Я усмехнулся. Всё так. Где то на заднем плане сознания я действительно продумывал эту тему. Прикидывал шансы, что мне поверят. Прикидывал, как и чем буду доказывать реальность Айны. Сначала для себя, а потом уже для семьи.

— Вот только во всей ситуации чудится мне одна проблема, — Виктор сел обратно на стул, плечи его поникли, сам он слегка сгорбился, — прямо загривком чую, как дышат нам в спину. Кто? Не знаю. Это могут быть кланы. Это могут быть Сколковцы, это может быть государство. Такие возможности не могут долго оставаться необнаруженными. Их могут обнаружить в любой момент, если уже не обнаружили, и наложить на них лапу. На возможности и на нас. Так как мы для них — никто.

На несколько секунд вязко и веско на кухне сгустилась тишина. Казалось, даже свет слегка померк. И насмешкой над словами и ситуацией, в прихожей весело и заливисто заголосила трель звонка.

Мы молча смотрели друг на друга. Я никого не ждал. Виктор тоже никого не ждал. Об этом говорило удивление в его глазах. Ещё пара секунд тишины и трель звонка снова разрушает тишину. Но уже более настойчиво. Звонок заливается долго. Намного дольше, чем могут жать на кнопку вежливые и порядочные люди. Значит это тот или те, кто может себе позволить невежливое поведение. И раздражать их — последнее, что нужно нам в этой ситуации. Я кивнул Виктору на шлем и пошел открывать дверь.

***

Через полтора часа мы с Виктором снова сидели на кухне за столом, напротив друг друга. Перед нами также стояли кружки, полные ароматного растворимого кофе. Но сколько изменений в нашей жизни произошло за эти полтора часа.

Довольно непринужденное знакомство, устроенное на пороге квартиры следователем по особо важным делам быстро перешло в жесткий ультимативный разговор. Предъявив стенограмму моего же трепа с Костей после секции, следователь изъял шлем, как улику в деле убийства Прохорова Михаила. Изъятый шлем тут же упаковали в притащенный из машины кофр, и один из оперативников, в ним в обнимку, тут же отбыл в управление. Туда же утащили и коробку, в которой этот шлем хранился.

И мне и Виктору выдали повестки к следователю. Как свидетелям. Мне на завтра на десять утра, Виктору на послезавтра, на одиннадцать. Оба подписали обязательство не покидать пределов города, не получив разрешения следователя, соглашение о неразглашении и первый гриф секретности.

Выслушали гневную речь сотрудника полиции, хотя в корочках, которыми он очень быстро махнул перед моим лицом, я успел прочитать 'федеральная система мониторинга и реагирования', о том, что мы не имели право использовать устройство, полученное незаконным способом. Что только чудом можно объяснить то, что мы оба живы и наши мозги не сгорели. Так как данное устройство проходит в документах как поврежденное и не прошедшее всех тестов по безопасной эксплуатации. Что мы просто обязаны были уведомить полицию о странном устройстве, полученном незаконным путем. Попытки Виктора уточнить, почему же передача из рук в руки хорошими приятелями называется незаконной, разбились об утверждение, что законный способ получения высокотехнологичного устройства такого типа только один — через магазин с чеком и записью в учетку номера купленного устройства. После этого мы заткнулись и только кивали и молчали.

Кроме того, пока следователь проветривал наши мозги на кухне, его коллеги, коих зашло в нашу маленькую однушку аж четверо, провели поверхностный обыск. Мой улучшенный слух, зрение и ускоренное восприятие по движению теней, издаваемым звукам и прочим косвенным факторам помогли мне это четко понять. И заодно, с наших с Виктором компов, сняли 'слепки'. Вернее, с компа Виктора. Мой так и болтается разряженным. Никто его и не думал заряжать. А может, и не только сняли слепки, но и ещё чего на них повесили. Наследили. Намусорили. И ушли.

— Дела… — Второй раз за сегодня пробормотал Виктор, — ни единого цензурного слова у меня нет, что бы охарактеризовать то, что только что произошло.

Я задумчиво кивал, потихоньку отхлебывая кофе, и думал, что теперь делать. Все мои дилетантские попытки сохранить инкогнито — давно и громко треснули. Меня записывали, за мной следили. Мою жизнь вытащили на свет, изучили и будут использовать. В речи следователя промелькнули несколько намеков на это. Будь моя паранойя не настолько взбудоражена происходящим, я, может быть, и не обратил бы на эти намеки внимания. Но сейчас моя паранойя выла сиреной и я был с ней согласен. Меня посчитали, прочитали и приготовились использовать. Как карандаш. Или линейку. Или сверло. Завтра следователь расскажет мне какую-нибудь сказку, безусловно важную, и за здорово живешь подпишет на абсолютно не нужную мне роль. И я не смогу ему отказать. Все аргументы у него в руках.

Срываться прямо сейчас — бессмысленно. Я только переполошу всех, кто за мной приглядывает. И подставлю и себя и сестер и родителей. Даже если допустить, что до них доберусь — а две тысячи километров это не пол часа на такси — я ничего этим не добьюсь. Ну приеду. Ну расскажу всё. Ну даже они поверят мне. Даже захотят они все сразу же уйти на Айну. И что? Шлема нет. Новый купить — мне никто не даст. Надеяться на то, что в родном городе я смогу раздобыть шлем у тех, кто играет? Так новый аватар будет сгенерирован где угодно, только не в Энриувойре.

