Всего лишь казался.

Около двух часов ночи я услышал крик. Несколько секунд тишины упали как капли в колодец. Затем новые жуткие крики разорвали ночь. Я быстро встал, привел себя в порядок и открыл дверь. В коридоре уже было несколько человек. Они возбужденно переговаривались.

– Вы слышали?

– Это на втором этаже.

– А мне говорили, что один из гостей сумасшедший.

– Так это он кричит?

– А если он кого-то убил?

– А вам не кажется странным, что здесь только одноместные номера?

Народ болтал языками, но никто ничего не делал. Эти люди были изнежены.

Они не привыкли боятся, но они не умели и действовать. Я оставил их и спустился в холл. Там сидел невозмутимый дежурный. Он листал журнал с фотографиями автомобилей.

– Вы слышали крики?

– Да-да.

– Вы уже выяснили что случилось?

– Да ничего не случилось, обычное дело. Убивают всегда по ночам. Иногда с криками, иногда без. Вы привыкнете.

– Что это значит?

– Ничего. Я и так сказал больше чем нужно.

– Я хочу вызвать полицию.

– У нас только внутренний телефон, – ответил дежурный.

– Но делаете же вы что-то в случае чрезвычайных обстоятельств!

– У нас не бывает обстоятельств.

Он снова уткнулся в свой журнал. Когда я поднялся к себе, в коридоре уже никого не было. Эти свиньи уже успокоились.

С утра все говорили только о ночном происшествии. Впрочем, никто не был особенно обеспокоен, даже женщины. Женщины делали круглые глаза и выдумывали совершенно невероятные версии, но, по правде говоря, им было все равно, о чем болтать. Глядя на них, я все больше убеждался, что попал в совершенно чужой мир, причем неизвестно насколько хороший и удобный для жизни.

Все же нашлись двое мужчин, скорее истеричных, чем решительных, которые заявили, что хотят покинуть отель. Не знаю, что произошло, но обоих я видел поздним вечером в баре. Они так никуда и не уехали. Зато выглядели они как оплеванные.

Вторую ночь я провел так же как и первую. Я взял другую книгу и, еще не перелистнув первую страницу, понял нечто важное. Комнат в гостинице 365. 365 гостей. Книг тоже должно быть 365. Но 365 – это не просто число. Это число дней в году. Сейчас идет две тысячи первый, не високосный год. Значит, число дней ровно триста шестьдесят пять. При подписании бумаг в первый день мне сказали, что время пребывания в отеле может быть произвольным, но не больше года. Никто не задерживается здесь больше года. Я пересчитал книги. Шесть полок. На каждой – шестьдесят одна книга и лишь на самой верхней – шестьдесят.

Все точно. Число книг совпадает с количеством дней. Но оставим эту загадку на утро.

В двенадцать минут третьего я снова услышал крик и понял, что все время ожидал этого. На этот раз кричала женщина и кричала долго. Крик доносился сверху и был приглушен расстоянием. Наверняка пятый или шестой этаж. Мой отель имел не только шесть полок с книгами в каждой комнате. Здесь было еще и шесть этажей с жилыми комнатами. Сейчас я был уверен, что на каждом этаже шестьдесят один одноместный номер и лишь на верхнем – шестьдесят. Мне даже не нужно было считать.

В этот раз ни один человек не вышел из своей комнаты. Я шел по совершенно пустым ночным коридорам. На всякий случай я захватил с собой изогнутый стальной прут, которым, теоретически, можно было помешивать угли в камине. Теоретически – потому что было лето и все камины стояли выключенными. В начале и в конце каждого коридора светила контрольная лампочка, а пространство посредине было погружено во тьму. Я поднялся лифтом на пятый этаж и сразу же заметил кровавые следы на полу. Это были следы босых женских ног. Женщина бежала неравномерными прыжками, дважды падала на колено, но ни разу не оперлась на пятки, чтобы отдохнуть. Судя по количеству вытекавшей крови тело будет лежать недалеко.

Я попробовал прут в руке. Вес около килограмма или полутора.

