Детство, юность и студенческие годы
В биографии ученого, как в зеркале, отражается эпоха. Не только потому, что ученый в какой-то степени творит эпоху, но и потому, что он сам — неотделимая ее часть, ее представитель.
Разночинная интеллигенция, появившаяся в русском общественном движении с середины прошлого века, скоро стала основным выразителем передовых идей русского общества. Вестниками новой России называл разночинцев Плеханов. Это были выходцы из малообеспеченных слоев — низшего духовенства, мелкого чиновничества, мелкопоместных и разорившихся дворян и даже из крестьянства. Демократы по убеждению, не утратившие связи с народом, люди в большинстве своем деятельные, энергичные, разночинцы стали такой общественной силой, которая повлияла на весь дальнейший ход развития русского общества.
Одни из них взялись за переустройство общества на новых, более справедливых началах и вынуждены были вступить в открытую борьбу с самодержавием и поддерживающими его реакционными силами. Другая часть ставила перед собою более скромную задачу — просвещения народа. Их путь также не был легким. Им приходилось преодолевать цензурные, бюрократические, религиозные преграды, которые самодержавие ставило на пути тех, кто стремился нести в народ науку, знания.
Модест Николаевич Богданов принадлежал ко второй группе разночинной интеллигенции. Дед его, мелкий московский чиновник Василий Федорович Богданов, получил дворянское звание, когда отцу Модеста было уже 16 лет. Отец, Николай Васильевич Богданов, подпрапорщиком три года прослужил в армии и, не дослужившись даже до офицерского чина, вышел в отставку. Видно, не по натуре была ему муштра и тупость николаевской военщины.
Женившись на Анне Борисовне Бестужевой, родственнице известных декабристов, Николай Васильевич навсегда поселился в деревне, в небольшом имении жены — Русской Бекшанке Сызранского уезда Симбирской губернии. Жизнь в деревне, занятие сельским хозяйством сблизило его с простым народом, с крестьянством.
Модест был первым ребенком в семье. Он родился 19 сентября 1841 г. Кроме него у Богдановых было еще пятеро детей — дочери Зинаида и София и сыновья Владимир, Евгений и Николай. Но между первенцем и младшими братьями была очень большая разница в годах — более десяти лет. Поэтому младшие братья, естественно, не могли быть товарищами Модеста. Ближайшими приятелями и друзьями его были крестьянские дети. В семье, в отличие от большинства других семей помещиков, не препятствовали этому общению. Отец Модеста, человек простой и отзывчивый, не видел ничего предосудительного в том, что его сын вместе с деревенскими детьми целыми днями пропадает в лесу и в поле.
Большой любитель птиц, Николай Васильевич увлекался разведением голубей. Очень рано он посвятил и сына в эти занятия. Мальчик полюбил голубей не менее, чем его отец. Любовь эта осталась у Модеста Николаевича на всю жизнь.
Мальчик рос живым и очень любознательным. Началось с голубей. Но то, что у отца было простым любительством, у сына превратилось в настоящую страсть. Жизнь природы во всей ее глубине и разнообразии все больше поглощала его мысли и чувства. Отец заметил склонность сына и вовремя помог ему. Николай Васильевич был добрым, веселым, умным и просвещенным для своего времени человеком. «Папка-насмешник», — с любовью говорил об отце сын. Отец учил его, как ухаживать за птицами, как их кормить и лечить в случае болезни. Он помогал сыну и требовал, чтобы Модест был терпелив и все умел делать сам. «Всякое дело требует знаний», — говорил он. Рассказы отца были интересными, его советы — полезными. Страстный любитель природы, сам он был хорошим примером для сына.
Дружба с отцом сыграла очень большую роль в формировании характера будущего натуралиста.
С семи лет Модест уже ходил с отцом на охоту, и с этого времени охотничье ружье стало его заветной детской мечтой. Часто вместе с убитой дичью домой приносилась всякая живность — птенцы, подстреленные птицы, мелкие зверьки. С деревенскими ребятами Модест обшаривал соседние луга, леса и болота, собирал птичьи яйца, добывал животных из нор. Все это размещалось в детской, превращенной в настоящий зверинец. Клетки, садки и ящики занимали все углы. Отец поддерживал сына в этом увлечении. «А сколько мне доставалось за мой зверинец от матери, — вспоминал Модест Николаевич, — сколько она ссорилась с отцом, потворствовавшим моим затеям; сколько раз приходилось переносить мое заведение на чердак и в чуланчики, чтобы спасти своих любимцев от ее гнева. Наконец мать, видя, что ничто не помогает, махнула рукой» (I, 160, стр. 35).[1 Здесь и дальше римской цифрой обозначен раздел в списках литературы, арабской — порядковый номер источника.]
