Забросив портфель на заднее сиденье, Эдди оставляет меня одного за размышлением почему же я не поехал с ним. Мне бы не помешало выпить...

– Я отключаюсь, Миа. Поговорим утром.

Прошла увесистая секунда, и:

– Передай от меня привет Мелани, доктор Уэст.

К счастью, звонок прерывается прежде, чем Миа успевает услышать первобытный рык, прорывающийся на свободу. Это как проталкивать раскалённую кочергу в глотку. Не покидающая меня жгучая боль лишь усиливается, стоит кому-то упомянуть её имя.

Глава 2

Подарок

Доктор Йен Уэст

Сейчас бы хорошую дозу обезболивающего.

Достав из внутреннего кармана пиджака флягу, откручиваю металлическую крышку. Делаю два больших глотка. Вечерний воздух пронизан запахом костра и опавших листьев; в городе осень, дымоходы выпускают в воздух серые клубы дыма, прочищаясь после месяцев простоя.

Этот запах – первый намек на зиму – обычно меня успокаивал. Заглушал никогда не покидавшую меня тревогу. Я работаю в атмосфере постоянного стресса, с каждым новым делом уровень требований возрастает. Но когда мы прогуливались по тротуару, вдыхали первые запахи осени, Мелани говорила: «Даже львам нужно время на отдых».

Теперь же, когда я чувствую в свежем воздухе запах дыма, меня наполняет ужас в память о телефонном звонке три года назад. Похоже на бомбу с часовым механизмом. Вот только взрыв все никак не наступит. Есть только трепет, только страх. Ожидание того, что случится что-то плохое.

Приговорив флягу, ругаюсь себе под нос. Слишком мало. Идти еще пять кварталов, я близко, небольшая остановка все равно меня не задержит. На мою удачу, бар находится всего в квартале от меня.

Сделав крюк, захожу в бар. Там уже людно, народ по дороге домой заглянул выпить. Молодые руководители и, конечно, юристы, ведь мы с вами находимся в районе суда. Да и зачем идти далеко, когда все рядом.

Оперевшись локтями на стойку, заказываю стопку бурбона.

– Лучше сразу две, – дополняюсь заказ бармену.

А что? Будем реалистами. Мои клиенты лгут и зарабатывают на этом деньги. Я не такой.

– Можете налить еще одну? Запишите это на его счет.

При звуке ее голоса, закрываю глаза.

– Портер Ловелл, нигде от тебя не спрячешься.

Чувствую тепло ее тела с левой стороны от себя. Появляется желание придвинуться ближе и столкнуть ее с табурета. Но это будет грубо даже для меня.

Звук ее глубокого дыхания раздражает, впрочем, как и всегда в последнее время.

– Если не хочешь встретить никого из коллег, Уэст, не ходи в бары. Особенно в этот.

– Да что ты говоришь?! Это какая-то игра на прохождение фейс-контроля в бары? Или отсылка к "Исчезнувшей"? Все вы, адвокаты защиты, любите эту книгу. Сумасшедшей Эми все равно сошло с рук убийство. Она, наверное, твой кумир.

От ухмылки, на ее щеке появляется ямочка. Я отворачиваюсь, отказываясь признавать то, какая эта ямочка на самом деле милая. Очень трудно изображать негодование, когда твой собеседник так непростительно красив. Этот мир надо мной издевается.

Портер убирает локон своих темных волос за ухо.

– А кто твой кумир, Уэст?

Бармен ставит передо мной ряд стопок. Опрокидываю в себя первую и резко выдыхаю. Алкоголь жжет.

– Предпочитаю обходиться без кумиров, Портер. Сложно не разочаровываться в людях, когда они тебя подводят.

– А люди всегда тебя подводят, да?

– М-м, – покачиваю пальцем в отрицании, – оставь чтение людей профессионалам. Кстати, говоря о работе...

– Я не буду обсуждать с тобой дело, – она отпивает половину стопки.

Улыбаюсь, большей частью себе. Когда-то Портер была прокурором. И, между прочим, чертовски хорошим! Ох уж эта юность с ее тягой к справедливости. Как же мы верим в то, что способны изменить мир, что отличаем правильное от неправильного и во все это дерьмо.

А потом наступает реальность. Обычно это случается, когда на первый план выходит важность денег. По крайней мере, я думаю, с Портер было именно так. Она привыкла ездить на "Хонде". Теперь она приезжает в суд на "Бентли GT". За последние несколько лет она сколотила себе приличное имя.

Как бы то ни было, Мел и Портер начинали карьеру в одной и той же фирме. Вошли в систему, как два адвоката обвинения. Между прочим, я сам вляпался в юриспруденцию только из-за Мелани. Я точно не был юным идеалистом. Просто мне не хотелось профукать мою с таким трудом заработанную степень по психологии. А глядя на экономические тенденции тех времен, именно это со мной стремительно и происходило. Мое будущее выглядело мрачным, выбор работы колебался между консультированием (пристрелите меня, ненавижу, блять, семейные пары нытиков) и обслуживанием столиков в кафе.

Серьезно, я неплохо зашибал в общепите (бесплатная еда и напитки для тех, кому не приходилось в колледже работать в фастфуде).

Затем Мелани пригласила меня на интервью с одним из ее клиентов. Она хотела, чтобы я прочитал его, выяснил, не лжет ли он.

Но несмотря на то, что Мелани выступала на стороне обвинения, она бралась не за каждое дело. Ей нужно было верить в добродетель клиента, в правильность его стремления подать в суд, в истинность показаний.

