Конечно, у Дороти были поклонники. Свидания, вечеринки —ч все, как положено. Но при этом она ни разу еще не встретила человека, который стал бы настолько ей близок, что она не раздумывая отдала бы ему всю себя. Никто из тех, кто приглашал ее на свидания и добивался ее внимания, не привлекал девушку настолько, чтобы она безоглядно в него влюбилась или решилась лечь с ним в постель.

Она забрала у Дункана баллончик. При этом ее поразил его взгляд: пристальный, испытующий, но в то же время холодный и отстраненный. Ей показалось, что между ними вдруг поднялась невидимая стена. Глухая стена, отделяющая два мира, которые существуют в разных плоскостях и никогда не соприкоснутся.

Впрочем, чему удивляться? Дункан и раньше всегда держал ее на расстоянии. Правда, тогда — десять лет назад — Дороти отчаянно убеждала себя, что в его отношении к ней все-таки есть какая-то теплота, какой-то интерес… Теперь-то она понимала, что выдавала желаемое за действительное. Но тогда ей действительно казалось, что она ему нравится.

И тем сильнее была горечь разочарования. Тем больнее обида.

Она не винила Дункана в том, что он так жестоко разбил ее сумасшедшие мечты и убил ее глупое чувство к нему, замешанное на безоглядном, слепом восхищении и обожании. Но Дороти на всю жизнь усвоила этот урок и давно решила для себя, что больше уже никому — никому — не позволит так сильно задеть свои чувства. Где-то она прочитала, что оскорбление чувства — это опасность. Фраза ей очень понравилась. Зная, в чем состоит опасность, ты можешь ее избегнуть. И Дороти давно поклялась себе, что больше она не допустит того, чтобы кто-то оскорбил ее чувства. Конечно, ни в чем нельзя зарекаться. Но даже если она когда-нибудь полюбит мужчину, она все равно не откроет ему всю глубину своих чувств. Потому что она уже знает, как это больно — когда над тобой смеется человек, который был для тебя всем.

Тогда, в пятнадцать лет, она была просто наивной дурочкой, теперь — взрослая женщина. И давно уже переросла подростковую восторженность. Она даст Дункану понять, что давно уже не та девочка, которая млела от каждого его взгляда. —

Та девчонка не упустила бы ни одной возможности быть рядом с Дунканом. Сама упорно искала с ним встреч. С восхищением ловила каждое его слово… Она его просто боготворила, мысленно умоляла обратить на нее внимание, проявить к ней интерес, полюбить ее.

Но той девчушки больше нет. Она умерла в ту минуту, когда невольно подслушала разговор Дункана с дедом и поняла, что он знает о ее чувствах к нему — знает и говорит о них с таким презрительным небрежением. Тогда она твердо решила для себя доказать ему, что он все неправильно понял. И в общем-то ничего для нее не значит. Вот почему она начала избегать встреч с ним — избегать с таким же упрямым упорством, с каким раньше искала эти встречи.

Десять лет у нее это получалось. И надо же было такому случиться, чтобы сейчас они все-таки встретились! Пусть даже случайно,

Дункан нагнулся и поднял коробку с печеньем. Дороти едва ли не вырвала коробку у него из рук. Получилось», конечно, грубо. Но ей очень хотелось поскорее собрать покупки и уехать отсюда. Она себя чувствовала полной идиоткой. И еще никак не могла понять, почему какой-то жалкий баллончик с пеной для бритья — который она купила для Джефри, прихворнувшего мужа Тресси — вызвал у Дункана такое явное неодобрение.

— Дункан, пойдем уже.

Роскошная блондинка обращалась к Дункану, но смотрела она на Дороти. Причем ее взгляд выражал уже неприкрытое раздражение. Женщина взяла Дункана под руку. У нее были длинные, ухоженные ногти безупречной формы, покрытые ядовито-алым лаком.

— Ты знаешь, что он кое-что оставил тебе по завещанию?

Дороти уже все собрала и направилась было к своей машине, но его резкий, едва ли не едкий тон заставил ее обернуться.

— Да, я знаю, — спокойно отозвалась она, не поднимая глаз.

Кларенс Хэксли, адвокат Джорджа, уже связался с ней и сообщил, что тот оставил ей по завещанию коллекцию дрезденских фарфоровых статуэток.

