Глава 5

А холодные воды Гудзона продолжали манить.

Зарулив на зарезервированное парковочное место позади клуба «тЕнИ», Трэз заглушил двигатель и остался сидеть перед зданием, наблюдая, как снег собирается на лобовом стекле, воспользовавшись тем, что стеклоочистители не работали. Когда до Трэза дошло, что он заглушил двигатель в тот момент, когда дворники были по центру лобового стекла, он завел «БМВ» и позволил щеткам вернуться на место, впритык к капоту. Приятное чувство – когда наводишь порядок, и тот факт, что в этом плане лучшее, что он мог сделать – это позаботиться о своей машине?

Что ж, дареному коню в зубы не смотрят.

Ему нужно зайти внутрь. Проверить, пришли ли сотрудники на работу или клиенты – за сексом и алкоголем. Состыковаться с Хекс.

Он остался на месте.

А снег все падал и падал, огромные сгустки снежинок напоминали ему о парашютистах, формировавших в воздухе фигуры. Кристаллизованная вода падала бесшумно – за это Трэз любил зимние вариации ливня. В отличие от летних месяцев, сейчас не было слышно перестукивания капель по крышам, чечетки на лобовом стекле.

Тишина. Глухая тишина.

Забавно, но сейчас он ненавидел это свойство снега. Смотря на пятна, смыкающие ряды, словно его машина, его клуб, весь Колдвелл – это мозаика, которую собирала буря, закрывая пустые места и заполняя углы, но собрав периметр картины, Трэз ощутил, что не может дышать.

Когда он сидел возле своей королевы, что лежала на смертном одре в клинике Братства, оборудование отслеживало ухудшающиеся показатели ее отказывающего тела. Он ненавидел эти машины. Сирены отсчитывали час ее смерти, все быстрее, и он хотел пройтись по ним бейсбольную битой... или шаровым тараном для сноса зданий. Но стало хуже, когда их отключили. Тишина убивала. С другой стороны медперсонал отслеживал динамику показателей в том случае, если был смысл. Если можно было повлиять на изменения. Скорректировать модель лечения.

Когда весы безвозвратно склонились в сторону смерти, необходимость в наблюдении исчезла.

После того как отключили аппаратуру, Трэз стал тем, кто отслеживал состояние Селены. Он не отходил от нее, заботился. А когда окостенение парализовало ее тело с головы до пят, он придумал способ общения, согласно которому Селена моргала один раз за «нет», и два – за «да».

Впоследствии он вспоминал странные вещи, и их способ коммуникации в том числе. Он предложил одно моргание для «нет», потому что в первую очередь ему нужно было понимать, что ей нужно, а что нет. Ты можешь дышать? Нет. Ты в порядке? Нет. Я могу помочь?

Нет.

Ты готова? Да. Тебе нужна помощь?

Да.

Казалось, он должен был выбрать, какой ответ был наиболее значимым, ее «да» и «нет», потому что в конце у нее осталось так мало сил, что он хотел сберечь каждую крупицу. Один раз – нет. Два – да. Но так ли это было важно?

Ожидание ее смерти стало новым видом пытки. Спустя целую вечность, которая пролетела за несколько секунд, наступила окончательная тишина. Селена перестала дышать. Ее сердце остановилось. Ее глаза закрылись.

Она умерла.

Возвращаясь в холодное настоящее, Трэз выдохнул, когда последние свободные пятна на стекле накрыли снежинки, белое полотно скрыло от него вид на заднюю часть клуба. Трэз подумал, что в салоне, наверное, было холодно как в холодильнике, но он ничего не чувствовал. Он слишком глубоко погрузился в воспоминания, оставив тело в настоящем и разрывая связь между ним и мозгом.

Последние мгновения ее жизни он проигрывал в мыслях тысячи раз. Этот непрекращающийся повтор стал неотъемлемой частью его тела, новой рукой, ногой. Трэз не знал, откуда происходила эта навязчивая необходимость возвращаться в процедурную, в то мгновение, когда Селена умерла и забрала его жизнь с собой, – из головы или из сердца. Он также не понимал, чего хочет добиться. Не считал ли он, что проигрывая все раз за разом, он сможет изменить итог? Что каким–то образом, если он будет систематически возвращаться в те минуты, реальность изменится? Или что прошлое работало по принципу старой пластинки, когда иглу заедает в нужный момент, и затем воспроизведение продолжается с нужной части, словно ничего и не было?

Вуаля! И она жива.

Как и он.

Так, ему нужно войти в клуб, иначе он превратится в леденец.

Вместо этого снова включился бесконечный повтор, образы, запахи и звуки затмили собой окружающий мир так уверенно, словно он не мог не уступить их зову.

В учебном корпусе Братства был медицинский центр, в котором оказывали помощь Братьям и солдатам, лечили все – от порезов до сотрясений и сломанных костей, там же принимали роды. Они прежде не имели дело с окостенением, мучившим Селену. С другой стороны, болезнь была непросто очень редкой, она встречалась только среди Избранных, святых женщин, служивших Деве Летописеце. Селена знала о своем недуге, видела, как несколько ее сестер умерло от этого, в прямом смысле превратившись в камень. Она также знала, что окостенение неизлечимо, и ничего не поделаешь. Ее тело охватит паралич, несовместимый с жизнью.

