самый глупый вопрос, который я когда-либо слыша. Процесс над Энджел давил на меня, я постоянно находился в поисках Тестера-младшего, моя мать умирала, сестра сидела в тюрьме, и я чувствовал себя частично виновным в смерти Дэвида и Даррена. И в довершение всего, я знал, что если б стал защищать интересы Мейнарда после убийства двух любимых помощников шерифа, то нажил бы себе новых врагов в округе Джонсон, и мне, вероятно, пришлось бы продолжать заниматься юридической практикой, по крайней мере, еще два года. Я бы не возражал?

— Судья, я же говорил, что больше не хочу больше назначения на дела. Я ухожу с этой работы.

— У всех нас имеются проблемы, мистер Диллард, — сказал он. — На данный момент моя самая большая проблема — разобраться с этим дерьмом. Вы уже назначены на первые два убийства, еще несколько не повредит вам. Заключите сделку для всех убийств сразу и покончите с этим.

— Судья, вы меня не слушаете.

— Процессуальное право гласит, что я могу назначить вас на любое дело. Если вы откажетесь, я могу обвинить вас в неуважении. Теперь необходимо разобраться как профессионал, либо я предъявлю обвинение в неуважении и отправлю в тюрьму, либо вы беретесь за дело.

— Где его держат? — спросил я сквозь стиснутые зубы.

— Насколько я знаю, его отвезли в Северо-восточную тюрьму в блок строгого режима. Он должен быть обвинен как можно быстрее, если вы не сможете заставить его подписать отказ от своих прав. Как думаете, у вас все получится?

— Понятия не имею. Я должен его спросить.

— К пятнице с ним надо поговорить.

— Я отправлюсь к нему после похорон, — пообещал я.

Крепкий молодой охранник вернулся с двумя своими, такими же крепкими и молодыми коллегами, как и он, и Мейнардом, который шел между ними и самодовольно улыбался. У него на лице и руках были синяки — полагаю, это была работа полицейских. Охранники посадили его на стул напротив меня. В полу не было крючков, чтобы зацепить цепь, поэтому они пропустили ее несколько раз через его кандалы и обернули вокруг ножек стула. Поэтому, если бы он решил броситься на меня, ему пришлось бы тащить за собой стул.

— Вы хотите, чтобы мы остались в комнате? — спросил один из охранников.

— Нет, спасибо. Я уже много раз общался с мистером Бушем.

— Если у вас возникнут какие-либо проблемы, просто крикните. Мы будем прямо дверью,— сказал он.

Я посмотрел на Мейнарда. На его полосатом комбинезоне как спереди, так и сзади, было написано — «Строгий режим». Его взгляд блуждал, на лице застыла отвратительная ухмылка.

— Ты был очень занятым в эти дни, — сказал я.

— Спасибо за помощь, — ответил он.

— Сукин сын. Ты использовал меня.

— В обоих случаях ты прав. Моя мать была сукой, и да, я играл с тобой. Не волнуйся об этом. Я играл со всеми. Как ты думаешь, почему я так сильно хотел сменить место процесса? Я знал, что эти парни из Маунтин-Сити не смогут обеспечить хорошую охрану.

— Почему, Мейнард? — спросил я. — Зачем нужно было сбегать и совершать что-то настолько глупое?

— В течение двадцати лет я хотел расплатиться с этой никчемной старой ведьмой. Я должен был сделать это, когда еще был ребенком. Единственное, о чем я сожалею, что у меня не было больше времени на нее. Я хотел видеть ее страдание.

— Это единственная причина побега? Убийство своей матери?

Он улыбнулся.

— А Тейт? Почему?

Он пожал плечами.

— Она напала на помощников шерифа, дала мне пистолет, а затем вывезла меня оттуда, как я ей и сказал. То есть она была так же виновна в их смерти, как и я. Не думаю, что ей понравилось бы в тюрьме, поэтому я сделал ей одолжение. Кроме того, она была больше мне не нужна.

— Теперь тебе будет предъявлено обвинение еще в четырех убийствах, — сказал я. — Двух помощников шерифа, Бонни Тейт и твоей матери.

— Я знаю, сколько убил. Я умею считать.

