66

В тоннеле было темно. В тоннеле было бы совершенно темно, если бы не рассеянное свечение воздуха – так обычно и освещаются длинные подземные тоннели.

Маленькая Кристи открыла глаза. Она ничего не знала. Она не знала почему находится здесь (да и не знала где находится), не знала, что случилось, не знала какой сейчас день и час, не знала, что именно сейчас генерал Швассман входит в игловую машину и именно сейчас Отважный4 садится на опустевший космодром. Она открыла глаза, увидела слабый свет и поняла, что жива. Она не знала как и почему осталась жива. Она не знала значения цифры 8, набранной ею в конце кода. Она не знала, что цифра 7 означала отмену уничтожения, а цифра 8 означала отмену с одновременным нападением. Она не знала, что, набрав восьмерку, включила боевую сеть системы Yjycg8, что выстрел, спертый в пространстве тоннеля, уничтожил людей, пытавшихся сбежать и, как эхо, ударил по машине и оглушил ее единственную пассажирку. Она не знала, что огненный клубок распух в подземной магистрали, приподнял свод тоннеля и огромным языком вырвался наружу. Не знала, что было сожжено два здания и разрушен декоративный бассейн. Не знала, что исскуственные деревья стали тонким пеплом; пепел взлетел в высоком потоке теплого воздуха, взлетел очень высоко; там его подхватил ветер и понес над бульваром. Не знала, что вечером жители заметили, что закат был особенно кровав.

Она встала, отряхнула платье и пошла, не выбирая направления. Направление было всего одно – дорога назад была отрезана завалом.

Иголки впивались все глубже и Швассман кричал все громче. Одно время он подумал было о том, не начать ли ругаться и проклинать своих обидчиков, как это делали некоторые из осужденных. Подумав, он решил отказаться от этого намерения, как от необязательного. Иногда он начинал слабеть, но неожиданно сильный укол иглы возвращал ему силы. Сейчас он кричал уже не притворяясь, так было легче.

Сознание затягивалось полупрозрачной пеленой и Швассман, подумав, решил, что это из-за потери крови. Нужно бы лучше продумать конструкцию машины.

Вдруг что-то изменилось в настроении толпы. Швассман увидел, как в сторону эшафота движется человек в форме. Человек нес в руке переговорное устройство.

Лицо человека выражало крайнюю озабоченность.

Странно, неужели это меня? – подумал Швассман, – неужели они не понимают, что сейчас я занят?

– Швассман слушает, – сказал он в трубку. Его голос был совершенно спокоен.

– Говорит Отважный4. Казнь отменяется. Можете отключить машину. Это отвратительно.

Швассман не совсем точно понимал значение слова «отвратительно», но смысл сообщения он понял.

– Остановить машину! – приказал он.

Иголки последний раз воткнулись и выдернулись из его тела. Одна, неисправная игла, продолжала тыкаться под лопатку. Надо бы проверить машину, – подумал Швассман. Дверцу открыли и он плашмя выпал на землю, которую еще недавно греб руками, ломая ногти. Когда Швассмана заворачивали в простынь, он уже был без сознания.

– Это отвратительно! – сказала Елена и отключила видеопередачу с площади. – Мне просто хочется вырвать, так это отвратительно.

Она вышла из корабля на пустое пространство космодрома, держа в ладони реликтовый меч. Меч мигал синей лампочкой и тихим голосом напоминал, что рука, сжимающая рукоятку, оружием воспользоваться не сможет, потому что не имеет такого права.

– Заткнись! – приказала мечу Елена, но меч не заткнулся, а только стал говорить потише.

Она шла по пустому пространству, приближаясь ко входу в тоннель. Она не знала, что будет делать дальше. Она подошла к тоннелю. У входа горела красная лампочка, извещавшая о том, что тоннель поврежден. Поблизости ни одной машины.

Все сбежали. Глубина тоннеля светилась рассеянным фосфорическим сиянием. Елена уже собиралась отвернуться и пойти дальше, но ей показалось, что там кто-то есть. Маленький черный силуэт приближался из полутьмы. Вначале Елена подумала о том, что это механическое животное, но потом разглядела очертание маленькой человеческой фигурки. Девочка в запачканном платьице вышла в яркий солнечный свет и прижмурилась.

– Кто ты? – спросила Елена.

