Конец пути. М. Н. Богданов как ученый и человек
Весной 1885 г. болезнь прервала научную и литературную деятельность Модеста Николаевича. Университет направил его для лечения на Кавказ. Полугодовое пребывание там (с мая по октябрь) принесло, однако, лишь временное облегчение. Уже в конце года Богданов был вынужден вновь думать о лечении. Врачи предлагали ему уехать в Италию. Но, больного и ослабевшего, его не покидали творческие замыслы. Он мечтал продолжить изучение орнитофауны Кавказа, а зимой вести наблюдения над перелетными птицами на берегах Черного моря.
В конце декабря 1885 г. Петербургский университет вторично направил Модеста Николаевича на Кавказ, а оттуда в прикаспийские земли и в поволжские губернии.
Творческим планам Модеста Николаевича не суждено было осуществиться. Здоровье его было настолько слабым, что пришлось заняться только лечением.
Пробыв более года на черноморском побережье и в других местах Кавказа, Богданов летом 1887 г. переехал на родину в Сызрань. Длительное пребывание на юге и несколько месяцев, проведенных в умеренном климате Поволжья, укрепили его силы. Он вновь почувствовал себя работоспособным, его снова потянуло в Петербург, к его коллекциям, к ученикам и университету.
Он вернулся в Петербург осенью 1887 г., возобновил лекции в университете, взялся за научную работу, включился в деятельность общества птицеводства.
Но вскоре возобновились жестокие приступы болезни печени и сердца. К концу 1887 г. Модест Николаевич слег окончательно. В постели он продолжал постоянно работать, писал и корректировал выходившие в свет статьи, правил рукопись своей книги о домашних птицах, которую писал для детей (книга эта так и не увидела света). При малейшем улучшении вставал и ехал на заседания общества птицеводства, работой которого продолжал живо интересоваться. В начале 1888 г. на страницах «Родника» появляются его рассказы «Ошкуй» (о жизни белого медведя), «Кабан» и «Глухарь». Последний свой очерк — «Глухарь» — Модест Николаевич писал уже будучи прикован к постели и сдал в редакцию буквально накануне своей кончины. Но мысль о смерти была чужда ему. «Вот выздоровею, выйду в отставку, уеду на родину и буду писать для детей и для народа», — мечтал он.
Заболевание прогрессировало очень быстро. Лечивший его профессор С. П. Боткин настаивал на консилиуме. Консилиум был назначен на 9 марта 1888 г. Но 4 марта больной почувствовал себя плохо. Дома был только старший из трех его сыновей, десятилетний Дмитрий. Полулежа в кресле, Модест Николаевич позвал его из соседней комнаты и скончался на его руках.
Дом, в котором жил и умер М. Н. Богданов (Васильевский остров, 2-я линия, д. 37).
В последний путь М. Н. Богданова провожало очень много народа. Студенты несли на руках гроб от университета до Александро-Невской лавры. Пел студенческий хор. Было много цветов, теплых речей. Крепко любила молодежь М. Н. Богданова.
Чем же привлекал к себе молодые сердца Модест Николаевич Богданов? Какие черты его личности были причиной этому?
Жизнь ученого подобна пути альпиниста, покоряющего заоблачную горную вершину. Чем раньше начнет он восхождение, тем больше у него возможностей добраться до цели. Чем точнее он изберет цель и составит маршрут, тем короче и прямее будет его путь. Все, кто шел впереди него, оставляют ему свой опыт. Даже их ошибки помогают ему продвигаться и находить верную дорогу. Но, как бы ни был хорошо подготовлен альпинист, немало трудностей ждет его на пути. И если, в конечном итоге, ему так и не удастся достичь вершины, — что ж, за ним пойдут другие. И кто-нибудь из них обязательно взойдет на нее.
Так и в науке. Только тот, кто с юных лет всего себя без остатка посвятит избранному делу, может стать мыслителем и творцом. Только тому, кто, не жалея сил, труда, а подчас и жизни, упорно и настойчиво продвигается к намеченной цели, наука открывает свои тайны.
Жизнь и творчество М. Н. Богданова — яркий пример этому. Путь его в науку уходит своими истоками в раннее детство. Уже юношей он посвятил себя любимому делу. Целый ряд ученых поддерживал его первые шаги в науке. От каждого из них он видел помощь, от каждого перенял что-то нужное и ценное. Это в первую очередь профессор А. Э. Эверсманн, за ним — Николай Петрович Вагнер, позже — Карл Федорович Кесслер. Но ни один из них не стал его единственным учителем и воспитателем.
