Они, несомненно, были знакомы Уиллу.

—Рэггинбоун, — представил Уилл. — А это — Гэйнор Мобберли, близкая подруга Ферн.

Человек крепко пожал руку Гэйнор, а его глаза внимательно разглядывали ее лицо. «Он — очень старый», — подумала сначала Гэйнор, но затем решила, что не старый, а «в возрасте». Он напомнил ей дубовый шкаф, который ее мать получила в наследство от родственников, дерево, изъеденное временем, все еще было прочным, плотным, хотя будто обугленным. Лицо человека, казалось, было сделано из такого же дуба, давным–давно, его прорезали тысячи морщин, которые смягчались, когда он улыбался. Его спутанные волосы выцвели до того, что стали похожи на тусклую солому, но брови были темными и строгими, резко изгибались над яркими–яркими, будто светящимися, глубокими глазами. Гэйнор заинтересовало его имя (это прозвище? или псевдоним?), но она была слишком хорошо воспитана, чтобы расспрашивать.

И — Лугэрри. — Уилл показал на собаку, косматую смесь немецкой овчарки и волка. Поскольку у Гэйнор с детства были собаки, она не особенно боялась этого пса и протянула руку. Собака слегка обнюхала ее, скорее из вежливости, чем из любопытства.

А как поживает Фернанда? — спросил человек по имени Рэггинбоун.

Все–таки решилась на замужество, — ответил Уилл. — Из–за этого очень нервничает. Прошлым вечером устроила настоящую битву со мной, только чтобы убедиться, что поступает правильно.

Она сделала свой выбор, — сказал старик. — Ни ты, ни я не имеем права удерживать ее или что–то советовать.

Гэйнор нашла его авторитетный тон несколько неуместным, но прежде, чем успела как следует подумать об этом, к ее удивлению, он обернулся к ней и стал расспрашивать о работе, выказав удивительные познания в этой области. Они долго шли вместе, а собака крутилась у их ног. Уилл почти не принимал участия в беседе. Затем они повернули назад, к Ярроудэйлу, перешли на другую тропинку, которая привела их в долину и, несомненно, вела к реке. Для деревьев уже начиналась весна, хотя под ними еще лежал толстый слой опавших осенью листьев.

Именно здесь утонула Элайсон? — внезапно спросила Гэйнор.

И да, и нет, — ответил Уилл. — Здесь ее нашли. В Ярроу. Чуть подальше.

Рэггинбоун промолчал, но Гэйнор почувствовала на себе его взгляд.

В том месте, где тропинка разделилась надвое, человек и собака пошли своим путем.

Ты будешь поблизости? — спросил Уилл у старика.

Я ничего не могу поделать.

Я знаю. Но…

Тебя что–то тревожит? Нечто большее, чем упрямство сестры?

В воздухе чувствуется слишком сильное напряжение. Не думаю, что оно исходит только от нее. — Он обратился к Гэйнор: — Ты тоже это ощущаешь, верно?

Гэйнор вспомнила кошмар, возникший перед телевизором, и сон с совой, и у нее заболел живот, ее затошнило.

Я чувствую, как что–то или кто–то наблюдает… шпионит. От этого неприятно пощипывает затылок. Может быть, все это лишь мои фантазии…

Я буду здесь, — сказал Рэггинбоун.

Он широкими шагами зашагал прочь, молчаливая собака побежала за ним.

Полагаю, что он — колдун? — саркастически спросила Гэйнор.

О, нет, — ответил Уилл. — Теперь уже — нет.

Ферн сидела у кухонного стола. С одной стороны от нее лежала груда распечатанных конвертов и карточек, подарков и оберточной бумаги, с другой стороны — кипа надписанных конвертов. Рядом стояла почти полная чашка кофе. Когда Гэйнор и Уилл вошли в кухню, она рассеянно глянула на них, чуть улыбнувшись. Лицо ее выглядело очень напряженным, может быть, потому, что не было подкрашено. Резко обозначились скулы, вокруг глаз лежали темные тени. Но она вовсе не была похожа на ведьму. Представление Гэйнор о волшебниках двадцатого века черпалось из книг и фильмов. Это должен быть кто–то похожий, например, на Шер в одной из ее известнейших ролей, с ее удлиненным профилем и длиннющими спутанными волосами. Ферн выглядела очень собранной, практичной и весьма деловитой. Невеста, которая нервничает перед свадьбой.

Я измучилась. Нужно было все это делать на компьютере, — заявила она, — заняло бы вдвое меньше времени и было бы написано более разборчиво. Мой почерк стал похож: на арабскую вязь.

Почему же не поступила именно так?

Это оскорбило бы старшее поколение. Этикет все еще не признает новейших технологий.

Хочешь, я пойду куплю для тебя марок? — предложила Гэйнор. — Почту я найду, видела ее вчера.

Это будет замечательно, — тепло отозвалась Ферн, — но ты ведь только что вошла в дом после прогулки. Сначала выпей кофе. Кофейник — на плите.

Я приготовила настоящий кофе, подумала, что нам всем это не повредит. Растворимка так не бодрит.

Гэйнор налила кофе себе и добавила вместо уже остывшего кофе новую порцию в чашку Ферн.

—Как тебе общение с моим братом? — спросила Ферн, автоматически двигая ручкой по очередному листу бумаги.

—Он мне нравится, — осторожно ответила Гэйнор.

Мне тоже. Несмотря на то что он бездельник.

Он живет в своем мире, ведь так? — полюбопытствовала Гэйнор.

Не совсем, — ответила Ферн, ее голова все так же была опущена над письмом. — Он живет в чьем–то мире — в мире, которому он не принадлежит. Вот в чем беда.