Мел было важно находиться на стороне правды. Она была ангелом в море демонов. Она брала дело только, если верила в него. Это становилось не просто ее делом, это становилось ее добрым деянием. Она боролась до последнего, не жалея себя.

Я не могу оторвать взгляда от янтарной жидкости в крошечном стакане.

Когда Мелани умерла, она забрала с собой все лучшее, что было у нас. В том числе Портер.

– Она бы поняла… – продолжает Портер. – Это моя работа, Уэст. Я поклялась представлять клиента ревностно и в полной мере моих возможностей. Мне не обязательно его любить...

– Я ошибся, Портер. Ты действительно хорошо читаешь людей, – Я вытаскиваю пару купюр из бумажника и бросаю их на стойку, туда, где оставил вторую стопку своего бурбона. Смотрю ей прямо в золотистые глаза: – наслаждайся выпивкой, – говорю я, хотя на самом деле мне хотелось сказать о том, как разочарована в Портер была бы Мелани, узнай она, что та представляет Шейвера.

Мел была ангелом непредвзятости. Не я. Судить людей – это то, что у меня получается лучше всего.

– Уэст, постой...

Что-то в ее голосе заставляет меня внутренне вздрогнуть. Тоска. Вот, что это такое. Внезапно меня прошибает импульс успокоить Портер. Усмирить ее боль. Проклятье. Бурбон жжет желудок, боль в груди мешает дышать. Мне нужно убраться отсюда. Далеко. Сейчас же.

– Я опаздываю, Ловелл. Увидимся завтра.

– Ненавижу, когда ты называешь меня по фамилии.

Я почти успел дойти до двери, почти выбрался на свободу, но меня догоняет ее слишком близкий голос:

– Знаешь ли, она тоже была моей подругой. Я скучаю по Мелани... особенно сегодня…

Распахиваю дверь толчком и с благодарностью вдыхаю прилив воздуха, охлаждающего мою кожу, и шум улиц, заглушающий ее голос. Я не поддамся Портер. Ни в угоду прошлого, ни сегодня.

Я тяжело ступал по тротуару, быстро удаляясь от Портер, ее воспоминаний и сочувствующего тона. Это яд, это ничего не изменит, только еще больше меня разозлит. А я очень стараюсь контролировать гнев.

Обогнув угол, я заметил указатель кладбища. Я прихожу сюда только раз в год. Один. В первую годовщину смерти Мелани, Эдди, Миа, Портер и, казалось, все остальные жители округа Колумбия предприняли попытку оказаться здесь. Типа групповая поддержка, показуха. На мой взгляд, это было нарушением личных границ, поэтому я быстро от них избавился.

Я не показушничал.

Позже, когда они по очереди подходили ко мне с соболезнованиями, я говорил, что забыл дату. Конечно, они видели мою ложь насквозь, но так уж было заведено – я предпочитал пассивно-агрессивно отгородиться от всех, без слов признавшись в том, что хочу посветить этот день только себе.

Я работаю. У меня такой же день, как и у остальных, но в семь часов вечера первого октября, в час, когда прозвенел звонок телефона, в час, когда Мелани отняли у этого безумного мира – этот час принадлежит мне.

Я ни с кем не делю свою скорбь.

Вообще-то я коплю свою скорбь.

Каждый год я скатываю её в тугой шар и засовываю в самый темный угол. Думаю, он находится где-то под моим левым подреберьем. За последние несколько лет я собрал хорошую коллекцию разлагающихся шаров скорби. Вот откуда, наверное, взялись лишние килограммы.

Ворота кладбища открыты, и я вхожу, словно желанный гость.

Могила Мелани находится на ее семейном участке. Часть семьи ее матери жила в городе с начала века (прошлого века, не этого. Сами предположите, сколько мне лет). Мы планировали купить – за очень дорого – собственный участок, чтобы наши кости лежали бок о бок, чтобы наша любовь длилась и в загробной жизни. Но потом случилось немыслимое.

Случается всегда немыслимое. Ну, серьезно, кто в здравом уме может подумать, что его невесту собьет машина на пути домой в двухэтажный лофт? Всего в паре кварталов от дома. От встречи с ней меня отделяла одна минута... а потом, Мелани не стало. Водитель скрылся с места преступления.

Подонка, который убил любовь всей моей жизни, так и не нашли.

По словам врача скорой, это произошло мгновенно. К тому времени, когда Мелани привезли в больницу, она уже была мертва. Он сказал это так, словно это должно было меня успокоить.

Мгновенная смерть.

Я ему врезал.

После этого меня очень быстро вывели из больницы. Я никогда не видел ее в этом холодном, затхлом месте, и, может быть, в каком-то смысле, это к лучшему. В копилке моей памяти нет воспоминания о безжизненном теле Мелани.

Ее мать предпочла похороны в закрытом гробу. Она тоже не могла видеть Мел в этом состоянии – её нет. Ушла. Просто ушла. Похороны – это лишь церемония, дань этикету, потому что так принято.

Я вхожу на территорию кладбища, засунув руки в карманы. Пальцами касаюсь кулончика, подарка на годовщину, который я приношу Мел каждый год. Отмечать годовщину смерти звучит пугающе, но я психолог, поэтому сразу вам скажу – так я справляюсь с потерей. Наша свадьба должна была состояться на несколько недель позже. Мелани обожала Хэллоуин, мы хотели пожениться в канун Дня Всех Святых. Вот такая она у меня извращенка. Улыбаюсь этой мысли.