Со второй половины IX в. все усиливающийся натиск со стороны противников заставляет тибетцев постепенно оставить захваченные земли и укрыться за горными цепями. В самой стране вспыхивают кровавые распри между кланами. Она распадается на отдельные княжества.
Начиная с XIII в. большую роль для Тибета начинают играть контакты с Монголией. Вновь молодое, растущее государство (в данном случае — Монгольское) проявляет интерес к обретению более совершенной религии. Еще Потрясатель Вселенной Чингис-хан направил настоятелю крупного монастыря Сакья следующее письмо: «Святой! Я очень хотел тебя пригласить; но я не сделал этого, так как мои мирские дела еще не закончены. Отсюда доверяюсь тебе — от себя храни меня!» В северные степи устремляются тибетские ламы. Им приходится доказывать совершенство своей религии не только в диспутах с мусульманскими, несторианскими и католическими миссионерами, но и в соревновании с местными шаманами в применении медицинских познаний и различных магических приемов.
Деятельность ламаистских проповедников увенчалась успехом, и после 1260 г. великий хан Хубилай предоставил буддизму исключительное положение в созданной им гигантской империи Юань, а своему наставнику Пхагпа-ламе даровал власть над всем Тибетом. Так с помощью монгольских солдат началось формирование тибетской теократии. В 1578 г. предводитель монголов-тумэтов Алтан-хан впервые даровал настоятелю секты Гэлугпа Соднаму Джамцо титул Далай-ламы, что означает «лама безбрежный (в своей мудрости, учености, добродетели и т. п.) как океан». Внук Алтын-хана стал четвертым Далай-ламой, и он впервые даровал своему наставнику титул Панчен-ламы («Великого Учителя»). Опираясь на монгольскую кавалерию, далай-ламы преодолели ожесточенное сопротивление других сект и отдельных феодалов и постепенно сосредоточили в своих руках высшую духовную и светскую власть.
Политику активного вмешательства в тибетские дела пытались активно продолжить императоры маньчжурской династии Цин. В конце концов путем сложных интриг и прямых военных действий им удалось разместить в главных городах свои гарнизоны, а в Лхасу направить эмиссаров-амбаней, которые имели широкие полномочия, вмешиваясь даже в выборы далай-лам. Цинские войска не смогли защитить Тибет от набегов непальских гурков и, тем более, от английского вторжения 1903–1904 гг., однако вполне эффективно подавляли выступления местных вождей против маньчжурского засилья. Одновременно осуществлялась политика отторжения от Тибета его северных и восточных окраин, в результате чего такие исторические области, как Амдо и значительная часть Кама вошли в состав китайских провинций.
После Синьхайской революции 1911 г., свергнувшей в самом Китае господство маньчжурских правителей, их гарнизоны были эвакуированы. В 1917–1918 гг. тибетские войска смогли даже отвоевать часть Кама и вновь заняли г. Чамдо. В целом правительство далай-лам в течение первой половины XX столетия пыталось проводить независимую политику, используя для этого противоречия между державами. Стремясь к полной независимости, тибетское руководство отказалось от участия в войне против японских милитаристов и даже отказалось использовать свою территорию для транзита военных грузов союзников к местам сражений в Бирме и Южном Китае.
После завершения в 1949 г. народной революции Панчен-лама, живший уже много лет в Китае, обратился к пекинскому руководству с просьбой «освободить» Тибет. Преодолев слабое сопротивление, части Народно-освободительной армии вступили в страну. С высшими иерархами было заключено соглашение, определявшее национальную автономию Тибета в составе КНР. В первые несколько лет сотрудничество старых и новых властей имело прогрессивный характер и позволило начать ликвидацию наиболее одиозных феодальных пережитков. Однако грубое вмешательство Китая во внутренние дела тибетцев вызвало противодействие с их стороны, которое переросло в вооруженное восстание. После беспримерных жестокостей, проявленных с обеих сторон, восстание было подавлено, и в 1959 г. Далай-ламе пришлось бежать в Индию. В настоящее время его правительство, сформированное в эмиграции, требует предоставления Тибету государственной независимости, находя в этом поддержку у значительной части мирового сообщества. Для этого имеются весомые исторические и культурные основания. Однако реальность нынешней геополитической ситуации состоит в жестком контроле над Тибетом со стороны руководства КНР, которое отнюдь не собирается от него отказываться. Следует отметить и несомненные положительные черты в современной жизни народа. Если в годы «культурной революции» пострадали многие монастыри и храмы, то теперь верующим предоставлена возможность исповедовать свою религию и исполнять необходимые обряды. С началом экономических реформ Пекин уделяет большое внимание ускоренному развитию народного хозяйства Тибета и направляет туда значительные инвестиции. Но и в резиденции Далай-ламы разрабатываются планы преобразования всей жизни страны на демократических основах, с учетом интересов всех слоев населения. Таким образом, вопрос о статусе «Страны гор и снегов» отнюдь не однозначен и требует большой осторожности. Необходимо, чтобы в решении этой проблемы был неукоснительно соблюден главный принцип буддийской религии — принцип ненасилия.
