ОТЕЦ, ОТЕЦ…

В городе есть две главные улицы. Одна из них идет параллельно железнодорожной линии, а вторая, намного длиннее, упирается в первую точно перед входом на станцию. Там, на перекрестке, самое шумное место — одни спешат на поезд, другие прибывают. Выбрав удобную позицию, на одном из углов в ожидании стоит Мартин. Он пришел раньше назначенного времени. Знакомые издалека улыбаются, а ему кажется, они спрашивают его: «Что, опоздала девушка?»

В сущности, он ничего не знает о ней. Они познакомились в поезде, и все. Только одна встреча, а ночью она приснилась ему — большие глаза, роскошные длинные волосы, властный взгляд. Она вдруг вошла в его жизнь шумно и неожиданно, как бегущая весенняя вода с Балканских гор.

На станцию прибыл скорый поезд. Люди как лавина хлынули на перрон. Новые пассажиры спешили сесть на поезд, искали свои места. На перроне остались только провожающие. У вечернего поезда их всегда меньше. Среди них Мартин увидел дядю Георгия. Нет, он не был простым провожающим. По старой привычке, стоя перед своей «канцелярией», на которой издалека была видна надпись «Штаб гражданской обороны», он уже несколько лет из года в год встречал и провожал поезда.

Мартин вспомнил вчерашний разговор с дядей Георгием.

— По нашему мнению, Мартин, твое место в партии.

— Да, но я не знаю, дорос ли до этого…

— Ты прав. До партии каждый доходит своим путем. Для одних он становится длинным, они проходят его медленно и трудно. Твой отец его прошел на одном дыхании…

Поезд медленно тронулся, и перрон опустел. Мысли вернули Мартина к вчерашней поездке. В купе они оказались втроем — Петр, коллега Мартина, он сам и незнакомка. Ее приход коллега встретил враждебно. Взглядом он сказал Мартину: «Ненавижу таких женщин… Не закрывай окно, давай ее подразним».

— Грубияны! Женщина их просит, а они притворяются глухими! — возмущалась она.

Мартин встал и энергично закрыл окно.

— Хочешь показать, что ты не грубиян? — поддел Мартина его коллега…

Мартин все чаще посматривал на часы. Неужели Петр устроил какую-то шутку, когда сказал, что она назначила ему встречу здесь. Еще немного, и он уйдет.

— Добрый вечер! Я хотела быть точной, но… — Она остановилась перед ним, ласково улыбнулась.

Он смутился, оцепенел, не зная, что сказать.

Был приятный вечер.

— Твои подруги, наверное, вечером будут смотреть на меня со злостью. — Она заговорила с ним на «ты».

— В городе у меня нет подруг, — пришел он в себя.

— Ну-ну, мы не маленькие, чтобы обманывать друг друга. Сыном героя многие интересуются.

— Какое отношение имеет к этому мой отец? — спросил с недоумением Мартин.

— Я хочу сказать, что тебя все знают и тебе в жизни открыта зеленая улица.

— Каждый сам стрелочник своего будущего!

— Это не так. В будущее проходят через мост, и довольно узкий. Одни могут его пройти, другим этого не дано.

— Нет! — возразил Мартин. — Одни проходят по этому мосту, потому что трудятся, а другие желают быть перенесенными на руках.

— Когда ты говоришь, тебя интересно слушать! Скажи мне, ты влюблялся когда-нибудь? Но только честно! — настаивала она.

— Да! Когда был студентом. Но она оказалась замужем, с двумя детьми.

И оба засмеялись. Парк давно окутал их своим мраком.

— От реки тянет холодом… — Он хотел снять свой пиджак, но она отказалась. — Сколько дней вы пробудете здесь?

— А что, тебе неинтересно со мной? — спросила она. — Я такая скучная?

— Нет, я просто хотел… Впрочем… — Он смутился окончательно.

Они сели на скамейку. Мартин все-таки сиял пиджак в накрыл ей плечи. Ее волосы ласково коснулись его лица. Запахло скошенным сеном и липовым цветом.

— Это неприлично, нас увидят, — отодвинулась она.

— Пусть целый мир нас видит. Вы для меня…

— Не спеши, прошу тебя. Все вы обещаете, а потом… Пошли. Я в гостях, и нельзя опаздывать.

Ее волосы обожгли ему лицо.

— Здесь нет ветра, — пошутила она, отдавая ему пиджак, когда они выходили из парка. Она дотронулась до него, но у него возникло ощущение, что она его обняла.

— Мы пришли! Отсюда я могу дойти одна. Мне было очень приятно.

— И мне. Завтра увидимся опять?

— Если ты хочешь, — ответила она…

Пока Мартин ожидал ее, он прочитал на афише о торжестве в молодежном клубе. Он предложил ей завтра пойти туда, и она согласилась.

Казалось, какая-то сила несла его к дому.

Дверь хлопнула, как от весеннего ветра. Лицо у него сияло. Мать уловила волнение сына и поспешила его спросить:

— Ты как будто что-то решил?

— Не знаю, — засмеялся он. — Я бы очень хотел, чтобы эта девушка стала твоим утешением. И чтобы ты была счастлива.

— Э, мое счастье не может быть полным, сын. Если бы жив был твой отец…

Ужинали молча. Каждый думал о счастье.

— Ты хорошо знаешь эту девушку? — внезапно спросила его мать, помолчала и добавила: — Потому что есть такие…

— Я уже не мальчик.

— Такие, как ты, легко влюбляются.

