— А как же Индокитай?

— Об Индокитае там даже не упоминается. Да, в связи с опубликованием Каирской декларации Комитет де Голля в Алжире выступил с заявлением, в котором превозносится традиционная китайско-французская дружба и в туманных выражениях дается понять, что политический и экономический строй в Индокитае будет приведен в соответствие с новой обстановкой, сложившейся в мире.

Все трое расхохотались, но потом вдруг наступило тягостное молчание.

— Voilà! Вот вам и объяснение того, что происходит здесь, у нас! — произнес адвокат.

— И я так думаю. — Ти тоже перешел на французский. — Сейчас нужно ждать от французов еще более жестких мер!

— Старик Хиеп просто ребенок! — прервал его Као Чонг. — К тому же он опутан предрассудками, точно какой-нибудь сельский учитель-конфуцианец! Мне приходилось беседовать с ним, и я советовал ему не принимать участия ни в каких тайных или легальных обществах. Все равно сделать ничего нельзя! Но он ответил: всегда должны быть люди, готовые пожертвовать собой во имя правого дела. Он, видно, считает, что мир может быть переустроен путем самоусовершенствования человека — теория, идущая от Конфуция и Мэн-цзы! Ну да ладно, довольно говорить о высоких материях, вернемся на землю. — Као Чонг обернулся к Хою и улыбнулся своей «львиной» улыбкой: — Ти так много рассказывал нам о вас. «Маяк» хотел бы получить несколько ваших произведений.

— Если вы считаете, что они достойны быть помещенными на страницах вашей газеты, я с удовольствием. Но я пишу в основном рассказы, ни публицистическими статьями, ни очерками я не занимаюсь.

— Это не имеет значения, рассказы — это тоже очень хорошо. Итак, мы договорились. Если сможете, пришлите что-нибудь готовое к следующему номеру. А вот последний номер нашего еженедельника. Буквально только что из типографии. Вам в подарок. — Као Чонг раскрыл свой черный кожаный портфель и протянул Хою вчетверо сложенный номер газеты: — Здесь напечатан рассказ Ву. Очень оригинальный!

Гости поднялись и стали прощаться. Адвокат пожал руку Хою и торжественно произнес:

— Для меня это была большая честь — познакомиться с вами. Надеюсь, мы теперь будем встречаться!

— Очень приятно!..

Хой тоже поднялся со своего кресла и ждал, когда Ти проводит гостей до двери. Вот он и сделал первый шаг на пути в мир творческой интеллигенции! Хой улыбнулся, вспомнив наставления, которые давал ему Куан. Из всех троих только Ти, показалось ему, искренне болеет задело. Као Чонг — человек трусливый и неглубокий, но с большим самомнением, считает себя умнее всех. А этот адвокат — скрытный субъект!

— Вы, наверное, не привыкли к беседам на политические темы в таком количестве. Но главную задачу я все же выполнил — представил вас Као Чонгу. Вам нужно начать печататься в «Маяке».

— Нет, отчего же? То, что вы рассказали сегодня, мне было очень интересно послушать.

— Откровенно говоря, Чонг и Дан стеснялись вас, не то они бы еще не так разговорились. Обычно, когда мы собираемся, разговорам нет конца, спорим до хрипоты.

Хой улыбнулся.

Смуглый лоснящийся лоб Ти вдруг побагровел.

— Нет, это, пожалуй, слишком упрощенно.

— Прошу вас, Ти, если я скажу что-нибудь не так, не сердитесь… А почему бы вам не поговорить с коммунистами? По-моему, у нас в стране, кроме коммунистов, по-настоящему никто не отваживается заниматься политикой.

— Мне они тоже нравятся, смелые ребята, — задумчиво произнес Ти. — У нас одна только коммунистическая партия представляет собой реальную силу. Но я никогда не стану последователем коммунистического учения. Вы спросите — почему? Потому что верю только в нашу нацию. Она обладает удивительной жизненной силой, я бы сказал: чудесной силой, и это трудно объяснить. Если исходить только из научного анализа, то такой небольшой народ, как наш, столько раз подвергавшийся иноземной агрессии и вынужденный постоянно бороться с силами врага, во много раз превосходящими его собственные, народ, которому пришлось пережить период тысячелетнего иноземного владычества, — такой народ должен был бы либо исчезнуть с лица земли, либо полностью ассимилироваться с завоевателями. Но наша нация существует! И спасла ее только удивительная жизнеспособность. Однако это качество не во все времена проявлялось одинаково, оно то притухало, то давало о себе знать с новой силой. И сейчас, по-моему, налицо все признаки нового подъема после почти векового затишья. — Голос Ти дрожал от возбуждения. — Я, разумеется, знаю, что общество разделено на классы, но я никогда не поставлю класс выше нации. Я считаю интеллигенцию, если уж говорить языком наших дедов, честью и разумом народа, именно на ней лежит наибольшая ответственность перед нацией. Ибо вся мудрость и жизнеспособность нации сконцентрирована в нашей интеллигенции. Вот почему я ставлю интеллигенцию выше всех классов. В жизни каждой нации есть периоды бурь и периоды затишья, периоды спада и подъема. Нужно дать плоду созреть, нужно уметь ждать. Боюсь, что революция, которую провозглашают коммунисты, — это стремление ускорить рост дерева, насильственно вытягивая его кверху. Взять хотя бы тридцатый год. Сколько крови и страданий он принес! А события сорокового?! Снова кровь и снова страдания! Как и все западные учения, коммунизм признает лишь жесткие методы. А у нас на востоке предпочитают гибкость, которая в конечном итоге одерживает верх. Капля долбит камень, камень же бессилен перед водой!