Уход за животными, близкое знакомство с их нравами и повадками очень многое дали будущему зоологу. Перед мальчиком открылся новый мир. Позже Модест Николаевич так описывал свои детские увлечения: «Ни игрушки, ни игры, ни удовольствия общественной жизни не прельщали меня более. Леса и степи, озера и речки с их лугами, болотами и кустами приковали с той поры все мои помыслы. Таинственной и чудесной, вечно новой и заманчивой представлялась мне жизнь их обитателей... Каждый поход в лес, в поле, на речку кончался знакомством с новым, невиданным животным. Каждый день перед моими глазами развертывались новые картины природы, картины живые, подвижные, переменчивые, где ни одна фигура не оставалась праздной, безучастной. Сцены жестокой борьбы между животными, вызываемые голодом и жаждой, сменялись сценами счастья, привязанности и самоотвержения. Природа открывала мне свои заветные тайники» (I, 160, стр. 249—250).
Не меньшее значение, чем общение с природой, имела для Богданова его дружба с крестьянскими детьми, близость к простому люду. Впечатления детства позже во многом помогли ему в понимании детской души, ее интересов. От народа же учился он и простоте и образности речи. Все это дало ему возможность в дальнейшем найти яркий и доходчивый язык, овладеть тем литературным мастерством, которое делало написанные им рассказы и очерки такими живыми и интересными для юного читателя.
Годы шли. Модесту исполнилось десять лет, и его отдали в Симбирскую гимназию.[2 В ту самую, в которой позже учился Владимир Ильич Ленин,] Первое время он тяжело переносил разлуку с родным домом, со своим зверинцем, оставленным на попечение матери, понявшей наконец всю серьезность увлечения сына.
Провинциальные гимназии тех лет не были «святилищем науки и просвещения». Писатель П. Д. Боборыкин, учившийся в Нижнем Новгороде примерно в те же годы, вспоминал: «Учили нас плохо, духовное влияние учителей было малое... Но нас не задергивали, не муштровали, у нас было много досуга и во время самих классов читать и заниматься чем угодно» (III, 4, стр. 46).
Ученическая среда в гимназиях в те годы была разнообразна. Учились дети купцов, мещан, чиновников и даже дети вольноотпущенных крестьян. Немало было и дворян, но больше из мелких. Демократические веяния, жажда знания сильны были среди гимназистов. Они мечтали о том, чтобы стать студентами. Как писал П. Д. Боборыкин, студенты рисовались высшим идеалом для тех, кто учился в гимназии.
Обычно дети из более зажиточных семей воспитывались гувернерами, в их сопровождении приезжали и в гимназию. Остальные жили на частных квартирах без особого надзора и составляли своеобразную «вольницу».
Примерно в такой же среде оказался и Модест Богданов, поступив в Симбирскую гимназию. Гимназическое учение не оставило у него ярких воспоминаний. С теплым чувством он вспоминал только учителя литературы Николая Александровича Гончарова, старшего брата известного русского писателя И. А. Гончарова. Н. А. Гончаров преподавал свой предмет с любовью и увлечением, сам писал стихи и даже в изложение грамматических правил вносил поэзию.
Период острой тоски по дому и чувства одиночества не был долгим. Вскоре и в Симбирске Богданов-гимназист нашел возможность охотиться и наблюдать природу. Город, расположенный на холмах нагорного берега Волги, был окружен садами. Это был сплошной лес яблонь, груш, слив и вишен вперемежку с кустами смородины, крыжовника и малины. В каждом саду стояла избушка или шалаш для сторожа. Но после сбора урожая сады пустели. Владельцы и сторожа переселялись в город, фактическими хозяевами садов становились мальчишки. Иногда сюда заглядывали и бродяги. Поэтому посещать сады в одиночку было рискованно. Для безопасности гимназисты собирались группами, «артелями». В каждой артели обязанности строго распределялись. Были свои птицеловы, рыбаки, сборщики фруктов, кашевар. Богданов с приятелями брали с собою ружье и неизменного друга и помощника — собаку Балетку, — не однажды выручавшего приятелей из беды.
Когда в лесах становилось мало корма, в сады слеталось все окрестное птичье население. Заглядывали сюда и зайцы. Вот это-то и привлекало мальчиков.
Модест был душой всех затей. Он уходил с товарищами далеко за пределы города, бродил и в одиночку по Волге и в окрестных лесах. Во время скитаний он встречался с крестьянами, рыбаками, охотниками. Эти бывалые люди научили его распознавать голоса птиц и следы зверей. Модест Николаевич с любовью вспоминал в своих очерках садового сторожа Егора Степанова, птицелова Парфеныча, повара Григория, Трофима Савельева и других.
В очерке «Охота в Симбирских садах» Богданов описал свои походы с товарищами-гимназистами, ночевки в шалаше над Волгой, неудачи и радости охоты. Много интересных наблюдений сделал он во время этих вылазок, узнал много ценного.