15

В машине, которая чуть было не задавила Хоя, действительно сидела Фыонг. Когда они миновали угол Бобовой, Фыонг обернулась на прохожего. «Чудак какой-то! Ну и мужчины пошли — глаза бы мои на них не глядели!» Фыонг достала из сумочки зеркальце и посмотрела в него. Последнее время у нее пропал всякий интерес к мужчинам, и она все чаще ловила себя на этой мысли.

Машина въехала на Персиковую и остановилась против магазина Ить Фонга. Эта одна из самых оживленных улиц Ханоя была, верно, и самой узкой, так что машина Фыонг почти загородила проезд. С импортными товарами теперь стало совсем плохо, и ханойские щеголихи вернулись к отечественным хадонским шелкам. Женщины шили наряды к предстоящему новогоднему празднику, которым обычно открывался и сезон свадеб. В этом году свадебные платья шились длинными, из белой вуали на бледно-розовом или ярко-красном чехле. Невесты повязывали вокруг головы шарф в виде широкой ленты, как это делала «Королева Юга» — жена Бао Дая. Все это напоминало старинный свадебный наряд и в то же время не противоречило современной европейской моде. Разумеется, предпочтительным по-прежнему оставался французский или английский бархат, но его было почти невозможно достать, поэтому женщинам приходилось шить платья из отечественных тканей — атласа, муара, гипюра, газа, отделанных национальными рисунками. И что всего удивительней, сейчас, когда шла война, люди стали уделять все больше внимания нарядам, точно хвастая друг перед другом.

У прилавков в магазине Ить Фонга теснились главным образом женщины. Когда послышался шум подъехавшего автомобиля, мать Фыонг, сидя за чайным столиком, беседовала с двумя покупательницами.

— Это ты? Проходи, я скоро освобожусь, — встретила она дочь и продолжала беседу.

Фыонг обратила внимание на женщин, с которыми разговаривала мать. Скорее всего, это были иностранки. Одной лет под сорок, одета она была в европейский костюм, но разрез глаз и густо напудренное лицо выдавали японку. Другая, помоложе, лет тридцати, тоже, видимо, была японка, судя по акценту.

— Зайди поешь, — крикнула Фыонг шоферу, — и поезжай домой! Ты понадобишься хозяину.

Шофер отнес чемодан молодой хозяйки наверх, в ее комнату.

— Хозяин наказал мне сразу вернуться. Да я и не голоден. По дороге заскочу в лавку, перекушу.

— Тогда вот тебе донг. За мной приедешь в следующее воскресенье.

Нет, без собственной машины просто невозможно! Фыонг швырнула сумочку на туалетный столик. К ее приезду Минь обещала подыскать квартиру в Ханое. Интересно, удалось ли ей найти что-нибудь подходящее? Все-таки будет легче! Останавливаться каждый раз у родителей уже неудобно, а ждать, когда снимет муж, — бесполезно. Она знает, муж не желает, чтобы Фыонг жила одна в Ханое, и к тому же он скуп, боится лишних расходов. В своих планах на будущее Мон делает ставку на землю. Туда он вкладывает почти все сбережения. Что же до нее, Фыонг, то ей осточертели все эти земельные сделки и ростовщические операции. Ей отнюдь не улыбалась перспектива заживо похоронить себя в деревне и прозябать там, выжимая из нищих, оборванных крестьян су и хао, как это делают Кхань и Ви, к которым ездит развлекаться ее муж. По существу, Фыонг живет лишь тогда, когда приезжает в Ханой. По этому поводу между нею и мужем постоянно возникают ссоры, однако, несмотря ни на что, Фыонг поступает по-своему. Мон установил жесткий контроль над ее расходами. Не будь у Фыонг нескольких тысяч, которые она предусмотрительно оставила у матери, да еще тех денег, которые мать время от времени совала ей, когда она приезжала в Ханой, Фыонг пришлось бы буквально по донгу выпрашивать у мужа на портного и на дорожные расходы. Но не могли же родители вечно снабжать ее деньгами, да и личный капитал Фыонг постепенно таял. Вот почему, поразмыслив, она решила взять взаймы у родителей и друзей некоторую сумму, чтобы основать собственное дело. В конце концов, не так уж она глупа, чтобы не заработать себе на жизнь!

Имея деньги, она сможет жить так, как ей заблагорассудится. Будет весь год проводить в Ханое и время от времени навещать мужа. А то он вообразил, что положение жены начальника уезда — предел ее мечтаний! Может быть, в его захолустном уезде оно что-нибудь и значит, но здесь, в Ханое — Фыонг презрительно усмехнулась, — не то что жена, сам начальник уезда всего-навсего пешка! Если все эти светские кавалеры и бегали за ней по пятам, как цыплята за клушкой, то уж совсем не потому, что она была женой начальника уезда. Фыонг улыбнулась, подводя брови перед зеркалом. Кстати, пора порвать с врачом Кинем. Как они все надоели! Да, мужчины теперь такие, что от них тошнит. Так называемые светские молодые люди выглядят чуть не стариками. Все они какие-то хилые, болезненные, жалкие, бесцветные и неинтересные. Она не знала среди них ни одного, достойного называться мужчиной. Нет, видно, не суждено ей встретить настоящего мужчину, молодого, красивого, мужественного, умного, который был бы ее достоин! Да, все мужчины не лучше Мона! Признаться, в муже, по сравнению с другими, есть хоть что-то положительное. Довольно, она должна начать новую жизнь. Во всяком случае, она могла бы с большей пользой распорядиться своим умом и красотой. Могла бы разбогатеть, заставить уважать себя!