Это и плохо и хорошо. Не имея авторитетного руководителя, мнению которого привык бы абсолютно доверять, Модест Николаевич смолоду научился все в науке воспринимать критически, до всего доходить самостоятельно, все проверять наблюдениями и фактами. Зато в чем уже он был уверен, то отстаивал со всем упорством и жаром своей кипучей натуры. В пылу спора он был резок, насмешлив, порой несправедлив к противнику, но он никогда не был неискренним. И в учениках своих он выше всего ценил любознательность, упорство в достижении цели, честность и стремление мыслить самостоятельно.
Богданов глубоко любил природу. Но не всякую, по принципу «чем экзотичнее и пышнее, тем интереснее». Природа родная, русская, при всей своей скромности и внешней простоте хранит массу увлекательных тайн, которые открываются только внимательному глазу. Богданов сумел стать ее внимательным наблюдателем и на всю жизнь пленился ею. Но любовь его не была созерцательной. Он мог бы сказать вместе с Базаровым: «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник».
Основным орудием воздействия человека на природу он считал знание законов жизни и развития организмов, в первую очередь эволюционную теорию. Однако не меньшее значение он придавал и фактическим сведениям, наблюдениям над жизнью животных в естественной обстановке.
Из охотничьих скитаний в Поволжье в дни юности, из научных экспедиций более зрелых лет, из огромной работы над литературой и музейными материалами вырос тот большой запас знаний о русской фауне, который дал возможность Модесту Николаевичу делать крупные теоретические обобщения.
Исторический принцип, внесенный им в зоогеографические исследования, является одним из краеугольных камней этой отрасли зоологии. Без него невозможно сколько-нибудь полное представление о путях формирования современной фауны. Он же лежит в основе сравнительно-фаунистического метода, который, изучая сходство или различие животного мира разных стран и континентов, помогает установить древние связи и уточнить историю формирования современного облика земли.
Богданов первый в России дал определение зоологической области как исторически сложившегося естественного фаунистического комплекса. Велико значение его работ для русской зоогеографии и орнитологии. Он стоял у истока обеих этих наук, его труды вместе с трудами Н. А. Северцова, М. А. Мензбира, Ф. Д. Плеске заложили основу их развития на русской почве.
В Петербургском обществе естествоиспытателей он был бессменным секретарем Зоологического отделения. Он организует экспедиции, вовлекает в них других зоологов, выступает с многочисленными докладами, принимает горячее участие в обсуждении любых вопросов, доложенных на заседаниях общества. Все его живо интересует, для всего у него находятся свои, интересные мысли, своя точка зрения. Самое активное участие он принимает также в работе Русского географического и Вольного экономического общества.
В стенах университета он — любимый профессор, руководитель группы молодых учеников, которым он сумел передать не только свою страсть к науке, но и зажечь в них огонек той любви к людям, которой горело его собственное сердце. Его ученик А. М. Никольский — известный популяризатор; другие его ученики, Ф. Д. Плеске и Е. А. Бихнер, вместе со своим учителем организуют общество птицеводства, а Плеске делается его вторым президентом после смерти Модеста Николаевича.
Никогда Модест Николаевич не отрывал научного творчества от практических задач, науку от народа. Чем шире круг людей, владеющих знаниями, чем глубже их понимание, тем лучше и успешнее могут они использовать дары природы на благо человека. В этом Модест Николаевич видел залог человеческого счастья и процветания. Поэтому так настойчиво и упорно стремился он нести свои знания людям, будить в них интерес, любовь к науке и жажду познания. Публичные выступления, многочисленные популярные статьи, наконец попытка организации специального журнала прикладной зоологии — все это использовано в целях просвещения. Богданов не был одинок в этом своем стремлении. Как мы уже указывали, задачу широкой популяризации науки поставил перед русскими натуралистами Первый съезд естествоиспытателей. Популярные статьи и очерки писали А. М. Бутлеров, Н. П. Вагнер, А. Н. Бекетов, К. А. Тимирязев, Д. Н. Кайгородов, М. А. Мензбир и многие другие.
Тогда была заложена в России основа нашей научно- популярной литературы по естествознанию, без которой немыслима жизнь современного культурного человека.
В своем стремлении служить людям, приносить им как можно больше пользы М. Н. Богданов не мог ограничиться только пропагандой научных знаний, какой бы действенной она ни была. Он хотел сам принимать непосредственное участие в практической реализации выводов науки, непосредственно видеть ее плоды.
Деятельно и настойчиво трудился Модест Николаевич и успел немало. Участие в вопросах исследования чернозема, практические предложения по улучшению скотоводства в России, по организации хозяйства в Средней Азии, наконец создание общества птицеводства, любимого детища, е которым он связывал большие надежды в деле реализации своей мечты об улучшении русского сельского хозяйства, — все это вехи практического направления в деятельности Богданова, направления, которое само по себе могло бы составить содержание целой жизни.