19

Дни летели, словно подхваченные ураганом, и Фи только удивлялась, откуда у нее каждый день набирается столько дел. С утра, начиная день, она не в состоянии была представить себе, что произойдет в течение дня. Поэтому, когда Хой пришел узнать, где можно найти Донга, Фи ничего не смогла ему толком ответить. Последний раз, уходя, он сказал ей, что вернется дней через десять — уезжает «туда» на военные занятия — и что это нужно хранить в строжайшей тайне. Донг обычно многое рассказывал Фи, но о многом и умалчивал. Однако и у Фи были от него свои тайны. Неужели только он имеет право на подпольную деятельность в организации Вьетминь! Теперь Фи сама стала членом ячейки подпольной женской организации «За спасение Родины». Ячейка состояла из трех человек, и, согласно условиям конспирации, они не должны были знать других членов. Разумеется, по сравнению с работой Донга деятельность ее была куда скромнее: Фи распространяла облигации займа, выпущенные Центральным Комитетом Вьетминя. И все-таки ей доставляла удовольствие мысль, что у нее есть своя тайна, в которую она не должна посвящать даже Донга.

Кроме того, Фи заботилась о пропитании для Донга, а иногда и для его друзей, если он приводил их. Фи догадывалась, что Донг причастен к событиям, о которых говорил сейчас весь Ханой, — он выступал с речами, распространял листовки на заводах, в театрах и кино, причем не раз случалось — в зале вспыхивала перестрелка. Она знала, что Донг из бедной семьи, что раньше ему приходилось давать частные уроки, чтобы заработать себе на жизнь. Теперь же и учеников было трудно найти, да и все равно времени у Донга на это не хватало, так что все расходы до последней копейки Фи пришлось взять на себя. Хорошо еще, что, несмотря на переворот и на каникулы, Главное управление школами продолжало платить ей жалованье — двадцать донгов в месяц. При теперешних ценах этого едва хватало лишь на неделю, но зато это был постоянный доход. Откровенно говоря, Фи уже почти распродала все свои украшения, которые мать в свое время дала ей в приданое: два браслета и серьги, хотя мать строжайше наказывала ей беречь. Фи сохранила лишь колечко с драгоценным камнем, доставшееся ей от отца.

На этот раз отлучка Донга была продолжительнее, чем всегда. Фи привыкла, что они встречались почти каждый день, и теперь, когда Донг исчез и не появлялся несколько дней подряд, причем она даже не знала, где его искать, девушка вдруг почувствовала страшную тоску. Правда, у нее теперь было больше свободного времени для распространения облигаций — небольших, но очень ценных листочков, на которых было написано «Чиеу Ван»[24]. От этого имени веяло чем-то далекими романтичным, точно облигации эти дошли из давних рыцарских времен.

Тхюи, подруга Фи, принесла ей облигацию на три тысячи донгов и две газеты: «За спасение Родины» и «Знамя освобождения». Впервые за все время работы Фи удалось реализовать облигацию на такую большую сумму. Она очень гордилась — как удачно она выбрала семью Ить Фонга. Правда, семья эта могла купить облигации и на бо́льшую сумму, но обычно такие люди очень расчетливы, боятся даже су истратить, если это им не выгодно. Тут ей Ханг помогла. Собственно, она-то все и устроила, Фи оставалось лишь передать ей облигацию.

В газетах, которые принесла Тхюи, она отметила две очень важные статьи: «Создание Освобожденного района в семи провинциях Северного Вьетнама» и «Десять крупнейших политических мероприятий Вьетминя в Освобожденном районе». Заголовки были набраны крупным красным шрифтом, к статьям приложена карта-схема, теперь подпольные газеты издавались лучше столичных. Прежде чем передать газеты по назначению, Фи прочитала их от начала до конца по нескольку раз. Провинция Туенкуанг вошла в Освобожденный район, значит, и Футхо, ее родина, которую она в свое время вынуждена была покинуть, скоро станет военной зоной. Военная зона! В этом названии было что-то таинственное и значительное!..

Утром, как они и условились, Фи понесла Ханг облигацию и последние номера газет. По улице Нганг и Персиковой ходить стало опасно, и девушка то и дело вздрагивала и озиралась. Военная японская полиция вербовала к себе на службу отребье — членов организации, именуемой «Национал-социалистический союз молодежи», они стали осведомителями у японцев и чуть не ежедневно устраивали облавы на улицах. Перекрыв улицу, они проверяли документы у прохожих, останавливали даже автомашины. Фи приняла все меры предосторожности: облигацию она свернула вчетверо и заткнула за зеркальце своей сумочки, газеты же вложила в середину рулона, в который были свернуты легальные газеты, в случае чего их можно было незаметно выбросить.

На углу Серебряной улицы она вдруг услышала крики. Но тревога оказалась напрасной: это поймали мелкого воришку. Народ столпился вокруг бледной от ярости лоточницы, которая била по щекам какого-то оборванного мужчину, а тот горстями совал себе в рот лапшу и не пережевывая жадно глотал.

На Персиковой было полно народу, двери лавок, торгующих шелком, широко распахнуты, кафе «Лебедь» и «Фея» битком набиты посетителями, среди которых немало японских офицеров в коротеньких кителях, опоясанных длинными мечами. Фи невольно ускорила шаги, желая сейчас лишь одного — поскорее добраться к Ханг.