В первый раз она увидела эти «куколки», когда ей было лет шесть. Она влюбилась в них с первого взгляда. Она могла разглядывать их часами. А в прошлом году, как раз на Рождество, дедушка Джордж сказал ей, что написал завещание и что после его смерти дрезденская коллекция перейдет ей, Дороти. Теперь, вспоминая об этом, она с трудом сдерживала слезы.

Он и раньше ей говорил, что когда-нибудь все его статуэтки будут принадлежать ей. Но Дороти никогда не принимала его слова всерьез. Она знала, что это очень дорогая коллекция. Но и дедушка Джордж знал, что Дороти полюбила эти фарфоровые фигурки еще тогда, когда она и понятия не имела об их ценности, выраженной в деньгах.

Это был очень ценный подарок. Ценный, в том смысле, что это был дар любви — подарок от чистого сердца. Но Дункан, похоже, думал иначе. Судя по его резкому тону, он едва ли не подозревал Дороти в том, что она сама упросила Джорджа оставить ей по завещанию такую ценную — дорогостоящую коллекцию.

Она вызывающе вскинула голову, но больше ничего не сказала.

— Я почему об этом заговорил. Ты так до сих пор и не забрала статуэтки. Может, зайдешь как-нибудь — заберешь?

Дороти молчала. Не могла же она сказать Дункану, что не пришла забрать статуэтки только потому, что не хотела встречаться с ним?!

Часы на ратушной башне пробили десять. Дункан нахмурился.

— Мне сейчас надо идти… Но нам обязательно нужно…

— Дункан, мы пойдем или нет?

Дороти резко отвернулась и направилась к своей машине. Она вдруг ощутила, что ее бьет озноб. Руки дрожали. Ноги стали как будто ватными. Она убеждала себя, что все это — из-за дурацкой тележки, которая перевернулась в лужу. Но ведь себя не обманешь… Ее теперешнее истерическое состояние было вызвано вполне определенной причиной.

Хотя, с другой стороны, это было смешно и нелепо. Так разволноваться из-за случайной встречи с Дунканом Эшби-Кроссом! Было бы из-за чего волноваться. Она давно уже переросла свою юношескую влюбленность. Дункан Эшби-Кросс ее не волнует с пятнадцати лет.

Вот так вот.

Или не так?

2

Разумеется, Дороти не могла заявиться в офис в таком виде. Пришлось заезжать домой — приводить себя в порядок, сушить волосы, переодеваться.

Хорошо еще, что первая встреча с клиентом была назначена на три часа дня. Вообще-то сегодня у Дороти был выходной, но она сама предложила Тресси заменить ее в офисе, чтобы у подруги была возможность побыть с мужем.

Когда пять лет назад Дороти с Тресси — две молоденьких девушки, безо всякого опыта в какой бы то ни было области — основали агентство по подбору секретарей-референтов для временной работы в офисах частных компаний малого бизнеса, они и представить себе не могли, что их предприятие со временем станет таким успешным. Городок у них тихий и маленький, компании здесь только местные, их штаты давно уже укомплектованы. Но три года назад неподалеку от города построили новое скоростное шоссе, несколько загородных супермаркетов и огромный современный бизнес-центр. И вот тогда маленькое агентство по подбору кадров для малых компаний превратилось в довольно солидную фирму. На сегодняшний день в его «банке кадров» наряду с двадцатью высокопрофессиональными секретарями-референтами были и специалисты в других областях.

Работа в агентстве отнимала у Дороти с Тресси почти все время.

Конечно, Дороти старалась не замыкаться на одной работе. У нее были друзья, большинство из которых осталось еще со школы, так что круг общения у нее был довольно широким. Два раза в неделю она ходила в тренажерный зал и бассейн. Она любила читать и по мере возможности ходить на концерты, вот только времени на это с каждым годом оставалось все меньше и меньше. Фирма разрослась и требовала все больше внимания и времени.

Тресси — у которой был муж и двое детей — часто жаловалась на то, что она совсем не видит семью и что дома на нее уже обижаются. Впрочем, она была вполне довольна своей жизнью, а вот Дороти она искренне жалела. «Я-то ладно, — сказала она однажды со свойственной ей прямотой. — У меня хоть семья есть. А у тебя даже друга нет постоянного. Если ты и дальше будешь так зарываться в работу, то рискуешь вообще никого себе не найти. Так и останешься на всю жизнь одна».