— Читай, Соколов, приговор.

Соколов прочел приговор. Подписали. Рубинштейн сказал:

— А перед тем, как ехать в полк Гайворона, не проверить ли мне политическую работу в третьей бригаде?

— Мысль верная, — сказал Пархоменко. — Только, работая, вы почаще смотрите во все стороны. А я проведу совещание и к вам вечером приеду.

Под вечер, когда Пархоменко в перерыве совещания обедал с Ламычевым, вбежал питерский матрос — следователь ревтрибунала, загорелый, бронзовый, в заношенном бушлате и громадных ботинках. Стукнув с грохотом ботинками, он доложил:

— Доказано: шпион, товарищ начдив. После исполнения приговора при осмотре отверстия в фуражке обнаружена бумага, порванная пулей. Шифровка.

— За небрежный и неряшливый обыск при аресте Цветкова — на две недели под арест! Будь бы у меня шифровка в руках тогда, а не сейчас, он бы по-другому с нами разговаривал. Эх, дурачье!.. Вы что, Колоколов?

Вошедший был бледен.

— Беда, товарищ начдив. В третьей бригаде — восстание. Рубинштейн — убит.

— Убит? Рубинштейн? Господи! — вскричал Ламычев, и на глазах его показались слезы.

Утирая мокрые глаза, Пархоменко повернулся к матросу:

— Видите, что вы наделали своей небрежностью и отсутствием бдительности. Рубинштейна убили! Под суд!

— Есть под суд, — весь дрожа, проговорил матрос.

— Всем сюда! Ординарцы!.. Совещание, по коням!

Пархоменко не успел застегнуть ремни, как уже подскакал дивизион, а через минуту рядом с дивизионом стоял броневик.

Они спустились в балку. Дивизион, смяв выставленную охрану, которая требовала пароля, подскакал к штабу 3-й бригады. Штаб находился в каком-то полуразрушенном хуторе на холме возле мелкой речки. Когда Пархоменко прискакал туда, с другой стороны хутора скакал к штабу полк Гайворона.

Командиры, работавшие вместе с Рубинштейном в штабе, отстреливались, и часть их успела убежать к Гайворону. При разгроме штаба были убиты Рубинштейн и делопроизводитель. Со своей стороны восставшие потеряли пятерых. Судя по ранам, Рубинштейн бился упорно и до последнего вздоха, и бился один, так как делопроизводитель умер сразу от пулевой раны в голову.

К панам ушло три эскадрона 81-го полка, всего около четырехсот сабель. Как и предчувствовалось, эти три эскадрона состояли главным образом из того пополнения донских белых казаков, которых недавно принимал на станции Пархоменко.

Обнимая труп Рубинштейна и утирая слезы, Пархоменко говорил:

— Ну вот, бедняга! Ну, как мы тебя не уберегли? И ведь по лицу вижу, что до самой смерти он каялся, что плохо воспитал восемьдесят первый полк!.. Прости нас, дорогой Рубин, прости, милый друг… И вот перед телом твоим говорю крепко: найду убийцу, отплачу!