– Меня зовут Кристи. Это самое лучшее имя на свете.

Елена осмотрела девочку.

– Что это у тебя на спине?

– Это мой номер. Раньше я была шестьдесят вторая. А потом я сбежала из инкубатора и мне дали имя Кристи.

– Кто дал тебе это имя?

– Люди с планеты Бэта.

Люди с планеты Бэта.

67

Люди с планеты бэта готовились к переселению. Мороз за стенами Хлопушки стал еще яростнее, теперь он уже перехлестывал через минус сорок, особенно по ночам. Выходить без скафандров стало невозможным. Два Зонтика, в автоматическом режиме, строили каменный дом за городом. Стройка уже заканчивалась. Мертвый город постепенно разрушался – то ли от холодов, то ли естественно, как разрушается тело без души. В каменных домах провалисались крыши и перекрытия, стены давали трещины и кренились, некоторые дома уже превратились в груды мусора. Лучше всего сохранялись скульптуры, может быть потому, что они были сделаны из цельного камня. Кристи извела груду бумаги, рисуя одно и тоже – танцующих детей. При одном слове «дети» ее сердце переполнялось чем-то недозволенным и незапрограммированным. По нескольку раз в день она навещала капитана только затем, чтобы посмотреть в его глаза. Она смотрела в них несколько секунд, потом не выдерживала, чувствуя так, будто смотрит на слишком яркий свет. Такое было с ней однажды в детстве. Она знала, что если этот человек погибнет, то погибнет весь мир. Как могли жить древние, если вся их жизнь была пропитанна этим?

Возле нового жилища решили оставить место для кладбища и уже положили восемь каменных плит. Восемь. Ровно половина. Кто будет следующим? Только под одной из плит было тело. Кристи немного поплакала, чувствуя себя вправе плакать. Орвел произнес краткую речь. Икемура, выбирая новую жертву, смотрел по сторонам. Вдруг он вздрогнул – по полю бежал человек. Человек бежал быстро, но неровно, в раскорячку, прихрамывая сразу на обе ноги. Икемура сразу все понял и принял решение.

– Смотрите! Кто это?

– Это Штрауб, числившийся погибшим, – ответил ближайший Зонтик.

Кристи посмотрела на одну лишнюю могильную плиту и заревела сильнее.

– Какое счастье, это просто камнем висело на моей совести! – воскликнул Икемура. У него начинала болеть голова. Только этого не хватало.

Он бросился навстречу Штраубу с выражением естественной радости на лице.

Штрауб сбил его кулаком на траву и стал топтать ногами. Топтал не сильно, видно, ноги разбиты. Все-таки выжил. Ну жди, я тебя еще достану. Икемура прикрывал голову. Анжел прицелился и выстрелил из парализатора. Штрауб упал.

– Что это было? – спросил Икемура. – За что, скажите, за что? Почему он меня так?

И он натурально заплакал.

– Он вел себя как сумасшедший. Где он был?

Икемура стал снова пересказывать историю, снабжая ее новыми подробностями.

Он говорил настолько искренне, что не поверить ему было невозможно. Все согласились с тем, что Штрауб повредился рассудком.

– Это из-за Бэты, – сказал Икемура, – я точно слышал, как он плохо о ней отзывался. Он называл ее… Я даже боюсь повторить, как он ее называл.

Память Зонтика о происшествии оказалось стертой. Это тоже свалили на Бэту.

– Я буду о нем заботиться, – сказал Икемура, – это мой долг.

Все согласились с этими словами.

Вечером Анжел сидел на террасе и смотрел на сад. Точнее, он смотрел не на сад, а на траву в саду. Трава шевелилась, хотя ветра не было. Да и не шевелится так трава от ветра. Анжел притаился, как кот перед прыжком. Его непомерное тело было расслаблено, но готово к прыжку. Невидимка поднялся по ступенькам, оставляя на каждой немного грязи или соломинки – остановился в нескольких шагах. Анжел даже слышал его дыхание. Он прыгнул, перевернув кресло, но промахнулся. Невидимка побежал в сад. Анжел бежал, ориентируясь по слуху. Ветви трещали совсем рядом. Он уже протянул руку и схватил нечто холодное и скользкое и разжал пальцы от внезапного омерзения. Невидимка ушел.