Что там опять? За спиной Фи снова раздались крики. Она обернулась. Со стороны рынка Донгсуан шел трамвай, над которым трепетало красное полотнище. Когда трамвай подошел поближе, Фи увидела в центре полотнища желтую звезду. Трамвай, громыхая и лязгая, шел по людной улице, и сотни людей по обеим ее сторонам провожали взглядом красное знамя, прикрепленное к дуге. Какой-то мальчишка взвыл от восторга и бросился за трамваем. Фи счастливо улыбалась, слыша вокруг восхищенные возгласы. Ну и молодцы! Кто же это сумел!

Вот и дом Ить Хонгов. Фи быстро взбежала по лестнице. Наверху, в комнате Ханг, слышались звуки фортепиано. Фи толкнула дверь.

— Ханг! Ты ничего не видела? — радостно воскликнула она и осеклась: Ханг была не одна. В углу сидел какой-то мужчина и, склонив голову, слушал игру Ханг. Как видно, у нее урок музыки. Учитель кинул на Фи удивленный взгляд. Она смутилась. Ханг прекратила играть и с улыбкой смотрела на подругу, не снимая рук с клавиш.

— Прошу прощения. Ханг, можно тебя на минутку? — потупившись, выдавила из себя Фи.

Ханг поднялась со стула и попросила учителя:

— Тоан, давайте сделаем небольшой перерыв.

— Я думаю, на сегодня вообще хватит, — ответил тот, вставая.

— Но вы разрешите зайти к вам вечером? Мне бы хотелось еще поработать над тем пассажем.

— Хорошо, приходите. Часа в три-четыре я буду дома.

Учитель надел шляпу, поклонился и вышел. Девушки переглянулись и рассмеялись.

— Кто это?

— Музыкант Тоан, неужели не слышала? Я беру у него уроки.

— А…

— Ну как, принесла?

— Вот.

Фи открыла свою сумочку, вынула из-за зеркальца облигацию и протянула подруге.

— Твоя мать не догадывается?

— Она ровным счетом ничего о тебе не знает. Все ругает меня, какую, говорит, нужно иметь отчаянную голову, чтобы связаться с членами Вьетминя. У нее и так забот полно, с торговлей трудности… А тут еще эта история с сестрой.

— Как она сейчас? Получше?

— Все так же. Главное, у нее здесь не в порядке, — Ханг постучала себя по лбу. — Целыми днями молчит, слова от нее не добьешься, похудела страшно. Наверное, мать заберет ее домой. Четыре месяца уже лежит в госпитале святого Павла, а результатов никаких…

— Ну а что муж?

— Был у нее, но она даже взглянуть на него не захотела, отвернулась к стене и молчит. Уж на что мои старики старомодны, и то… Я теперь тоже видеть его не могу! Прошу тебя, не напоминай мне о нем.

— Хорошо.

— Да, Фи, ты не слышала эту песню? Иди-ка сюда.

Ханг потащила подругу к фортепиано.

— Послушай: «Идут бойцы-партизаны…»

— Чья это музыка?

— Не знаю. Слова и поты напечатаны в нелегальной газете «Независимость». Вот слушай: «Идут сквозь леса и горы…»

Ханг тихонько тронула клавиши инструмента и запела незнакомую песню.

С помощью молодчиков из «Национал-социалистического союза молодежи», возглавляемого Во Камом, японской военной полиции удалось выловить группу членов Вьетминя. Одного из подпольщиков расстреляли прямо на месте, перед пагодой Ланг. Вечером эта весть облетела город. На следующий день прояпонские газеты напечатали сообщение об этом крупным шрифтом, мало того — они поместили фотографию жертвы. Фи не могла оторвать глаз от этого снимка, лицо ее было залито слезами. Какие варвары! Юноша лежал прямо на мостовой с размозженной головой, на белой рубашке расползлись огромные пятна крови.

Эти бандиты славились еще и тем, что являлись в зажиточные дома и нагло вымогали деньги! Обритые наголо, с револьверами на поясе, они разгуливали по городу, громко стуча сапогами. А на днях Фи видела, как они скакали на лошадях вокруг Озера Возвращенного Меча!

Фи, задумавшись, опустила газету, и перед ней, как живые, возникли наглые, тупые лица. Девушка невольно вспомнила Тхука, своего сводного брата, и Тыонга, сына депутата Кханя. Один был «родственник», другой — товарищ детства, но как далеки, как ненавистны они были сейчас ей! И причина не только в ее любви к Донгу или в той грязной истории с отчимом! Нечто другое разделяло теперь их. А ведь всего несколько лет назад они все вместе ходили в школу, проводили время! В памяти всплыла вдруг прогулка на лодке, когда она гостила у Нгует. Тогда она еще ни о чем не задумывалась. Ей просто правился Донг и было неприятно видеть, как Нгует обращается с ним, точно со слугой…

Донг появился внезапно, в сопровождении незнакомого ей мужчины. Фи страшно обрадовалась, но, стесняясь незнакомца, встретила Донга сдержанно, тот тоже постарался не проявлять своих чувств и только спросил: «Не смогла бы ты покормить нас?» Но она все прочла в его глазах.