Глава третья СЕВЕРНЕЕ ЧУГУЕВА
После изнурительных боев с превосходящими силами противника в марте 1943 года войска 57-й армии вынуждены были отойти за Северский Донец и занять оборону в полосе от Чугуева до Волчанска. В состав этой армии и вошел полк Бежалова.
Сплошной линии траншей по Северскому Донцу не было. Оборона строилась по принципу взаимосвязанных отдельных опорных пунктов и узлов сопротивления с расположенными за ними резервами, предназначенными для переброски на те направления, где противник мог форсировать реку и захватить плацдарм на левом берегу.
В то же время гитлеровцы хотя и имели перевес в силах, но с ходу переправиться через Северский Донец не смогли и вынуждены были ограничиться нанесением отдельных ударов на узких участках фронта.
Получив боевую задачу по обеспечению обороны войск 57-й армии на занятом ею рубеже, Бежалов объехал дивизионы, побывал в батареях, побеседовал с солдатами и офицерами, поставил задачи командирам дивизионов, после чего направился в штаб полка.
Вылезая из машины, он услышал, как на правом фланге, где находился первый дивизион капитана Забродина, приданный 1-му гвардейскому кавалерийскому корпусу, загремели «катюши», а следом ударила артиллерия.
«Ну вот и началось», — подумал Бежалов, останавливаясь перед хатой и прислушиваясь к доносившимся звукам боя.
Проводив командира полка, капитан Забродин перешел на наблюдательный пункт, оборудованный в Новодоновке. Отсюда до Донца было не более трехсот метров, и в стереотрубу хорошо просматривался противоположный обрывистый берег, по верху которого рос густой лес.
— Почему так, товарищ капитан? — переставляя стереотрубу, обратился к Забродину разведчик Смирнов. — Где мы ни обороняемся, у немцев всегда берег высокий, или они на высотках сидят, а мы то в низине, то в болоте. Вот и теперь мышь не прошмыгнет, чтобы фашист огонь не открыл, а мы только и видим этот обрыв, а что за ним — никому не известно.
— У рек, текущих на юг, — ответил Смирнову Гужавин, молоденький младший лейтенант, только что окончивший военное училище и назначенный начальником разведки дивизиона, — всегда правый берег выше левого, а у тех, которые текут на север, все наоборот.
Забродин рассеянно слушал этот разговор. Осматривая в стереотрубу противоположный берег, он вдруг отчетливо услышал возникший за рекой шум моторов, который то усиливался, то стихал. Этот шум насторожил его и он приказал не прерывать связи с огневыми позициями.
— Что-то гитлеровцы затевают, чего доброго через реку полезут. — Забродин сознавал, что если сейчас выползут из оврага вражеские танки с пехотой и начнут переправляться через реку, ему придется сдерживать натиск врага в основном своими силами.
Его размышления прервал стоявший рядом заместитель по политической части капитан Дорощенко.
— Смотри, командир, — сказал он, указывая рукой на противоположный берег, — немец пожаловал к нам. Жарко, видно, сегодня будет.
— Вижу, — отозвался Забродин.
Действительно, в том месте, где крутояр заканчивался пологой ложбиной, ломая кусты, показался бронетранспортер, а следом за ним пять танков. Бронетранспортер начал медленно спускаться на лед. Дойдя до середины реки, развернулся, прошел вдоль берега и повернул назад.
— Лед опробовали, теперь переправляться начнут, а наша сторона молчит, — продолжал Дорощенко.
— Мы молчим и другие молчат, — оборвал его Забродин.
— Мы молчим — это понятно. А других и нет здесь. Надо на себя рассчитывать. Ждем-то мы чего? Вот наши батареи, вон фашисты, бить их надо, пока не подошли к нам.
— Не торопись, замполит, пусть спустятся на лед, тогда посмотрим. Они наш берег хорошо, изучали и надеются на безнаказанность, люки у танков открыты, пехота выстроилась, как на параде. А нас они, видно, в расчет не берут, не знают, что мы здесь, вот и воспользуемся нашим преимуществом.
— Значит, под лед их будем пускать, — поняв замысел Забродина, заключил Дорощенко.
— Можно, — отозвался Забродин. — Опыт у них есть, наверное, помнят Чудское озеро, где их предки оказались подо льдом.
— Тогда я во вторую батарею.
— Действуй, замполит, — одобрил Забродин.
Между тем противник, закончив развертывание сил, с методической последовательностью продолжал подготовку к спуску на лед. Танки рассредоточивались вдоль берега. Наблюдая за передвижением гитлеровцев, Забродин, однако, не знал, какие силы стянуты к Новодоновке для переправы. Глубокий овраг надежно укрывал врагов и трудно было судить о масштабах готовящегося удара, а это больше всего волновало сейчас. Напряженность нарастала с каждой минутой.
Забродин связался со штабом корпуса, доложил обстановку, попросил усилить его хотя бы артиллерийской батареей и теперь ждал, когда придет помощь.
