В тот день с утра он чувствовал себя неплохо, со рта сняли повязку и разрешили говорить; оба глаза видели, хотя левый и с перебоями: он ловил помехи от каждого самолета, пролетавшего неподалеку. Современные глазные протезы могут ловить до восьмисот телеканалов, но в шестой неотложке не было ничего современного.

Лора вошла в палату. Палаты была двухместная, но с одной кроватью. Больница готовилась к ежегодному ремонту, и потому как можно быстрее выпроваживала пациентов. Лора присела на табуретку.

– Здрасте, – сказала она, – я из службы стандартизации.

– Я так и знал, что они кого-то пришлют.

– Значит, ты расскажешь мне все?

Она сразу поняла по интонации этого человека, что донос был верным. Таких сразу видно, они говорят не так как все, потому что те, которые все, говорят просто. Нормальный человек говорит с людьми как с друзьями. Человек человеку друг, приятель и родственник, вот так это по нормальному. А для этих иначе, для них незнакомый человек что-то вроде бомбы или мины замедленного действия. И мину эту, совершенно неизвестного устройства, надо обезвредить одними словами, не делая никаких резких движений руками. Ее обычно так и подмывало шлепнуть такого по плечу и сказать громко: «Расслабься, парень! Что с тобой? «Но она знала, что от нормального обращения такие только съеживаются. Отчего-то они очень боятся службу стандартизации.

– Расскажу. Что вы со мной сделаете?

Обычный вопрос. Они даже не знают ничего, но уже боятся.

– Мы тебя вылечим, – сказала она. – Просто вылечим. Причем бесплатно. И быстро. И не больно. Ты сразу обо всем забудешь. Ты же был нормальным парнем, всю жизнь был. С таким как ты любая девка ляжет в кровать, даже я, вот какой ты, если здоровый.

Клиент повернулся и в первый раз посмотрел на нее, оценивая. Есть первый контакт. Первый контакт самый важный, как объясняли им на спецкурсе «Психология втирания в доверие». Лора расправила плечи и выпятила грудь, чтобы клиент смог получше оценить эту деталь анатомии. Под кофточкой она носила накладные соски, большие, острые и мягкие на ощупь, как носики резиновых клизм. Мужики от такого балдеют. Лоре было всего двадцать четыре и выглядела она прилично. Кофточка издала легкий и приятный музыкальный звук. Современная женская одежда умела звучать, чувствуя заинтересованный мужской взгляд.

– Почему вы нас мучаете? – спросил клиент.

– То есть?

– Оставьте нас в покое. Мы никого не трогаем.

– Чему тебя в школе учили?

– Ничему. Я был разгильдяем.

– Значит, не все потеряно. Слушай. Все дело в экономике. Ты знаешь, что уклоняющиеся от стандартизации попадают в категорию экономических преступников. Это примерно то же, что уклоняться от уплаты налогов. Твоя обязательная стандартность – это твоя плата за жизнь в цивилизованном обществе. Непонятно?

– Нет.

– Современная цивилизация началась со стандартов. Без стандартов нельзя было бы построить ни один станок и ни один двигатель. То есть, один можно было бы построить, но только один и вручную. Как только появилась стандартизация, появилось изобилие. Двести лет назад люди давились мясом старых куриц, жестким, как бельевая веревка, потому что каждую курицу резали отдельно, тогда, когда она переставала нестись. Сто лет назад появились куриные окорочки, лапки, крылышки, головы, все, что тебе угодно. И все свежее и все молодое. Сейчас ты можешь купить все – даже килограмм соловьиных языков и купить на каждом углу – вот это и есть стандартизация. Никто ни в чем не нуждается, по большому счету. Мы живем во времена изобилия – вот что значит стандартизация. Ты можешь выбирать из тысячи сортов пасты для мытья унитазов – и все сорта в твоем распоряжении. Все, что производится, производится для тебя, именно для тебя, миллионы людей раздумывают день и ночь так, что мозги потеют, раздумывают как бы сделать этот или тот товар более приятным и удобным для тебя. Именно для тебя! Вот что такое стандартизация. Вся вселенная улеглась у твоих ног и только и мечтает, чтоб облизать твои ботинки. Это я называю стандартизацией. Каждый товар настолько приспособлен к твоим нуждам, что он входит в тебя, как волшебный ключ входит в отлично смазанный замок. Понадобились столетия, чтобы этого достичь. Чтобы создать изобилие и как можно лучше приспособить его к твоему желудку. В этом состоит прогресс последних веков. Вопросы есть?