Ее время подходило к концу еще задолго до их встречи.

Он бы многое изменил в своей жизни. Но не встречу с ней, даже если это знакомство принесло ему столько боли.

И в самом конце, когда он сидел возле ее койки и держал ее руку, Трэз помнил, как думал о том, что готов поменяться с ней местами. Без колебаний. Он хотел принять на себя ее страдания, а когда Селены не стало? Он осознал, что его желание было услышано. Ее агония кончилась... либо потому что байки о Забвении оказались правдой, либо потому что она просто перестала жить.

Его агония была вечной.

Он получил то, о чем молил.

Потирая глаза, Трэз попытался выбраться из этой воронки. И провалился. У него никогда не получалось. Он не понимал, зачем вообще сопротивляться этому, но каждый раз, когда он возвращался мысленно к тем событиям, было больно как в первый раз.

Он мог воспроизвести в памяти процедурную до мелочей, словно стоял в ней сейчас, стол посередине, шкафы из нержавеющей стали, стул, который ему выдали. После того как медперсонал отключил оборудование, он спросил у своей королевы, пришло ли время, готова ли она уйти, нужна ли ей помощь. Селена моргнула дважды на каждый из вопросов. Да. Но он переспросил у нее, чтобы быть уверенным. Ему нужно было подтверждение. Когда Трэз убедился, что правильно понял ее желания, Доктор Манелло выполнил дело со шприцами, ввел Селене состав, который облегчил ее боль. Трэз ни тогда, ни сейчас не представлял, каково это – в ясном сознании оказаться запертым внутри своего тела, без возможности пошевелиться, общаться, и просто ждать, когда дыхание и сердце замедлятся... а потом и вовсе остановятся. Самое страшное – паралич Селены не был похож на квадриплегию[9], когда больной ничего не чувствует. С окостенением – так называлась эта жуткая болезнь – все нервные окончания функционировали. Селена чувствовала все, всю боль, удушье, последствия отказывающих органов.

Прежде чем все обострилось, они поговорили о том, чего она хочет. Его королева сказала, что когда придет время, она хочет, чтобы ей помогли. Чтобы лекарства ускорили ее смерть. Он убедился, чтобы она получила их.

А потом Трэз держал ее руку, как его руку держал его брат, и повторял раз за разом «я всегда буду любить тебя».

Снова и снова и снова.

Он ощутил, в какой момент душа Селены покинула ее измученное тело. Он до сих пор не понимал, откуда ему это известно, просто почувствовал. Тогда его охватила пронзительная, всепоглощающая боль, таких масштабов, какую он никогда не испытывал прежде.

С того момента Селена лишь один раз явилась ему. Или его мозг родил эту весьма реалистичную иллюзию, которая сказала ему все, что он хотел бы услышать от Селены после ее смерти. И, наверное, тогда это принесло ему временное успокоение. Но это не было равнозначно ее возвращению. Ни в коей мере.

И больше она не приходила к нему. Тогда Трэз потерял веру в загробную жизнь.

Ведь если бы Селена была где–то во вселенной и смогла прийти к нему однажды, значит, могла появиться еще. Его шеллан не покинула бы его в горе. Ни за что.

Значит, от нее ничего не осталось.

Смотря на снежную пелену на лобовом стекле «БМВ» и ничего не видя за ней, Трэз подумал о Тэрэзе. У него не было причин приезжать сегодня в ресторан. Не было причин для встреч с этой женщиной в принципе... особенно сейчас, когда она озвучила категоричное «нет» относительно своего пансиона. Он должен оставить ее в покое.

Невозможно построить отношения на внешнем сходстве и горе.

И к тому же, его горе напоминало снег, облепивший «БМВ». Ослепляя его, оставляя в тисках холода, отрицающего реальность, в которой он жил. Он только начал свой горестный путь, смерть была еще свежа, и с этого шоссе не было легких и безопасных съездов. Принимая во внимание слова Мэри, ему нужно было прийти к вере и пониманию, и тогда станет если не лучше, то, по крайней мере, терпимее.

Хотя едва ли он стремился к «терпимому».

Он вообще ни к чему не стремился.

И в преследовании той официантки не было ничего оптимистичного. Скорее попахивало компульсивным расстройством.

Ему нужно покончить с этим дерьмом.

В это время в «Сале» Тэрэза пересекла главную обеденную зону с графином в одной руке и салфеткой из дамаста – в другой. Когда она подошла к мужчине–вампиру, сидевшему возле камина, он поднял взгляд, и она едва не споткнулась на ровном ковре.

Стандартная реакция при встрече с единорогом. В диких условиях. Который планировал поужинать за столиком на четверых.

Мужчина был настолько красивым, что ее глаза не смогли разом воспринять черты его лица в совокупности. Цветотип. Невероятно большое тело. Густые и, казалось, не окрашенные, а натуральные светлые волосы. Высокие скулы, сбалансированные прямой линией подбородка. И Тэрэза отказывалась смотреть на его губы, периферийное зрение отлично справилось, подсказав ей, что прямой взгляд будет равноценен тому, как если бы она пялилась на его голую задницу.