— Судья хочет сначала судить тебя за подростков, потом за полицейских, потом за Бонни, а потом за мать. Однако имеется небольшая проблема. Закон гласит, что они должны предъявить обвинение как можно скорее. Обычно они делают это в течение семидесяти двух часов после, но в ситуации с охраной тебя у них есть некоторая свобода действий. Здесь у меня имеется письменный отказ, который необходимо подписать. У них есть тридцать дней, чтобы предъявить новые обвинения, но они, вероятно, сделают это в течение следующей недели или двух. Так что отказ можно подписать, а можно и не подписывать. В конце концов, ты все равно попадешь в камеру смертников.

Я достал документ из портфеля и встал, чтобы подойти к нему. Он был связан цепями, как курица, но я бы солгал, если бы сказал, что не опасаюсь его. Я положил свой портфель ему на колени и сунул ручку в правую руку. Он нацарапал свою подпись на пустом месте и сказал:

— Они не могут убить меня более одного раза.

— Ты закончил, Мейнард? Ты убил свою мать. Этого достаточно? Или ты собираешься убить еще кого-то до того момента, как они воткнут иглу тебе в вену?

— Тебе больше не придется беспокоиться обо мне.

— Почему? Ты планируешь самоубийство?

— Нет, я слишком люблю себя. Но они доберутся до меня здесь, Диллард. Попомни мои слова.

— Кто?

— Я убил двух полицейских в этом округе. Ты же не думаешь, что они оставят меня в живых?

— Ты находишься в блоке строгого режима, если забыл. Никто не может добраться до тебя здесь.

— Охранники могут. Я не проведу здесь и неделю. Но это не важно. Я прожил свою жизнь и, наконец, отомстил.

Я подошел к двери и открыл ее. Трое крепких молодых охранников вошли и забрали Мейнарда, и я снова начал забег между различными постами контрольно-пропускных пунктов, чтобы выбраться отсюда. Когда я, наконец, оставил позади отсек строго режима, я подумал о том, что сказал Мейнард. Вероятность того, что у Дэвида и Даррена имеются друзья и родственники, работающие в тюрьме, была высока. На мгновение я подумал, что должен что-то сделать, например, отправить запрос на перевод Мейнарда из округа Джонсон, чтобы избежать его смерти. Затем я подумал о причинах, которые мне следует указать в запросе: возможно, тюремные охранники захотят убить его. Я представил, как сообщаю об этом судье Глассу. Он отправил бы меня прямо в тюрьму.

Я решил, что пусть Мейнард будет сам по себе.

10 июля

9:45

Агент Ландерс посмотрел на свой звонящий мобильный телефон, а затем перевел взгляд на голую блондинку, лежащую рядом с ним. Его голова снова пульсировала. Женщина была и вполовину не так молода, как показалось ему прошлой ночью. Вероятно, в баре было плохое освещение. Или виски.

У него был отпуск до конца недели. Он с Буллом Дикинсоном запланировали на пару дней отправиться в жаркую Атланту. Они намеревались посмотреть матч «Атланта Брэйвз», пойти в «Золотой пони», снять там пару малышек и провести с ними парочку дней.

Имя районного прокурора высветилось на экране телефона. Чудесно. Он рванул простыню на себя и отвернулся, чтобы не смотреть на женщину во время разговора по телефону.

— Ландерс.

— Фил, это Фрэнки Мартин. У нас серьезная проблема. Наш единственный свидетель по делу Энджел Кристиан мертва.

Дикон Бейкер поручил дело Энджел Кристиан Мартину, который только закончил четырехлетнее обучение в юридической школе и никогда не занимался делами об убийстве. Мартин этого не знал, но Дикон хотел сделать из него козла отпущения. Если все пойдет не так, то Мартину придется упаковать свой багаж и отправиться восвояси.

— Джули Хейс? — спросил Ландерс. — Как?

— Вчера днем ее обнаружили дома. Она не вышла на работу, поэтому Эрлин Барлоу отправила к ней одного из своих молодчиков. Ее обнаружили мертвой на кухонном полу. Судмедэксперт округа Вашингтон, работавший на месте преступления, сказал, что похоже на отравление, поэтому я попросил патологоанатома поторопиться с результатами вскрытия. Он сказал, что она была накачена кокаином и стрихнином.

Ландерс слышал о смешивании кокаина и стрихнина на семинаре, организованном Агентством по борьбе с наркотиками. Это был относительно простой процесс, вызывавший мучительную смерть.

— Есть идеи, кто мог это сделать? — спросил Ландерс.