– Есть. Причем здесь я?

– А притом, милый друг, что все усилия людей, сотворивших этот волшебный ключ, идут коту под хвост, если замок не соответствует стандартам. Замки должны быть такими же стандартными, как и ключи. Иначе ключи не подойдут.

– Вы все равно не сделаете всех одинаковыми.

– Да никто и не собирается. Люди должны быть хорошими и разными. Потому что, если есть тысячи паст для мытья унитазов, то должны быть и тысячи сортов людей, которые их покупают. Ты что, видел на улице одинаковых людей? Их нет, потому что они должны покупать разные товары. Реклама воспитывает все новые и новые желания, новые и разные вкусы. Понимаешь, разные. Просто не надо жить слишком сложно. И не надо выдумывать лишнего.

– Почему не надо?

– Потому что тогда общество не сможет удовлетворить тебя. Не сможет не потому, что это невозможно, а потому, что это дорого. Чем сложнее причуда, тем дороже ей потакать. Никто не станет выдумывать специально для тебя отдельный сорт пасты – она обойдется в миллион раз дороже. Сечешь? Тогда колись.

– Это произошло пять дней назад.

– Что «это»?

– Я не знаю. Вначале я думал, что знаю, но потом понял, что все гораздо сложнее.

– Не бывает ничего сложнее, – возразила Лора. – Все то, что сложнее – симптомы шизофрении. Говори просто и короткими предложениями. Что это было?

– Небольшой святящийся предмет. Величиной с ноготь на мизинце. Светится только в темноте. Когда я на него смотрел, у меня болела голова. Но он меня не отпускал, он заставлял смотреть. Потом со мной произошло это. Мне становилось все хуже, пока я не начал думать. Я продолжаю думать и сейчас.

– Где?

– У меня в квартире, на столе в прихожей. Эта вещь накрыта газетой. Она очень опасна, не надо на нее смотреть, особенно в темноте. Я собирался разбить ее молотком. Но не успел.

– Почему?

– Как только это появилось в доме, собака стала на меня рычать.

– Угу. Записала. Твой адрес у меня есть. На днях наведаюсь снова. Не вздумай сбежать – это означает уголовную ответственность. До тех пор, пока ты не бежишь, ты не преступник, а жертва.

– А сколько мне могут дать?

– Если в первый раз, это считается мелким экономическим преступлением. До шести месяцев. Но это обычно повторяется. Второй раз до пяти лет плюс стандартизация хирургическим путем. Я еще не видела ни одного человека, которому бы это понравилось, имей в виду.

– Почему бы вам не отпустить меня?

– А по какой такой причине я буду тебя отпускать?

– Знаешь, как в сказке: отпусти меня, я тебе пригожусь. Так ведь делают.

– Так делают только Иваны-царевичи, которые на самом деле Иванушки-дурачки, – сказала Лора. – И потом, ты же не знаешь, где лежит кощеева смерть. Ты ничего не можешь предложить в оплату.

– Может быть, ты сделаешь это без оплаты?

– Без оплаты работают только влюбленные проститутки. Пока.

Она закрыла дверь за собой. Случай показался ей совсем несложным. Незапущенным. Парень, конечно, врет. Но мы все проверим. Скорее всего, это пройдет само собой. Начитался или наслушался какой-то глупости. Почему бы его не отпустить? – потому что, поступая на службу, она давала клятву. И если стандартизатор покрывает или сам распространяет нестандарт, это уже не мелочь, это считается серьезным преступлением. Лора помнила пару таких дел – она подробно изучала их на спецкурсах.

В принципе, сейчас она должна была поехать прямо по адресу, в квартиру того парня. Но работа есть работа, а жизнь есть жизнь. Вначале она заехала домой и часок-другой поболтала с подругой по стереофону. Потом надела комбинезон из стопроцентно облегающей ткани, имитирующей змеиную шкуру (с нарисованными сосками с нужных местах), сходила на модную премьеру. Фильм назывался «Ну, ты понял, мужик!» и шел в объемном формате. И только потом, отдохнувшая и веселая, с пятнышком видеокосметики на левой щеке, направилась на улицу Бодрую. Дом двадцать три. Квартира двенадцать тысяч пятьсот тридцать семь.