Мысли перескочили на шлем, который конфисковали у нас сотрудники органов. А ведь если с него подключатся новые игроки, то они стартуют в нашем клановом промышленном комплексе.

Значит, всё опять усложняется. С Контролером проблем нет. Новеньких в комплексе он воспримет как прописано старыми алгоритмами. Если они будут. Хотя можно слетать на Айну и закрыть доступ. Также в принципе можно снова обратиться к Пиле, но уже наплевав на конспирацию. У неё можно получить и шлемы и деньги. Но опять просить. И опять в долг. Это очень сильно поменяет уровень наших взаимоотношений.

Пока же ситуация не критическая. Да и помощь Пилы, не решит всех проблем, но может создать новые. В любом случае наблюдение за мной должно быть. И лишние телодвижения могут привести к обострению. Ведь не потащили к следователю или сразу в обезьянник нас прямо из дома. Боле менее цивилизованно пригласили повесткой. Дали зачем то сутки времени. Как раз на всякие глупости. Наверное. Может быть. Черт! Так можно додуматься вообще до всего чего угодно.

— Что решил, вождь? Что делаем? — заметив изменения в моей мимике, и расценив их как окончание размышлений, решил поинтересоваться их результатами Виктор.

— Ничего не делаем, — и, видя недоумение на лице своего собеседника, добавил, — Не совершаем глупости, живем в штатном режиме. Завтра я схожу на допрос, узнаю, к чему меня будут склонять и что вообще от нас нужно нашим доблестным органам.

— Как скажешь, вождь! Сидим и ждем. — покивал Виктор и тут же просительно заглянул мне в глаза, — Вот только одно жаль. Запись у меня там осталась. На осьминожку моего записаны наши пляски. Тысяч за двести оторвут её. Или больше.

— Сидим и ничего не делаем. Успеешь ещё свои таланты оператора монетизировать.

Лишь тяжелый вздох был мне ответом. И у меня на душе тоже было тоскливо. Вот ведь влопался так влопался.

***

Зал для проведения совещаний был почти пуст. Вокруг огромного овального стола, способного вместить без стеснения почти пятьдесят человек, разрозненными небольшими группами размещались лишь семь. Многие ряды комфортных сидений вдоль стен, где, при необходимости, размещались ещё две тысячи разумных, были пусты. Светящийся обычно мощно и равномерно потолок зала был притушен. Более ярко, на фоне почти потушенной периферии, светилась лишь его середина, освещая сидящих вокруг стола очень скудным светом и рождая причудливые тени и искажая лица. В центре стола стояла пирамидка помехоустановщика.

— Мы в состоянии адекватно обсудить накопившиеся вопросы? — Платиновая блондинка с холодным взглядом и идеальными чертами нечеловечески красивого лица по очереди осмотрела каждого из сидящих напротив.

— Тем более времени у нас не так и много. И вы и мы в онлайне уже больше суток. Скоро сработают таймеры, — поддержал блондинку сидящий с ней рядом мужчина с короткими темными волосами, открытым лицом и располагающей к себе улыбкой, — поэтому давайте отбросим все ломания и претензии, с ними мы разберемся позже, и остановимся на главном. Что там произошло?

От стали, прозвучавшей в последних словах, вся пятерка, сидевшая напротив этих двух разумных, ощутимо вздрогнула.

— Не нужно на нас применять свои способности, Беркут, мы вполне можем всё обсудить и без них, — возразивший заместителю главы клана Всевид выглядел свежо.

Недавнее полное восстановление тела в медицинском боксе по запросу матрицы защитного комплекса, зафиксировавшего насильственное прерывание жизнедеятельности носителя, пошло ему на пользу и довольно быстро позволило погасить вспышку неконтролируемой ярости, в прошлый раз, почти четыре года назад, длившейся без малого неделю.

— Айна идет тебе на пользу, Всевид, — озвучила уже очевидное для всех Пила, — ты стал лучше себя контролировать, ты стал доброжелательнее относиться к людям.

— Рассказывай! — уже практически автоматически применив легкую форму дара к словам, Беркут вернул разговор в рабочее русло.

Посверлив несколько секунд суровым взглядом исподлобья собеседников, что в слабом верхнем освещении придало теням на его лице особо хищное выражение, Всевид всё-таки приступил к изложению прошедших событий.

— Началось всё с предупреждения. За сорок секунд до контакта. Призрак дал информацию об объекте, аналогов которого в моем тактическом анализаторе нет. Для проверки данных я бросил в сторону угрозы Вдоха. Вдох, в оптичке (режиме оптической маскировки), выдвинулся и подтвердил наличие угрозы. Также подтвердил неэффективность оптички. Времени на глубокую проработку стратегии и тактики не было, контакт уже висел на хребте разведки. Либо теряем разведку, без какой-либо выгоды, либо импровизируем. Так же отсутствовало какое-либо дополнительное оборудование, кроме комплекта гравок (гравитационных мин).