Хой молча слушал взволнованную речь Ти. Сколько сокровенных мыслей всколыхнули слова Ти в его душе! Хой несколько раз хотел было возразить, но природная стеснительность останавливала его. Наконец он спросил:

— Вы видели программу фронта Вьетминь?

— Да. Года два тому назад. Я нашел листок с этой программой в своем почтовом ящике. Времени с тех пор прошло порядочно, и я уже забыл, о чем там говорилось, помню только, что Вьетминь призывает народ сплотиться, изгнать французов и японцев, добиться независимости. Признаюсь, в то время, поскольку страны оси одерживали одну победу за другой, я не обратил особого внимания на все это, полагая, что программа Вьетминя отдает авантюризмом! А недавно я ходил в поход со студентами по провинциям Хадонг и Шонтай, слышал разговоры о листовках и даже о газетах Вьетминя. Самому мне, правда, еще ни разу не довелось читать их. Я приветствую цели, которые ставит Вьетминь, но меня смущают две вещи: во-первых, то, что Вьетминь создан компартией и неизвестно, надолго ли рассчитана их установка на сплочение нации, искренне ли все это? И во-вторых: каким образом Вьетминь рассчитывает изгнать японцев и французов? Откуда у них оружие, деньги? Да и вообще, возможно ли одержать победу над ними? А потом, что же дальше? Скажем, победят союзники. Коммунистическая Россия сюда не дотянется, и, выходит, мы снова будем зависеть либо от Китая, либо от англичан и американцев, либо от деголлевской Франции. Боюсь, что ни одно из этих правительств ни за что не допустит коммунистического режима у нас в стране. Напоминаю, что я приветствую их цель — освобождение страны от иноземных захватчиков, но считаю, что методы борьбы за достижение этой цели должны быть другими, более гибкими, более тонкими и осторожными, нужно привлечь на помощь дипломатию, чтобы мобилизовать державы, и тогда, при благоприятном стечении обстоятельств…

Хой покачал головой:

— Боюсь, что мы так только сменим одного хозяина на другого. Я не очень-то разбираюсь в политике, но думаю, что если мы будем рассчитывать на доброго дядю, а не на собственные силы, то в лучшем случае получим лишь формальную независимость, а фактически снова окажемся под властью какой-нибудь крупной державы. — Хой говорил тихо и грустно. Он вдруг почувствовал уверенность в своей правоте и благодаря этой уверенности обретал спокойствие. Слушая самого себя, Хой удивился, как легко и четко он излагает свои мысли. — По природе я, видимо, скептик и не верю в «новый порядок», который сулят великие державы, будь то «страны оси» или союзники. В конечном счете это будет порядок, выгодный только им самим, порядок, который поможет им господствовать над малыми странами. Истина эта стара как мир! Сколько иллюзий разрушила первая мировая война! А сейчас они снова хотят прибегнуть к старой уловке. Мы, мне кажется, должны позаботиться о том, чтобы противопоставить им какую-то силу, в противном случае… — Тут Хой вдруг вспомнил фразу, брошенную Кимом, она показалась ему подходящей к данному случаю. — …Иначе мы уподобимся человеку, лишенному хребта! В прежние времена, когда перед нашими дедами и прадедами вставал вопрос о спасении родины от иноземных захватчиков, было то же самое: и во времена сестер Чынг, во времена Ли Би[16], Нго Куена[17], династии Чан[18], Ле Лоя[19], Нгуена Хюе[20]. Врага удавалось побеждать только тогда, когда на борьбу поднимался весь народ. Конечно, времена теперь — не сравнить со старыми, но по-прежнему народ, как говаривал Нгуен Чай, способен и вытянуть барку, и опрокинуть ее!

Оба помолчали.

— Был у меня друг, еще со школьной скамьи, — сказал Хой, — потом он стал коммунистом и погиб в тюрьме. Он всегда любил повторять слова «Великого воззвания»[21]: «Высшая добродетель — мир народов. Только враг заставил нас взяться за оружие». А кровь и страдания, видимо, неизбежны. Я человек совсем не воинственный, никогда ничего, кроме пера, не держал в руках, но и я не представляю себе, как можно освободить родину, не пролив крови! Мы просто не видим и потому не знаем, сколько людей гибнет ежедневно от страданий и бедствий, которые приходится переживать стране. Вы вспомнили о тридцатом годе, когда во время восстания пролилась кровь сотен и тысяч людей, но если говорить откровенно, то каждый год десятки тысяч бедняков, насильно угнанных на каучуковые плантации, в шахты, гибли на чужбине. А сколько крови наших соотечественников было пролито на Западе в войнах французов! Посмотрите, что творится сейчас. Разве по нашему желанию сыплются бомбы, убивая всех без разбора? Я чувствую, что так долго продолжаться не может. Жизнь стала слишком напряженной, просто нечем дышать, грызня между французами и японцами усиливается с каждым днем, народ голодает, бомбы сеют смерть, война в Европе и на Тихом океане становится настолько ожесточенной, что вот-вот все разлетится к чертям. Боюсь только, что в момент, когда начнутся великие события у нас в стране, мы, интеллигенты, все еще будем присматриваться да примериваться: в какую сторону нам идти. Как говорится, вода уже у ног, а мы еще не решаемся прыгать!