Надя отвернулась, невыносимо было видеть его совсем рядом, чувствовать его свежий мужской запах. У него оказались теплые, мягкие, большие ладони. Он прикасался к ее коже осторожно, но уверенно, и промывал перекисью рану так же заботливо, как отец в далеком детстве, когда она разбивала себе колени. Девушка замерла и почти перестала дышать, пока рана не была заклеена лейкопластырем. Он снова взял ее за руку, мягко поднял со стула, словно она была уже не в состоянии что-либо сделать самостоятельно, повел к выходу. Надя почувствовала себя совсем разбитой, ей хотелось только одного — лечь, свернуться калачиком под одеялом, закрыть глаза и ни о чем больше не думать.

В машине, прежде чем повернуть ключ зажигания, он неожиданно близко придвинулся к ней, ослабевшей и расстроенной, всем телом и, вытянув из гнезда ремень безопасности, пристегнул ее к креслу. В какой-то неуловимый момент Надежда, не удержавшись, встретилась с ним взглядом. Его темно-серые глаза завораживающе глубокого цвета, с густыми короткими светлыми ресницами ее внезапно обожгли — словно он своим взглядом на мгновенье проник в самое сердце и засел там раскаленным угольком, мешая дышать. Этого еще не хватало! Да что с ней? Зачем она рассматривает его глаза?

Резко отвернувшись в окно, Надя насупилась. Водитель включил радио. Они ехали долго, через весь город, забитый автомобильными пробками. Реклама звучала вперемешку с музыкой, но рекламы было больше. Между треками и рекламой дикторы кричали, смеялись, отпускали плоские шутки в прямом эфире. Надя пыталась понять, о чем они говорили, тут же забывала услышанное. Его случайный взгляд застал ее врасплох. Зачем он на нее так внимательно смотрел? Чтобы окончательно убедиться в том, что она растеряна и напугана? Нет никакого сомнения — этот франт с обложки модного журнала теперь долго будет смеяться над ней и представит случай на «зебре» своим друзьям, как милый анекдот.

Машина остановилась. Он помог ей спуститься с подножки, зачем-то дошел за ней до входа в общежитие, вручил пакет.

— Вот, возьмите.

— Что это?

— Телефон. Пока вас обследовали в рентген кабинете, я купил, рядом магазин. Сим-карту вставил, но телефон не включал, сами разберетесь.

— Но…

— Послушайте, Надежда Васильевна, — он сказал это спокойно, но также твердо, как во время аварии про выдуманную жену, — я уже понял, что вы девушка гордая и независимая. Но для студентки из провинции потеря телефона почти катастрофа. Вы живете в общежитии. Лишнего дохода у вас нет. Я действительно был виноват. Так что давайте закончим этот бесполезный спор и не будем друг другу портить нервы. Если вы захотите подать на меня в суд, подавайте, я выплачу вам любую компенсацию, — на слове «любую» он сделал акцент.

Его правильные, четкие, логичные слова о «любой» компенсации окончательно взбесили Надю, ей нестерпимо захотелось нахамить. И глаза! Такие замечательные глаза не могли принадлежать этому самодовольному представителю местной элиты, они должны были быть наглыми, порочными, скользкими — да какими угодно! В машине ей наверняка что-то померещилось, она придумала этот внимательный изучающий взгляд, устав от внезапно навалившейся беды.

Девушка резко повернулась к нему, едва не наступив на носки вычищенных до блеска туфель, и, чуть подавшись вперед, с вызовом произнесла:

— А вам не кажется, что вы слишком самоуверенны? К счастью, мы с вами никогда больше не встретимся. Поэтому знайте: я беру ваш подарок в силу крайней необходимости. В провинции, как вы правильно заметили, с деньгами туго. Мне действительно не за что купить телефон, надо срочно звонить родителям, они там с ума сходят. Но чувства благодарности к вам я не испытываю.

— Я понял, Надежда Васильевна.

Он ответил предельно серьезно, будто ему только что сообщили новый курс валюты. Идиот! Тихо, но достаточно отчетливо обозвав его индюком ряженым, Надя с силой хлопнула дверью и побрела на четвертый этаж. К ее облегчению, соседки в комнате не было. Прямо в испачканной одежде она плюхнулась на свою кровать и открыла пакет. В нем оказался белый сенсорный телефон в картонной коробке, к нему прилагались такие же белые наушники — просто мечта! И конверт. В конверте — чек за телефон на приличную сумму, бланк гарантии с печатью магазина, десять тысяч гривен наличными — немыслимое богатство! — и записка на рецептурном бланке: «Если будут проблемы, позвоните. Всегда готов помочь. Сергей Неволин». Возле подписи — цифры телефонного номера. И еще в пакете лежали два невероятно огромных яблока с багряно-красными боками — донельзя аппетитные, тяжелые, необыкновенно сочные на вид, с твердой блестящей кожурой.

Это было выше Надиных сил! В первое мгновенье захотелось разбить телефон о стену, а деньги с яблоками вышвырнуть за окно! Но она сдержалась и, не отрывая глаз от телефона, задумалась. В конце концов, она сама во всем была виновата. Этот незнакомый ей Сергей Неволин помогал, как умел, при этом не читал нравоучений, не угрожал за то, что она помяла бампер его драгоценной машины! Наверное, другой на его месте потребовал бы возместить ущерб — свидетелей ее вины было предостаточно. Эти мысли ее отрезвили.

