18

От поселка остались одни головешки. Но чайная Ты Гатя, стоявшая в стороне, не пострадала от огня, только крышу изрешетили осколки. Мост выбыл из строя, пешеходы и велосипедисты вынуждены были делать более километра до новой переправы, а машины и повозки приходилось перевозить на пароме. Поезда шли только ночью, и пассажиры, доехав до разбитого моста, делали пересадку на другой поезд.

Полустанок у моста Лыонг стал, таким образом, гораздо оживленнее, чем прежде, правда, народ появлялся здесь только по ночам. Когда прибывал поезд из Хайфона, пассажиры выходили из него, спускались под мост и на лодках переправлялись на другой берег, где их ждал поезд, идущий в Ханой. И наоборот, когда приходил поезд из Ханоя, тысячи пассажиров, переправившись на этот берег, бежали к полустанку и с боем занимали места в хайфонском поезде.

Не прошло и недели после пожара, а недалеко от пепелища на месте старого поселка уже выросли времянки со стенами, плетенными из расщепленного бамбука. Как только наступал вечер, в окнах харчевен, чайных, в лавках, торгующих всякой снедью для пассажиров, загорались тусклые огни керосиновых ламп. Все население бывшего станционного поселка теперь кормилось за счет обслуживания пассажиров. Днем район возле моста представлял собой печальную картину: воронки от бомб, груды обломков, кучи земли преграждали подходы к мосту. Но когда начинало смеркаться, здесь появлялись люди и берег оживал — отовсюду съезжались всевозможные лодки: и маленькие, и большие, и дощаники, и плетенки, как снятые подрядчиками, так и принадлежавшие местным жителям. Эти суденышки останавливались недалеко от моста, здесь их закрепляли за всаженный в дно шест, и, уткнувшись в песчаную отмель, они поджидали пассажиров. А вдоль железнодорожной линии, ближе к головному вагону, наготове сидело больше полусотни человек, поджидавших восьмичасовой вечерний поезд из Хайзыонга. Это были те, кто в результате последнего налета лишился крова, или подростки из окрестных сел. Как только поезд замедлял ход и останавливался у моста, они гурьбой бросались к вагонам, хватали из рук пассажиров чемоданы, плетенки, громоздкие корзины и тащили их вниз, к воде. Над отмелью, освещенной факелами, карманными фонариками, разносились крики, смех, брань. Возле лодок возня и суета становились еще сильнее. Лодочники чуть ли не дрались за каждого пассажира. Примерно через час шум стихал. Возле моста оставались лишь железнодорожные рабочие, которые таскали тяжелые тюки к большим лодкам. Весь шум, гам, огни перемещались на противоположный берег. А носильщики и лодочники устраивались на отмели, курили и переговаривались, дожидаясь поезда с другой стороны.

Ка весь день теперь проводил в хижине у Ты Гатя, а как только наступал вечер, спешил к мосту с ватагой таких же, как он, оборванцев. Всю ночь они таскали чемоданы и корзины пассажиров и зарабатывали за ночь по нескольку хао. Проводив очередной поезд, Ка коротал время, греясь у костра рядом с лодочниками, а иногда спал тут же, прямо на песке. Дождавшись рассвета, он брел к старику Ты Гатю, валился на кучу соломы и засыпал мертвым сном.

С каждым днем заметно холодало. Дожди лили не переставая. В это утро старик Ты Гать сидел у очага, варил рис, а рядом на соломе лежал Ка. С того дня, как мальчишка перешел жить к Ты Гатю, старику стало казаться, что его хижина преобразилась. Он, конечно, ничего не говорил ему, но, случись Ка уйти от него, старик, наверно, зачах бы с тоски! Видно, небу было угодно, чтобы Ка переселился к нему и у старого Ты Гатя словно бы появился сын! Ты Гать хорошо знал семью мальчика и жалел его, старался, чтобы Ка хотя бы ел досыта. Уж больно он был добрый, послушный паренек и так трогательно заботился о своей семье! Всю свою ночную выручку мальчик отдавал на сохранение старику, чтобы под Новый год вручить своим. Сейчас он крепко, спал. Голова была еще мокрая от ночного дождя, худые ноги, торчавшие из соломы, были облеплены грязью. Несчастный мальчишка!

