Глава 20

Трэз очнулся под тихое гудение ставней, опускавшихся на все стеклянные проемы небольшого дома. Он быстро понял, где находится. Он был со своей Селеной, в их супружеской постели, а пережитый кошмар ее смерти и погребального костра?

Не о чем беспокоиться. Это – мираж, исторгнутый его подсознанием, ночной кошмар, проецирующий его глубинные страхи, страх, извергнутый мозгом.

Шумно выдохнув, он закрыл воспаленные глаза и притянул к себе свою шеллан еще ближе. Она во сне устроила голову на его груди, закинув руку на его торс и положив ладонь на его бедро. Она прошлась кончиками пальцев по тазовым косточкам в привычном жесте...

Трэз снова открыл глаза.

Странно, но раздражение в глазах заставило его поднять веки. Они опухли и покраснели из–за того, что он плакал перед Тэрэзой. После того как сорвался во время секса. И даже не объяснил свой срыв.

Дерьмо, – прошептал он в темноте.

С этим пришла переоценка, реальность снова вскинула свою уродливую голову, беспокойство поселилось в животе наравне с двумя тостами, которые он умял, пока Тэрэза принимала душ, и ему пришлось сесть, чтобы его не стошнило. Осторожно выпутываясь из ее объятий, Трэз сел выше на подушках, радуясь тому, что Тэрэза устроилась у него на коленях.

Она спала на нем, и это успокоило его.

Между ними столько сложностей, но Тэрэза льнула к нему во сне, и это было до невозможного просто.

Посмотрев на камин, который давно не горел, не было даже намека на свет или тепло...

Свет проник сквозь ставни, исходя от соседнего дома.

– Что за...

От его слов Тэрэза заерзала и подняла голову.

– Что такое?

Он уже собирался накрыть ее своим телом, защищая от солнечного света, когда его окончательно смутил звук поднимаемой гаражной двери, после чего из гаража не выехала машина.

– О, ч… блин, – выдохнула она, садясь. – Мы проспали.

– Что? – Но потом Трэз посмотрел на электронные часы на прикроватной тумбочке. – А... шесть вечера.

Почти шесть, если быть точным.

На севере штата Нью–Йорк уже в ноябре начинало рано темнеть, в шесть вечера было достаточно темно для вампиров. Даже раньше. Черт, как правило, в декабре можно было появляться на улице в районе пяти.

Скинув покрывала, Тэрэза выскочила из кровати.

– Я снова опоздала... твою мать, я точно останусь без работы.

– Понедельник. Ресторан закрыт.

Когда она повернулась к нему, Трэз постарался проигнорировать шикарный вид ее грудей при движении. Как ее волосы разметались по спине и плечам. Ее изумительно длинные ноги.

Он смотрел ей в глаза. Изо всех сил пытаясь сдержать эрекцию.

Так, ладно. Его мозг противился, но члену было плевать.

Опустив взгляд, Трэз убедился, что не светит причиндалами.

– Понедельник? – спросила она.

– Да, клянусь, сегодня понедельник. – Хей, она угадала, который час, он попал в точку с днем недели, счет один–один. – Буря была в субботу, а это самый напряженный вечер в клубе. Вчера было воскресенье, большой толпы ждать не стоило, поэтому у меня нашлось время поругаться со своим братом.

– Поругаться?

Трэз покачал головой.

– Пустяки.

Тэрэза нахмурилась. Но потом удивленно посмотрела на себя.

– О, проехали. Извини за обнаженку.

Трэз улыбнулся, выбрасывая из мыслей все сказанное ранее.

– Ты серьезно извиняется за отсутствие одежды?

– Ну, это как–то слишком. – Она прикрыла груди одной рукой и лоно – второй. – То есть...

– Все идеально, на самом деле. – Трэз затеребил край одеяла. – Слушай, я должен извиниться за прошлую ночь. Я не хотел этой драмы.

Она подошла к кровати. Забралась на матрас. Завернулась в одеяло и устроилась рядом с ним. Когда Тэрэза посмотрела на него, выражение ее лица было открытым и спокойным, чему он обрадовался. Он не хотел видеть жалость и сочувствие. Но также не хотел осуждения из–за того, что не мог контролировать.

– Я не стану спрашивать, что произошло, – сказала Тэрэза. – Просто знай, что когда и если ты захочешь поговорить, я всегда выслушаю.

– Спасибо.

Какое–то время они сидели в молчании. Потом, когда он не смог больше выносить паузу, Трэз сказал:

– Какие планы на ночь?

– Ничего особенного. Наверное, просто вернусь домой...

– Ты могла бы остаться здесь. Можем перевезти твои вещи и…

– Жаль, я не могу поймать тебя на слове.

– Можешь.

Она кивнула в сторону ванной.

– Попробуй этот душ. Напор воды – просто фантастика.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– А ты что–то спрашивал? – Она посмотрела на него и шумно выдохнула. – Прости. Я увиливаю, да? А ты такой милый. Но я буду приходить сюда, к тебе.

Его подмывало взять ее за руку. Он уступил желанию.

– Прошу. Переезжай сюда, и я...

Он замолк, когда Тэрэза сжала его ладонь.

– Ты помнишь, что я... ты помнишь все, что я сказала тебе прошлой ночью? – спросила она.

– Каждое слово. Хочешь, повторю?