От этих мыслей глаза у Фыонг заблестели, щеки порозовели, точно после вина. В таком радостно-приподнятом настроении она вышла из дому, предупредив своих: «К ужину меня не ждите, я пошла по делу».

На улице Фыонг подозвала рикшу и приказала ехать на Вермишельную к Минь. Ее подруга жила в хорошеньком двухэтажном особняке, огороженном стеной, которая была сплошь покрыта темной зеленью вьюнков. Подходя к дому, Фыонг издали услышала голос подруги, распекавшей кого-то из детей, и не удержалась от улыбки. Она нажала кнопку звонка, и навстречу ей выбежала целая ватага ребятишек от трех до девяти лет. Все девочки, у всех коротко подстрижены волосы. Они уставились на Фыонг своими круглыми черными глазенками и хором закричали:

— Ма-а-ам! К нам тетя пришла!

В доме послышался стук деревянных сандалий, потом распахнулось окно и в нем показалась сама Минь, одетая в белую сорочку и поношенный джемпер.

— Фыонг, ты!

Минь сбежала по лестнице, открыла подруге дверь и, не переставая радостно щебетать, повела ее в дом. В приемной дети окружили гостью. Минь усадила Фыонг за стол, налила чаю, не забыв сделать Замечание своему выводку:

— Вы что стоите, рты разинули? Не знаете, что нужно здороваться!

— Здра-а-асте!..

— Ладно, бегите во двор, нам с тетей надо поговорить.

— Ничего, пусть останутся. Сколько же их у тебя теперь? Шесть? И все девочки?

— Семь! — добродушно рассмеялась Минь. — Разве ты не видела моего последнего? Ведь ему уже шесть месяцев!

— Добилась-таки наследника!

Улыбаясь, Фыонг последовала за подругой в соседнюю комнату. Наследник спал. Минь на цыпочках подошла к кроватке и, осторожно приподняв край марлевого полога, показала пухленького малыша. Когда они вернулись в гостиную, она, окинув внимательным взглядом Фыонг, заметила с улыбкой:

— Смотрю я на тебя и удивляюсь! Ты, как и прежде, пышешь здоровьем, прямо на глазах молодеешь. Твой-то уездный небось от ревности с ума сходит. Счастливая ты, Фыонг!

— А ты, я вижу, не менее счастливая мать. Обзавелась целым выводком, один к одному, точно зайчата. И муж тебя на руках носит, по-моему, даже немного побаивается. О верности я и не говорю. Этот бегать на сторону не будет, в своем доме вон сколько счастья! Разве это не счастье? Нет, я просто преклоняюсь перед тобой. Столько детей нарожать!

Фыонг знала слабость подруги. Минь расцвела от удовольствия:

— Откровенно скажу, нелегко мне приходится с ними. Целыми днями вожусь. Чтобы сходить куда-нибудь — и думать нечего. Но я, ты знаешь, обожаю детей. И чем больше их у меня, тем больше я их люблю. Мужа тоже люблю, но мы с ним столько лет вместе прожили, что теперь наши отношения стали походить, скорее, на дружбу. А детей я обожаю! Правда, когда столько детей, не разбогатеешь, особенно если цены растут прямо на глазах. Но пока рожается — пусть будут дети. Не зря говорят: «От богатства да от детей не отказывайся». Я ведь получила твое письмо и ждала тебя еще вчера. Ты посиди, я сейчас переоденусь, и пойдем. Дом очень чистенький, думаю, тебе там понравится.

Фыонг действительно осталась довольна квартирой. Дом находился в небольшом переулке в районе университета. Есть в Ханое такие переулочки: идешь по большой людной улице, сворачиваешь в какой-нибудь узенький переулок, совсем обычный на первый взгляд, но стоит углубиться в него, и заплутаешься среди бесчисленных поворотов и ответвлений, которые приведут тебя в районы настоящих сельских лачуг, дремлющих среди сонной деревенской тишины. И все это в двух шагах от шумной столичной улицы! Переулки в старой части города с их зловонными сточными канавами напоминают мышиные норы. В них кое-где сохранились даже пагоды и Дома общины бывших сел. Совсем другое дело — переулки в европейских кварталах, где красуются коттеджи чиновников-французов.

Переулок, куда Минь привела подругу, тоже жил своей тихой, замкнутой жизнью. В нем наряду с домами зажиточных вьетнамцев были дома китайцев и даже французов. Квартира Фыонг помещалась на втором этаже и состояла из двух светлых комнат с ванной и лестницей, изолированной от нижнего этажа, где жила семья китайцев.

Фыонг с волнением осматривала будущее свое жилище, ощущая себя птицей, вырвавшейся на свободу. Кончилась наконец ее унизительная зависимость от родителей и мужа!

Фыонг обняла и звонко расцеловала подругу:

— Ну, какая же ты молодчина! Наверное, только ты одна любишь меня по-настоящему.