Надежде вдруг стало до такой степени стыдно за свое поведение, что спина и ладони вспотели. Она почувствовала, как загорелось лицо, прижала руки к пылающим щекам. Любая старшеклассница из богом забытого Цюрупинска постаралась бы использовать ситуацию в самом выгодном свете — это была великолепная возможность завести первое полезное знакомство, которое помогло бы в будущем! Она же, вопреки здравому смыслу, опрометчиво упустила эту возможность, зачем-то гадко оскорбила незнакомого человека вместо благодарности. Она же о нем совсем ничего не знает!

Нет, худшего дня в ее жизни еще не было! И это в первый месяц учебы!

Мстительно порвав записку на клочки и вышвырнув ее в форточку, Надя разревелась. Она рыдала, грызла плотные сладкие яблоки и искренне сожалела о том, что невозможно вернуть этот день обратно. Мама была права: нельзя было отпускать ее одну в большой город, она не способна быть самостоятельной. Предел Надиных возможностей — должность заместителя директора по хозяйственной части на консервном заводе — считать пустую тару, ругаться с грузчиками и отмечать трудодни рабочим.

Сергей приехал домой, когда солнце начало заваливаться раскаленным оранжевым боком за горизонт. В комнатах было чисто и сумеречно. Бесцельно побродив по нижнему этажу, он поднялся в мансарду и зачем-то прямо в костюме, что было нарушением всех правил, завалился на кожаный диван. Наверное, надо было снять стресс, расслабиться, но Сергей обессиленно лежал, глядя в мансардное окно с замкнутым в нем темнеющим небом, и не двигался. Было невыносимо лень вставать, спускаться вниз, откупоривать бутылку. Пить также было лень.

В мыслях занозой сидела колючая, как еж, зареванная девчонка, сбитая им на переходе. С ней невозможно было договориться, на все вопросы она отвечала отрицательно. Но его поразило другое — несмотря на явную враждебность, она была податлива, как доверчивый ребенок, и послушно шла за ним, едва он брал ее за локоть, словно эти прикосновения ее успокаивали. Сергей подумал, что слишком часто за эти два часа трогал ее, и поморщился — это было ему несвойственно. А яблоки зачем? Что за безотчетный порыв? Пожалел девчонку? Но это была явная глупость! Если уж захотел подкормить — уж больно она показалась ему замученной, — так надо было купить какие-нибудь зеленые, простые, а не эти — тяжелые, яркие, наполненные жизненной силой, зовущие попробовать, вгрызаясь зубами в нагревшуюся на солнце мякоть. Мысль о яблоках его почему-то смутила, сердце забилось чуть сильнее, на душе сделалось совсем скверно.

Он так и не понял, какой была эта незнакомая ему Надя Головенко. Порывистая, упрямая, непосредственная, предельно обиженная? Наверное. Именно это почему-то врезалось в память, а вот внешность ее не запомнилась. К тому же, она была или очень глупа — не сообразила, что его можно было легко использовать, потребовав денег, или действительно слишком горда, что никак не вязалось с ее явной наивностью. Да и откуда у жительницы затерянного в степях городка гордость? Впрочем, он оставил ей свой номер телефона. Нет никаких сомнений, что утром, посоветовавшись с родителями или подружками, она скромно постучится в его кабинет и предъявит немаленький счет. По-другому просто не бывает.

Чтобы отвлечься, он заставил себя подняться, принять душ, выпить кофе и засесть за статью для коммерческого журнала. Он писал ее до поздней ночи, мастерски бравируя сложными медицинскими терминами — словно пытался отомстить издателю сложным текстом. А потом, укрывшись шерстяным пледом, уснул в кабинете на диване. Не хотелось спускаться в спальню, где ждала необъятная пустая кровать в раздражающем спальном комфорте.

На следующее утро, когда он, приехав в клинику, приготовился к самому худшему, позвонили из министерства и сообщили, что после получения официального заключения независимой медэкспертизы жалоба была отклонена, в прокуратуре дело о смерти пациента закрыли. Он не удивился и не обрадовался — после случая на пешеходном переходе уже ничто не могло поколебать его мрачное душевное состояние. Весь день, то и дело доставая из кармана брюк мобильный телефон, он поглядывал в цветное окошко, ожидая появления отметки о пропущенном звонке, но Надя Головенко ему так и не позвонила.

Наступил ноябрь. Надин восторг по поводу удачного поступления в университет растаял, как утренний туман при свете набирающего силу дня. Теория была мало понятной, преподаватели придирались по любому поводу, город оказался равнодушным, грязным и безмерно суетливым, похожим на бестолковый муравейник. Но, несмотря на все эти сложности, она втянулась в его стремительный темп и научилась жить с той же скоростью, что окружающие ее люди — торопилась, успевала, не выбивалась из ритма. В этой бесконечной сутолоке дни стали похожими, однообразно рутинными и слились в один непрерывный поток, включив отсчет ее будущей карьеры. Каждый прожитый день — маленькая ступенька в будущее, каждые выходные — легкая передышка перед новым рывком. Главное — не потерять темп, как можно лучше подготовиться к сессии, заработать стипендию. Недели сольются в полугодия, пять долгих лет выстроятся пирамидой, на вершине которой окажутся фантастические возможности. И все будет зависеть только от нее — маленькой и пока такой неуверенной в себе провинциалки. Но ничего, это пройдет, она научится быть самодостаточной. Обязательно!