– Твоя смерть.

– Даже так?

– Даже так, – язык Орвелла говорил, совершенно неподконтрольный сознанию.

Похоже, что сработал прибор, – подумало сознание и совершенно успокоилось.

– А ну-ка, посмотрю, – сказал киллер.

Кулак Орвелла (совершенно независимо от его воли) прыгнул вперед и киллер свалился. Даже жаль беднягу.

Прибор опасности щелкнул еще раз, выключаясь, и Орвелл снова стал собой.

Кажется, эксперимент удался. Прибор не только указывал на опасность, но, если опасность становилась неотвратимой, заставлял действовать тело единственно правильным способом, отключая мозговое руководство.

Орвел еще раз проверил это свойство прибора. Чтобы не рисковать, он нацепил браслет на лапу зеленой мартышке и прицелился в мартышку из пистолета.

Прибор щелкнул и мартышка выпрыгнула из поля зрения. Она выглядела удивленной. Да, такую полезную штуку не стоило отдавать. Особенно сейчас, когда она осталась в одном экземпляре. Правда, был и второй прибор, еще полезнее.

7

Вторая стрелка меняла цвета от желтого до темно-синего. Темно-синий был плохо различим. Наверное, зрение пришельцев воспринимало цвета иначе.

Это был индикатор цели. Стрелка указывала на ту цель, которой в данный момент было занято сознание владельца браслета. Когда Орвелл хотел есть, стрелка указывала на холодильник, когда хотел спать – на кровать, когда вспоминал бывшую жену – показывала направление, в котором, предположительно, та находилась. Когда Орвелл ни о чем не думал или думал очень напряженно, стрелка металась, перепрыгивая с одной цели на другую. Это даже дисциплинировало. Как только стрелка начинала метаться, Орвел собирал внимание в одну точку и мысль буравила эту точку, добираясь до истины, как бур добирается до нефти.

Прибор действовал безошибочно. Кроме стрелки, браслет имел еще несколько загадочных рисунков, неподвижных, но меняющих цвет. Шифровальщики наверняка бы разгадали каждый рисунок и даже выдали бы подробную инструкцию как пользоваться всеми возможностями прибора. Сам же Орвелл лишь выяснил, что означает синий кружок: если дотронуться до кружка пальцем, то включался легкий зуммер. Этот звук не позволял отвлекаться при решениии серьезных задач. Наверняка остальные рисунки тоже позволяли усилить собственные способности так или иначе, но времени на выяснение уже не оставалось.

Орвелл успел хорошо проверить только индикатор цели. Для этого он дважды сыграл на скачках. Было сырое холодное утро. Мокрые и усталые искусственные лошади бежали вполсилы. Трибуны были полупусты. Орвелл сыграл в первом и во втором забеге. Индикатор цели оба раза показал ту лошадь, которая будет первой.

И оба раза Орвелл оставил выигранные деньги в кассе – он знал, что нечестно нажитое добра не приносит. Еще одна заповедь, намертво вбитая когда-то отцом.

Орвелл был странным человеком, но умел скрывать свои странности.

Сейчас он снова сидел в своем рабочем кабинете и ждал отчета о событиях, которые произошли на планетной колонии в Бэте Скульптора. Бормотал веселый Ванька. Прибор показывал слабую неопределенную опасность. Стрелка не устанавливалась: слабая опасность грозила со всех сторон; в управлении каждый подсиживал каждого. Особенно опасны были друзья. Опаснее всех – лучшие друзья.

Орвелл нажал кнопку вызова.

– Икемура?

– Да. Уже почти все.

– Мне достаточно «почти». Я хочу знать, что случилось. Заходи ко мне немедленно.

– Да. Еще пять минут.

Несмотря на фамилию, Икемура не был японцем. Даже в его внешности не было ничего японского. Это был полный веселый блондин, с легкой рыжинкой в усах, с громким голосом и со страстью к рассматриванию порножурналов. Еще Икемура любил выпить, но только не на работе. А работал он отлично. Последнюю неделю работал даже по ночам, хотя никто и не требовал этого. Икемура был почти другом, почти.

