— Как можно! Все тут в целости и сохранности. Вот и гильза. Еще с остатками смолы…

Их окружили ребята. Подошла Клава.

— Идемте, — сказал Вася. — Сейчас все выясним. И тогда или будем торжествовать победу, или пойдем к Волчкову с повинной.

Через минуту отряд, вытянувшись в цепочку, шагал к селу.

Подойдя к дому, указанному пастухом, Вася постучал в окошко. Оно тотчас распахнулось. Высунулся рыжий мальчишка лет двенадцати.

— Пантелеев здесь живет? — спросил его Вася.

— Ну, здесь.

— Захар Пантелеев?

— Говорю же, здесь.

— А можно его видеть?

— Не, он на пасеке. Сейчас пчелы роятся. Следить надо. Он и ночует там. И я сейчас туда. Пчелы, они такие…

— Твой отец ведь фронтовик?

— Как же! Три ордена! Отечественной, Звездочка и Славы. Ну, там медали еще…

— Послушай, мальчик, — вмешалась Клава, которую не меньше других поразило открытие, что есть еще какой-то Пантелеев, может, родственник тому самому. — Отведи-ка нас к отцу.

Рыжий мальчишка сразу согласился:

— Идемте. Мне хоть не так скучно будет! Сейчас, только роевню захвачу.

Тропка весело петляла вдоль реки. То в горку, то под горку. Роевню мальчишка отдал ребятам из отряда, сам шел налегке.

Скоро на взгорье показались маленькие, словно игрушечные, домики с покатыми крышами, стоявшие в строгом шахматном порядке.

— Вот это и есть наша колхозная пасека, — пояснил мальчишка. — А вон и батька мой. Сейчас достанется мне, что долго ходил.

Наверное, тысячи пчел летали в воздухе. Стоял сплошной гул. И ребята в нерешительности остановились. Еще ужалит какая-нибудь.

— Подождите здесь, — сказал мальчишка. — Я его позову.

Минут через пять к юнармейцам вышел загорелый мужчина, поздоровался:

— К вашим услугам, молодые люди.

Вася сказал, что они красные следопыты из Брянской Малой Таманской дивизии и что им нужен Захар Пантелеев, который с четырьмя другими бойцами отразил атаку фашистских танков.

— В прошлом году пионеры нашли записку в гильзе, — вставил Сенька.

А Клава, волнуясь, добавила:

— Может, тот Захар Пантелеев, который погиб, брат ваш?

Лицо мужчины залила бледность, скулы резко обозначились.

— Так вы нашли нашу записку?! — воскликнул он. — А я ведь возвращался в сорок пятом туда и, ничего не нашел…

— Значит, вы тот самый Пантелеев? — изумилась Клава.

— Выходит, так.

— Но вы же погибли! — Вася смутился. — То есть мы считали, что вы погибли.

— Как видите, я живой. Ранен и контужен, правда, был сильно. Подобрали меня после боя санитары. Очнулся только на пятый день в госпитале. А оттуда, поправившись, попал уже в другую часть и с ней дошел до Берлина. Много еще боев было. Но тот бой с танками запомнил на всю жизнь. Все собираюсь еще туда съездить. Да зимой делать там нечего. А летом к пчелкам своим привязан.

— Мы частично окопы восстановили, — сообщил Вася. — На том месте, где вы сражались. Там ведь обелиск сооружается. На табличке ваша фамилия. «Рядовой З. М. Пантелеев». А ниже: «Вечная слава героям!»

Пантелеев с хрустом стиснул пальцы. Некоторое время он стоял так, погруженный в свои думы. Лоб изборожден крупными морщинами, глаза отсутствующие. Может, вспоминал тех фронтовых товарищей, с которыми отбивался от танков гранатами?

— Что ж, выходит, я второй раз родился?

Клава первая пришла в себя.

— Вася, — сказала она, — давай пригласим Захара Матвеевича на открытие обелиска в честь героев.

— Правильно, — подхватил Вася. — Приезжайте, Захар Матвеевич! Ребята будут рады вас видеть. Ведь это какой случай!

— Приеду, как же, обязательно приеду, — словно просыпаясь от долгого сна, сказал Пантелеев. — Вот только управлюсь немного со своим шумным хозяйством.

Он присел на пенек. Крикнул сыну:

— Коля! У меня там письма в шкафу, принеси!

Ребята устроились на лужайке, приготовились слушать. Выяснилось, что Пантелеев ведет переписку с родственниками всех погибших в том бою солдат. Их дочери и сыновья приезжали к нему в гости, потому что все они теперь как единая семья.

Вася попросил несколько писем для музея, поинтересовался, нет ли фотографий павших воинов.