Всего лишь; но смертельное оружие в умелых руках. Моя рука была умелой: вот уже больше тридцати лет я регулярно играю в теннис, поэтому ударить таким прутом смогу точно и сильно. Это не труднее, чем бить ракеткой по мячу.

Тело я нашел на лестнице. Кажется, жертва пыталась сбежать по ступеням, но силы оставили ее и она свалилась головой вниз. Она была явно мертва; лежала спиной кверху. Руки в стороны, шея подвернута и возможно, сломана. Вся спина ее была в глубоких разрезах. Не знаю, чем можно такие разрезы сделать. Во всяком случае, не ножом. Я прислушался: никаких звуков. Ни убийц, ни свидетелей, одни равнодушные, закрывшиеся в своих комнатах, как моллюски в раковинах. Второй раз в жизни я видел так близко перед собой тело, из которого только ушла жизнь. Но сейчас это была не мгновенная, безболезненная смерть, а концентрированный ужас и боль. На это было страшно смотреть. Это ведь совсем не то, что видеть смерть издалека, по телевизору, или читать кровавый детектив.

Вероятно, наш мозг был первоначально рассчитан на гораздо большую событийность.

Наши предки, как и дикие животные сейчас, постоянно находились под прессом страха, под угрозой смерти – как смерти от голода, с одной стороны, так и смерти насильственной, с другой. Как только человек создал себе более-менее комфортные условия, в нем проснулась тоска по ужасному – как по естественной для себя среде. Он почувствовал себя, как морская рыба в пресной воде – и стал сам добавлять соли. Может быть, в этом причина непрекращающихся войн и иных жестокостей, которые сопровождают нашу историю, причина того, что нам нравятся детективы, ужастики и приключенческие романы. И того, что радостно хохочет ребенок, когда взрослый делает из пальцев козу, которая идет ребенка забодать.

Зло даже приятно, когда оно топчется в отдалении и лишь шевелит своими ложноножками. Но вблизи оно отвратительно и тошнотворно.

Убедившись, что ничем уже помочь нельзя – пульса и дыхания нет, зрачки расширены, кожа холодная – я отправился обратно по кровавому следу. Пускай здесь никому нет дела до происходящего. Но здесь есть я, существо иной крови, живущее по собственным законам. И я буду делать то, что считаю правильным. След вел к комнате номер двести восемьдесят девять. Дверь была приоткрыта; у входа лежали куски битого стекла.

Битое стекло – что может быть обычнее? Битое стекло – примета нашей эпохи.

Если археологи будущего раскопают культурные слои наших времен, то они порежут себе пальцы. Главное, что они здесь найдут, это битые стекла. Они есть везде, от них никуда не деться. Пожалуй археологи назовут наши века эпохой битых стекол.

Но это были не обычные осколки.

Я присел и стал внимательно рассматривать стекло. Света здесь посредине коридора почти не было, но меня выручало мое умение видеть в темноте. Если бы не оно, я бы вообще вряд ли бы что-то заметил. Это не было оконное стекло; это не было стекло зеркала, стакана или лампы. Эти осколки выглядели и лежали так, как будто здесь разбили стеклянную сосульку. В отличие от обычной сосульки, эта раскалывалась вдоль, а не поперек. Я очень осторожно, чтобы не порезать пальцы острыми гранями, взял кусочек и положил в карман. Осмотрим на досуге.

В комнате я нашел еще несколько подобных осколков. Стулья были перевернуты, кровать вся в крови. Покушение наверняка произошло здесь. Больше ничего необычного.

На следующее утро отель снова наполнился болтовней о ночном происшествии.

Теперь уже большая группа гостей выразила желание уехать. Я присоединился к ним. Расследование расследованием, но, в сущности, своя жизнь всегда дороже.

За ночь я многое передумал. Все, что мне нужно от этого мира – выход. В отеле выхода не было. Значит, мне нужно покинуть отель. А все те, кому дорога своя шкура, пусть уходят тоже. Кому не дорога – пусть остаются. Имеющий разум – да задумается. Я последний раз искупался в море, последний раз полюбовался видом со своего балкона и собрался в путь. Чемоданов у меня не было, поэтому я пошел налегке, прямо по берегу.

Навстречу мне попался сосед по этажу. Он выглядел рассерженным.