На столике под портретом отца лежал семейный альбом. Каждое утро первой заботой матери было стереть с него пыль. Такова была традиция. Когда Мартин был маленьким, мать научила его перед уходом в школу встать возле портрета отца и сказать: «До свидания!» Это тоже стало традицией.

— Сядь, мама.

Он раскрыл альбом. На фотографии — маленький мальчик, оседлавший буйвола с большими витыми рогами. На другой фотографии — ученик в грубошерстных брюках, коротковатых, раздувшихся на коленях.

— А эта фотография сделана за неделю до женитьбы, — показала она следующую.

Стройная фигура, мужественное лицо, проницательный, как у орла, взгляд.

Шелестели страницы альбома. В который уже раз материнские глаза ласкали взглядом выцветшие фотографии.

— А вот эта последняя, — сказала мать, и глаза ее наполнились слезами.

Они молчали, и разговор продолжался мысленно. На последней фотографии его отец снят в форме железнодорожника. Озабоченный, строгий взгляд, немного заострившийся нос.

Мартин закрыл последние пустые страницы альбома. На них не было фотографий. Здесь оборвалась жизнь.

На лицевой обложке альбома неумелая рука нарисовала белокаменный памятник со звездой.

— Мартин, иди сюда! Знаю, что ты любишь яблоки! — позвала из соседней комнаты мать.

Ночью он долго ворочался в постели. Сон не шел. Мартин зажег ночник, взял книгу, но читать не мог. Мысли уносились далеко-далеко. Он встал и долго ходил по комнате. Так и дождался утра, свежего, прохладного. Капли росы блестели как бриллианты и с легким шелестом падали с веток, когда Мартин шел через сад. Он не знал, что делать. Ему хотелось, чтобы побыстрее прошел день и наступил вечер, лиловый и тихий. Он придумал, что скажет девушке…

— Мартин, прохладно, а ты легко одет. Возвращайся! — услышал он.

«И она не спала, думала обо мне. Спасибо тебе, мама! Мы, дети, чем старше становимся, тем меньше ценим материнские заботы. Ты же живешь мною».

— Сейчас иду! — Он ухватился за перекладину, медленно подтянулся на руках и перекувырнулся.

После завтрака Мартин пошел к железнодорожной станции. По пути ему встречались знакомые, и он учтиво здоровался с ними. На углу, перед тем как спуститься по ступенькам лестницы, он увидел дядю Георгия. Свернув кусок слоеного пирога с брынзой в трубочку, дядя Георгий спешил в свою комнату. Несколько станций по линии гражданской обороны находились в его подчинении. Человек он был авторитетный, пользовался почетом и уважением не только в городе, но и в соседнем округе.

— Доброе утро, дядя Георгий! Рано встаешь.

— Когда мне было столько же, сколько тебе, мне здорово спалось. А теперь, когда прогудит в полпятого идущий в Софию скорый поезд, как по сигналу встаю. И, чтобы не будить молодых, иду в депо. А там всегда находится работа.

Они медленно пошли вместе.

— Что будешь делать, когда уйдешь на пенсию? — спросил его Мартин.

— Мне пенсия не нужна, Мартин. Боюсь я пенсии. Она станет для меня концом жизни. Пока я жив, буду работать.

— Но ведь она, как говорится, заслуженный отдых.

— Пенсия для меня что топор. Она подходит, чтобы обрубить корни жизни.

— Но ведь осень все равно придет, опадут листья с ветвей.

— Голая ветка грустит, что нет сил, мучается, что нет листьев. Но не стремитесь срубить ее!

— Я говорю в принципе, дядя Георгий. Ты ведь еще молодой.

— Если я встаю рано, не имея на то причины, то знаю, насколько я молод. А ты подумал о предложении?

— Подумал.

— Будь здоров!

Улыбаясь, Мартин шел к своей комнате.

— Эй, влюбленный, не проходи мимо обреченных женоненавистников! — догнал его Петр. — Рассказывай, что было вчера вечером…

— Не заглядывай в чужой двор, — засмеялся Мартин.

— Вот-вот! Так и с другими у меня бывало. Клянутся в дружбе, пока не станут рабами какой-нибудь женщины, а потом обо всем забывают. Скажи хотя бы, откуда она и кем работает, чтобы знать, станешь ли ты искать для нее работу здесь или уедешь с ней куда-то.

— Живет она в Софии, приехала в гости к своей тете, а кем работает — не знаю. Не дошли до подробностей.

Клуб был полон людей. Пионеры проворно поднялись на сцену, поднесли цветы и повязали алые галстуки ветеранам, занявшим места в президиуме. Секретарь комсомольской организации обратился к дяде Георгию с просьбой поделиться воспоминаниями.

— Это живая история партии в нашем крае, — прошептал Мартин девушке.

— Молодежи нужна музыка, а не воспоминания, — вяло ответила она.

— Воспоминания — это великое наше наследства, — продолжал Мартин.

— Надоело мне это наследство! — Девушка повернула голову в ту сторону, где длинноволосый, пестро одетый парень пошел к выходу, нагнувшись, чтобы не мешать людям. — Вот оно, наследство, — указала она на парня.

— Таким длинноволосым, может быть, лучше и уйти, — сказал Мартин. — Витрина безвкусицы!

— Почему? А разве крупные партийные деятели в свое время не носили бород и длинных волос?

Мартин посмотрел на нее с удивлением:

— Но что они носили под волосами и в своих сердцах?