– Нет, но спасибо, что выслушал. – Она сделала глубокий вдох. – Вот в чем дело. Знаешь, что было самым худшим после того, как я обнаружила, что мне лгали всю жизнь? Когда я решила уйти от них. И речь не о том, что я скучаю, что отбиваюсь от семьи. Я не знала, как быть. Не умела позаботиться о себе. У меня было всего семьсот долларов на счете, телефон, купленный родителями, и квартира, в которой я жила с братом... у меня не было машины, не было своего угла. Даже моя работа? Отец договорился. Я занималась ИТ–сопровождением для его старого друга. У меня не было ничего своего, я ничего не умела, ведь семья все делала за меня. Или точнее... люди, с которыми я выросла. Собирая вещи и уходя из квартиры, я была напугана как никогда в жизни. Мне некуда было податься. Я не знала, чем займусь. Я была пустой. Пустая голова, пустое сердце... потерянная в этом мире. – Тэрэза снова сжала его руку. – И я никогда не пройду через это снова. Ни за что.

Встретив его взгляд, она была чертовски серьезна.

– Мне понравился этот дом, – продолжила Тэрэза. – Я с удовольствием буду встречаться здесь с тобой. Но я сделаю все, чтобы больше не полагаться на кого–то, чтобы снова не оказаться в таком положении. Я буду самостоятельная во всем... и, слушай, не знаю, куда нас это приведет, но поверь мне. Тебе ни к чему такая обуза. Тебе нужен партнер, а не проблема.

– Ты – не проблема.

По крайней мере... не в том смысле, о котором она говорит.

– Постараюсь, чтобы так все и осталось. – Ее глаза были смертельно серьезными, когда она встретила его взгляд. – Я должна это сделать. Доказать самой себе, что я могу быть сильной.

Протянув руку, Трэз погладил ее по щеке костяшками.

– Хорошо. Я уважаю твое решение.

– Спасибо.

Трэзу захотелось поцеловать ее, но Тэрэза успела первой. Наклонилась и прижалась губами к его губам.

Какое–то время они прижимались друг к другу. А потом ее честность, ее открытость подтолкнула его к откровенности. Или, скорее, вина.

– Прости, – прошептал он.

– За что?

– За то, что грею тебе голову.

– Ты не греешь мне голову. Очевидно, что у тебя... что–то произошло в прошлом, очень травмирующее. И мне жаль, что тебе пришлось пережить это. – Тэрэза пожала плечами. – Но ты не обязан откровенничать со мной или с кем бы то ни было. Я приму лишь то, что ты сам захочешь мне дать. Это будет даром. Я хочу и я могу быть очень терпеливой по отношению к тебе.

Трэз был настолько сражен ее спокойной уверенностью, нежной силой, что поцеловал ее снова.

– Ты... удивительная.

И он был признателен, что она дает ему пространство. Проблема в том... он сомневался, что время избавит его от скрытности. Казалось странным рассказать Тэрэзе историю, в которой она была главной героиней, историю любви и потери, которую она сама прожила... даже если в настоящем она не помнит ничего из произошедшего. И, тем не менее, она была тогда при смерти, она страдала...

О, чушь собачья, – сказал он про себя.

Настоящая причина его нежелания рассказывать ей в другом: он хотел, чтобы то, во что он верил, стало реальностью, а если он выложит карты на стол, то у его женщины была возможность – такая, какой ни у кого не было – разнести его теорию в пух и прах. айЭм мог строить гипотезы. Народ вокруг него мог переживать за него. Он сам мог мысленно бесконечно играть в теннис с доводами.

Но Селена... эта женщина рядом с ним... держала руку на детонаторе.

Когда острая боль пронзила его голову, так, словно в череп влетела стрела, Трэз подумал о той уверенности, которую он обрел после разговора с Хекс. Оборонительная позиция, которую он занял в разговоре с айЭмом. Его уверенность, когда они занимались сексом прошлой ночью, что он на самом деле воссоединился с Селеной, что их расставанию, наступившему с ее смертью, пришел конец, что жизнь продолжилась, а не обновилась.

Да, а потом он застопорился на месте. Короче, хреново это работало.

Он разрывался между двумя моментами, о которых было невыносимо думать.

Что, если айЭм был прав.

И Хекс скорее проявила доброту, чем сказала правду в ночь стрельбы в клубе.

Тэрэза скользила взглядом по лицу своего любовника, черты были идеальными, такими чувственными, мужественными... притягательными. Черные глаза, темная кожа, короткая стрижка «под ноль».

– Порой мне кажется... – прошептала она.

– Что? – Трэз смахнул ее волосы назад. – Скажи мне.

– Порой мне кажется, что я всегда тебя знала.

– Так и есть, – пробормотал он.

Тэрэза рассмеялась.

– Судьба, да.

– Да. – Он был настолько серьезен, что она отшатнулась. – Я верю в судьбу. А ты?

Откладывая фантазии о совместном будущем с Трэзом, Тэрэза поморщилась при его вопросе. Родители бросили ее при рождении. Оставили на крыльце чужого дома, умирать на холоде. Поэтому даже если она по шагам представила их возможную будущую жизнь, когда дело касалось судьбы, Тэрэза была в смятении. Было ли ей суждено умереть, будучи брошенным младенцем? Или предполагалось, что ее ждет спасение, которое сейчас казалось временным? И следуя этой теории, что, если судьбы раздавали людям как корреспонденцию, и порой, по закону средних чисел, почта терялась? Безвозвратно? Письмо доставляли не тому адресату?