История Тибета неразрывно связана с историей буддизма. И хотя Закон приходит в эти заснеженные края заметно позднее, чем во все соседние государства, однако именно там получает наибольшее распространение.
Основные положения Великого Учения, которое объединяет многочисленные направления и секты, были открыты миру Шакьямуни, названным за это Буддой («Просветленным»). В своей проповеди в Бенаресе (в Оленьем парке) перед пятью бывшими и будущими учениками он изложил наставления о «четырех благородных истинах» и «восьмеричном пути спасения». Учитывая особую важность бенаресской проповеди Учителя, приведем ее в том виде, как она изложена в одном из популярных жизнеописаний:
«Тот, кто решил жить, руководствуясь разумом, должен избегать двух крайностей. Некоторые люди посвящают себя удовольствиям; их жизнь — постоянный круг расточения; они стремятся лишь ублажить свои чувства. Подобные существа достойны презрения, их поведение следует назвать низким и пустым; оно не может привлекать того, кто обладает разумом. Другие посвящают жизнь умерщвлению плоти; они отказывают себе во всем; поведение их уныло и столь же пусто, оно бесполезно для того, кто обладает разумом. Совершенный держится в стороне от обеих крайностей, о монахи[2]! Он открыл средний путь, который открывает глаза и разум, который ведет к отдыху, знанию, нирване. Этот священный путь имеет восемь ветвей: праведная вера, праведное решение, праведная речь, праведное действие, праведная жизнь, праведное усилие, праведная мысль, праведное созерцание. Таков, о монахи, средний путь — путь, который открыл я, Совершенный; путь, ведущий к отдыху, знанию и нирване.
О монахи, я расскажу вам правду о страдании. Рождение есть страдание, старость есть страдание, немощь есть страдание, смерть есть страдание. Вы обречены тому, что ненавидите — это страдание; вы разлучены с тем, что любите — страдание; вы не получаете того, чего страстно желаете — страдание. Неразрывно связанное с телами, чувствами, формами, впечатлениями, восприятием — страдание, страдание, страдание.
О монахи, я поведаю вам правду о происхождении страдания. Жажда существования ведет от перерождения к перерождению, похоть и наслаждение идут вослед. Только обладание может удовлетворить похоть. Жажда власти, жажда наслаждения, жажда существования — вот в чем, монахи, истоки страдания.
И я расскажу вам, монахи, всю правду о том, как прекратить страдание. Переборите свою жажду, избавившись от желания. Отбросьте желания. Покиньте желания. Избавьте себя от желания. Презирайте желания.
Я также расскажу вам, о монахи, правду о том пути, что ведет к прекращению страдания. Это священный путь, благой путь, который лежит за восемью вратами: праведная вера, праведное решение, праведная речь, праведное действие, праведное усилие, праведная мысль, праведное созерцание.
О монахи, вы узнаете священную истину о страдании, которая никому не открывалась до меня; мои глаза распахнулись, и суть страдания открылась мне. Я понял истину о страдании; теперь вам, о монахи, предстоит ее понять.
О монахи, вы узнаете священную истину об истоках страдания, которая никому не открывалась до меня; мои глаза распахнулись, и истоки страдания открылись мне. Я понял истину об истоках страдания; теперь вам, о монахи, предстоит ее понять.
О монахи, вы узнаете священную истину о том, как сдержать страдания; истину, которая никому не открывалась до меня; мои глаза распахнулись, и сдерживание страдания открылось мне. Я понял истину о сдерживании страданий, теперь вам, о монахи, предстоит ее понять.
О монахи, вы узнаете священную истину о пути, ведущем к избавлению от страдания: истину, которая никому не открывалась до меня; мои глаза распахнулись и путь, ведущий к избавлению от страдания, стал понятен мне. Я понял истину о пути, ведущем к избавлению от страдания; теперь вам, о монахи, предстоит ее понять.
О монахи, до тех пор, пока я не понял полностью четыре истины, я знал, что ни в этом мире, ни в мире Богов, ни в мире Мары, ни в мире Брахмы, среди любых существ, людей, Богов, отшельников или брахманов, мне не достичь высшего знания Будды.