Противник закончил подготовку, и танки двинулись по ложбине на лед. За танками шла пехота. Люки машин были открыты, в них, высунувшись почти до пояса, разглядывая противоположный пустынный берег, застыли вражеские танкисты, а из оврага выползала еще группа танков, которая, повторяя маневр первой группы, начала готовиться к спуску на лед.
— Эх, парочку бы батарей сюда, — начал было Гужавин, но начавшийся артиллерийский налет со стороны гитлеровцев заглушил его слова.
Прощупывая противоположный берег, противник ударил из орудий вначале наугад, потом перенес огонь в глубину. Убедившись, что с нашей стороны никто не отвечает, танки двинулись по льду.
«Пусть пройдут еще немного вперед, подумал Забродин, — а там посмотрим».
— Так, так, — уже вслух продолжал он, — теперь пора. — И, выхватив трубку у телефониста, скомандовал: — Дивизион, залпом. — И переждав, пока его команду повторили на батареях, отдал последнее слово команды: — О-гонь!
Серия разрывов накрыла реку. Сплошная завеса из дыма и битого льда встала над местом переправы. Забродин увидел, как один танк вначале накренился, а затем, задрав борт, стал медленно сползать в образовавшуюся полынью.
— Товарищ капитан! Под лед пошел танк, смотрите! — крикнул младший лейтенант Гужавин.
Но радоваться было рано. Гитлеровцы, не ожидавшие сопротивления, поняли, что попали в западню, и открыли артиллерийский огонь по участку, занятому нашими войсками.
Капитану Дорощенко оставалось пройти каких-то сто метров до батареи лейтенанта Овсиенко, когда над огневыми позициями взвихрились клубы огня и дыма и тишину разломили прерывистые скрипы реактивных снарядов.
«Ну вот, опоздал», — подосадовал он, убыстряя шаг. Смелый, решительный Дорощенко всегда считал нужным находиться там, где всего труднее и опаснее. Стремясь поскорее добраться до батареи, он не обращал внимания на вражеский обстрел.
Он увидел, с каким напряжением работают люди на батарее. Еще не зная, что произошло после залпа дивизиона там, где переправлялись фашисты, Дорощенко сразу понял, что Забродин торопит: связист сержант Поляков уже который раз передавал приказ командира дивизиона: «Быстрее заряжать, доложить о готовности». Однако вмешиваться замполиту не пришлось. Овсиенко, требуя быстроты от расчетов, сам помогал им закончить подготовку к залпу.
Батарея открыла огонь одновременно с первой батареей старшего лейтенанта Котенкова.
И сразу же в ответ усилила огонь вражеская артиллерия. Гитлеровцы на сей раз били не наугад, как это было до залпа, а, взяв батарею в вилку, начали прицельный обстрел непосредственно огневой позиции.
После первого залпа «катюш» гитлеровские танки увеличили скорость, стараясь быстрее достичь левого берега. Под защитой брони продвигалась и пехота. Другая группа уже заканчивала спуск на лед.
Забродин, продолжая наблюдать за противником, все настойчивее требовал ускорить готовность батарей к открытию огня. Первый успех его радовал, но гитлеровцы не повернули назад. Они, видимо, хотели любой ценой захватить плацдарм. Забродин немедленно решил воспользоваться безрассудством гитлеровцев и уничтожить всю фашистскую группу на льду.
Одно беспокоило Забродина: не являются ли действия противника отвлекающим маневром. Может, на других участках фронта с минуты на минуту готовится основной удар по нашей обороне? Не исключая таких действий гитлеровцев, он имеющимися силами стремился нанести им больший урон.
Терпение Забродина было на пределе, он крикнул телефонисту:
— Котенкова! Почему молчит? Немедленно огонь!
И тут его голос перекрыли скрежет и вой реактивных снарядов. Отмахиваясь от связиста, протягивавшего телефонную трубку, прильнул к стереотрубе. Он видел, как во многих местах на льду образовались черные полыньи, из которых хлынула вода, как немецкие танки начали пятиться, стараясь уйти от опасных мест, видел, как еще два танка вместе с экипажами провалились в полыньи и как забурлила вокруг вода.
— Поворачивают, все поворачивают! — на одном выдохе выпалил Гужавин, наблюдавший вместе с Забродиным за боем. — Запомнят они нас, товарищ капитан!
А танки метались по льду, не имея возможности возвратиться на свой берег по тому пути, по которому они совершили вылазку, и потому были вынуждены все дальше растекаться вдоль русла. Другие танки и пехота старались подняться на обрывистый берег. Пехота, подгоняемая страхом, не слушая команд офицеров, еще пытавшихся что-то поправить, устремилась к оврагу, закрытому лесом. И когда уцелевшие танки наконец-то выбрались на берег и почти достигли оврага, новый залп настиг их. И сразу все стихло, а о том, что произошло, напоминали лишь взорванный лед, башня танка, торчавшая из воды, да трупы гитлеровцев, разбросанные по льду.