Рис сварился. Старик снял его с тагана и поставил рядом с очагом, а на огонь поставил разогреть креветки.

— Вставай, Ка!..

Мальчик вскочил, протер сонные глаза и потянулся.

— Иди умойся, чтобы сон скорей прошел, и садись есть.

— Ой, дедушка, сейчас я во сне видел, что меня японский самолет догонял! Такой страшный сон!

Они сели за стол. Старик ел мало, все больше слушал, что ему рассказывает Ка. Вдруг Ка сунул руку за спину, достал кошелку и вынул оттуда что-то продолговатое, круглое и блестящее.

— Смотри-ка, дедушка!

— Что это? Гильза?

— У меня есть и целый патрон!

— У японцев стащил? Смотри, Ка, поймают — голову оторвут!

— Пусть сначала поймают!

Мальчик довольно рассмеялся, лукаво блестя глазами. После завтрака Ка собрал посуду, сходил на речку, вымыл ее и принес два ведра воды.

Посреди поселка, посигналив, остановился автобус из Хайфона. Из него с трудом выбрались женщина с ребенком на руках, а за нею парнишка в синих городских брюках и брезентовых туфлях, судя по всему, ее брат. В руках у него была плетеная кошелка. Автобус затарахтел и укатил.

— Зайдем, напоим Чунга и спросим дорогу, — сказала женщина, увидев чайную Ты Гатя. Они вошли. Старик, едва завидев их, разлил чай по чашкам и пригласил к столу. Женщина и паренек, как показалось Ты Гатю, были нездешние, во всяком случае, он никогда прежде их здесь не видел.

Паренек, чтобы быстрее остудить чай, начал переливать его из одной чашки в другую, а потом стал поить ребенка.

— Съешь банан, или ты пряник хочешь?

Малыш выпил чай, взобрался на скамейку и повис на шее у матери.

— Опять ты пристаешь к маме, — ласково выговаривал ему парнишка. — Иди-ка лучше сюда, съешь банан. Сейчас мы пойдем дальше, и тебе нужно идти своими ножками, ты уже большой, стыдно сидеть на руках у мамы!

— М-м-м! — Малыш покачал головой. — У мамы вон какие большие ноги, они ходят быстро. А лучше ты посади меня к себе на спину.

Женщина рассмеялась:

— Ну и хитрый же ты, Чунг! Не давай ему за это, Сон, больше пряников.

— Сколько ему? — спросил улыбаясь Ты Гать.

— Скоро четыре, дедушка, — ответила женщина. — Не скажете ли вы нам, как пройти в село Тям?

— Идите прямо по дамбе, а как кончатся сады, тут и будет село Тям. А вы к кому?

— К тетушке Май.

— К тетушке Май? Кем же вы им приходитесь?

Женщина замялась:

— Родственница…

— Разве вы не знаете, что тетушка Май умерла.

— Умерла? Когда?

— Еще в позапрошлом году. Теперь у них почти никого не осталось!

Женщина стояла в растерянности. Ты Гать пришел ей на помощь:

— А вы спросите тетушку Бэй, это сестра Май, они теперь живут вдвоем с внучкой. Вам любой покажет их дом.

Малыш уже взобрался на спину к парнишке и торопил:

— Ну, вези меня скорей, Сон! Пошли, мама!

— Пошли, пошли!

Парень первым поднялся со скамейки и вышел из чайной. Ты Гать долго, прищурясь, смотрел им вслед. Странно, кто же все-таки эта женщина? Говорит, родственница, а ни дороги толком не знает, ни того, что делается у родных…