— Как нет? Есть! — живо отозвался Пантелеев. — Найдем фотографии! Я их вам вышлю. А еще есть у меня моя фронтовая каска, смятая осколками вражеских снарядов. Дорога она мне как память о пережитом. Но для такого святого дела, что вы затеяли, не пожалею, отдам.

Потом Пантелеев перевел разговор на односельчан. Не один же он воевал. Есть в селе кавалеры ордена Славы, есть те, что партизанили в этих краях. И такие, которые не вернулись с фронта… Геройски погибли за Родину. Сохранились их письма.

Прищурившись, старый солдат оглядел пасеку.

— Эге-ге! — произнес он. — Как бы рой не упустить. Кажется, начинается.

Действительно, возле высокой душистой липы сильно загудело, будто мотор маленького самолетика заработал. Уже можно было различить клубок пчел. Пантелеев безошибочно определил улей, из которого вылетел рой, и поспешил к нему. Ребята наблюдали за всем этим на расстоянии. Только наиболее отчаянные подошли поближе. С какой стремительностью выскакивали из улья пчелы, чтобы взмыть в воздух! Казалось, кто-то невидимый с силой выдувал их наружу, обеспокоенных лишь тем, как бы не опоздать, успеть присоединиться к своим сестрам.

Пчелы, парящие в воздухе, начали смещаться в сторону. Пасечник уже не смотрел вверх, перевел взгляд на березовый пень, где шевелился живой клубок. Он все увеличивался, тяжелел.

— Садятся, — пробормотал он. — Колька! Тащи роевню!

Коля принес роевню, и Захар Матвеевич, вооружившись обыкновенной деревянной ложкой, какой хлебают щи, стал собирать ею пчел.

— Сильные в этом году семьи, — приговаривал он при этом. — Вишь, сколько их вылетело.

Некоторые насекомые, не удержавшись, падали с ложки и вновь начинали кружиться. Вася не выдержал, отмахнулся от одной из пчел. Сразу у его уха сердито загудели другие.

— Э, паренек, не маши, — предупредил Пантелеев. — Этого пчела не любит. Она тебя без причины не тронет. А начнешь отмахиваться, ужалит.

И Вася замер, стараясь не шелохнуться.

Потом они пили чай с теплым душистым медом и разговаривали. Пасечник вспоминал о прошлом, вспоминал о войне.

С пасеки ребята возвращались довольные. Еще бы! Целый год поисков ничего им не дал. А тут за час узнали столько. Сделали интересные записи, нашли бесценные экспонаты для музея.

На привал для ночлега дивизия расположилась у реки. Вася сразу же побежал в палатку к девчонкам. Но не успел рта раскрыть, как Валя опередила его:

— Послушай, какая удача! Мы нашли героиню! О ней еще никто-никто не знает. Это Аня Овчинникова. У нас и фотография есть! Посмотри, какое лицо. До войны она была учительницей. Потом окончила спецшколу и попала в партизанский отряд. Здесь, в Смоленской области. Вот ее письма к матери. Правда, копии, но Клава сказала, что и это хорошо.

Вася стал читать переписанные Валиной рукой письма:

«Поверь, мама, живем хорошо. Почти каждую ночь ставим «спотыкачи». Утром фашисты вдруг начинают спотыкаться. Взлетают на воздух по одному, а то и целой бандой. Так что хоть и большую территорию занял враг, но живется ему неспокойно…

Я-то твердо знаю, выдержу все, мама. А уж если придется отдать жизнь, то сделаю это так, чтобы тебе, мамочка, и никому в Попелеве не пришлось за меня краснеть. Впрочем, я не думаю о смерти».

В выписке из боевого донесения командира партизанского отряда значилось:

«Боец Овчинникова погибла смертью героя. Тяжелораненая, вела бой до последнего патрона, уже теряя силы, расстреляла в упор трех карателей. Врагу удалось схватить Овчинникову. На допросе, несмотря на зверские пытки и издевательства, не проронила ни слова, сохранив верность присяге и Ленинскому комсомолу».

Вася так и не успел рассказать Вале о Захаре Пантелееве, потому что решил повидаться с Васенковым. Тот беседовал с отрядом следопытов из Малой Таманской, ходившим на поиски героев боев с фашистами. Нашли несколько не известных ранее могил, выяснили, кто в них похоронен, при каких обстоятельствах погиб. На могилах установили опознавательные знаки, посадили красные гвоздики. Слава Ретивых со своими друзьями из Алексеевской школы разыскал трех ветеранов гвардейской мотострелковой Таманской дивизии и записал их воспоминания.

В ту ночь девчонки долго не могли успокоиться. То в том, то в другом углу палатки слышался шепоток.

— Девочки! — взмолилась Клава. — Завтра Бородино!

— Ой, правда! — воскликнула Валя. — «Недаром помнит вся Россия…» Все, девочки! Спим!