Еще Икемура был до удивления везучим. Рождаются же такие счастливчики…

– На что это похоже? – спросил Орвелл, когда Икемура вошел и сел в удобное кресло, у стены.

Бэта до сих пор не отвечала на сигнал. Если это катастрофа, то катастрофа колоссальная. Придется посылать боевой крейсер, возможно не один. Главное, что ты не знаешь, с чем тебе придется столкнуться. И все же это такое приятное и сладкое чувство – опасность.

– Надоела мне эта Бэта дальше некуда, – сказал Икемура. – Ты знаешь, шесть дней назал я привел домой такую женщину и она была такой мягкой, потому что у нее только что умер брат – она была на все готова – и тут вы со своей Бэтой.

– Где ты ее нашел?

– Женщину? В одном притоне. Мы там играли на жизнь и я выиграл.

Орвелл усмехнулся. Икемура не из тех людей, – подумал он, – которые способны пойти в притон и играть на деньги, не говоря уже о том, чтобы играть на жизнь. Правда, иногда он может рассказать такое, что не знаешь, верить или не верить. Главное, говорит будто бы совершенно серьезно.

– Тебе нужно мое мнение или официальное? – спросил Икемура.

– И то, и другое.

– С какого начать?

– С официального.

– Тогда все просто и глупо. Колония на второй планете Бэты Скульптора перестала отвечать по лучу. Вместо ответов мы получаем самую разную чушь.

Получали, я хочу сказать. А последние четыре дня вообще ничего. Оглухонемели.

Всеобщая молчаливая забастовка. Полное молчание – все даже кушать перестали, чтобы не чавкать за едой.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то официальная версия – беспорядки населения или опять выдумали местный праздник. Скорее всего беспорядки, потому что не работает передающая станция.

– Не очень верится. Сколько там людей?

– Ну, переписи не проводилось. В прошлом году было около восьми тысяч.

Условия там неплохие. Сейчас может быть и все десять. Люди ведь склонны к размножению. Веселое это занятие. Я сам поразмножаться люблю, но без последствий.

– Что-то ты не весело это сказал.

– Точно.

– Тогда что же там по-твоему?

– Я не могу сказать что там, но я знаю, на что это похоже больше всего.

– Ну и?

– Вирус Швассмана.

Орвелл задумался. Вирус Швассмана. Одна из самых странных и самых страшных космических катастроф прошлого столетия. Почти легенда.

– Но это же легенда? – спросил он.

– Да, но это легенда, которая происходила. Легенда, которую сделали легендой, для того, чтобы… Даже не знаю для чего.

– Вирус Швассмана, – повторил Орвелл, глядя на прибор опасности. Стрелка стала красной и установилась по направлению ко входной двери. – Примерно где сейчас созвездие Скульптора?

Икемура подпер языком щеку, вычисляя:

– Вон там примерно, – он показал на входную дверь.

– Документы остались? – спросил Орвелл.

– О вирусе? Никаких. Только слухи.

– Я тоже помню эти слухи, – сказал Орвелл, – люди превращаются в кузнечиков, вирус, который кушает и людские мозги и электронные и т д. Не слишком ли это? И, если так, то их уже нельзя спасти. И опасности они не представляют. Они просто умерли, остается молиться за их души.

Икемура не знал, что означает слово «молиться». Он сделал вид, что знает.

Орвелл взглянул на прибор опасности. Стрелка розовела, вопреки его словам.

– Ты знаешь что-нибудь еще? – спросил он.

– Только продолжение легенды. Когда на комете Швассмана умер последний человек, то машина направила комету к Земле.

– Это естественно. Без управления она просто не могла отчалить от этого дряхлого куска льда.

– Это неестественно: она при этом передавала угрозы.

– Угрозы?

– Обещала взорвать Землю, свалившись прямо на Алатайский энергетический реактор. Землю она бы не взорвала, положим, но…

– Тогда нарушение программы?

– Нет. Тот корабль не мог двигаться без экипажа. А экипажа не было. Это выглядело примерно так, как если бы взбунтовался бульдозер и поехал бы крушить дома, сам по себе, без человека.