На дальней стене узкая вешалка с рубашками, которые я узнал, аккуратно сложенными штанами. Я быстро пересчитываю четыре пары туфель, стоящих на дне. Одна пара ботинок.

Всё простенько и скудно.

— Где все твои вещи? — От растерянности я хмурюсь.

Ее лицо розовеет, но она смеется.

— У меня ничего нет. Я сирота, помнишь?

О, черт. Дерьмо.

— Все в порядке, не расстраивайся. — Она похлопывает меня по руке, и я напрягаюсь. — Это работает, потому что я вытянула короткую соломинку; ни шкафа, ни одежды. Я много заимствую у Мел и Уинни.

Она толкает меня в бедро, отталкиваясь от двери, чтобы закрыть ее. Запереть дверь.

Я снимаю куртку и вешаю её на стул.

— Где ты хочешь, чтобы я сидел?

— На стуле, наверное. Я сяду на кровать.

Я сажусь на него верхом, перекидывая ноги через борт. Складываю руки на спинку, наклоняюсь вперед. Вайолет сидит, скрестив ноги, в центре кровати, уверенная и красивая, излучающая свет.

— Уинни хорошая сторожевая собачка, — начинаю я огорченно.

— П-почему? — недоумевает Вайолет, изучая свои ногти и поглядывая на меня из-под ресниц. — Я не заметила.

Всезнайка.

— Да. Я мерз на улице почти пятнадцать минут, пока ты не вышла.

Если Вайолет и удивлена этой новостью, то виду не подает.

— Она мой человек.

Мой человек. Мой друг. Моя семья.

— Ты сегодня выиграл. Не могу поверить, что ты поднял этого парня с места; я была напугана до смерти. Каково это было?

— Тяжелый. — Я расправляю плечи, мотаю головой из стороны в сторону, тихо горя внутри. — Я последний борец в списке. Чем скорее я выиграю, тем скорее мы сможем уехать, и, честно говоря, я хотел покончить с этим, чтобы вернуться домой.

— К чему такая спешка?

Я встречаюсь с ней глазами; они смотрят в мои.

— Ты знаешь, что это была за спешка. — Она не может быть настолько наивной.

— Ты поднял парня с земли, взвалил себе на плечо, бросил на мат и прижал к полу меньше чем за минуту, чтобы добраться домой пораньше?

— Домой к тебе, — уточняю я.

— Ко мне?

Небрежно пожимаю плечами.

— В основном.

Она спокойно обдумывает это, сосредоточенно прикусывая нижнюю губу.

— Не мог бы ты поднять меня на плечо?

Мой взгляд останавливается на ее светлых волосах, спускается по груди. Живот. Талия. Бедра, ноги и ступни, в ней примерно 55 килограмм.

— Легко.

— Хммм, — напевает она, вся светиться озорством, как будто ей вдруг захотелось поиграть со мной.

Мой член дергается.

У нас не было секса несколько дней, и я завожусь от одного ее вида. От запаха ее чистой комнаты и обнаженной кожи живота, когда она двигается по кровати.

— Хочешь, чтобы я поднял тебя и перекину через плечо?

Голую.

Одна мысль об этом превращает мой подергивающийся член в стояк.

Вайолет откидывается назад, свесив ногу с кровати. Она покачивает ей вверх и вниз, привлекая внимание к своим милым маленьким ногтям на ногах. Со светло-фиолетовым лаком.

— Не знаю, может быть. Увидим после того, как поговорим, да?

Справедливо.

Я сажусь прямо, выгибаю спину, потягиваюсь. Положив руки на поясницу, надавливаю и стону.

Она слегка улыбается. Мягко и сладко.

— Иди сюда, сядь на кровать, она, наверное, удобнее, чем тот стул, который я нашла на гаражной распродаже. Надеюсь, ты будете держать свои руки при себе.

Она похлопывает по месту рядом с собой, отодвигаясь, чтобы освободить больше места.

Я встаю. Снимаю свои ботинки. Ползу по ее кровати.

Сажусь в центре.

Вместо того, чтобы сесть рядом со мной, Вайолет ложится на кровать, сворачивается калачиком и кладет голову мне на колени. Секунду я просто сижу, оцепенев, не зная, что делать. Раньше на мне никто не лежал, свернувшись калачиком. У меня никогда не было головы на коленях.

Мои руки поднимаются над ее расслабленной фигурой, повиснув в воздухе. Постепенно я опускаю их к ее лицу, осторожно касаясь, моя грубая мозолистая рука ласково перебирает шелк ее волос.

Нежно.

Кончики пальцев скользят по ее лбу и вниз по переносице. Следуют по контуру ее верхней губы.

Она смотрит на меня и тихо говорит:

— Мы с тобой очень похожи.

Сказано так просто, как констатация факта.

Я сглатываю комок в горле, который заставляет меня подавиться хриплым ответом:

— Да уж. Расскажи мне, почему ты так расстроилась в библиотеке.

Ее глаза закрываются, когда я глажу ее волосы, и вниз по виску, чтобы коснуться щеки.

— Я понимаю, если ты злишься на своих родителей, Зик, но это не дает тебе права злиться на всех остальных, и меньше всего на меня. Это больно.

— Я понимаю. — Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб, убирая ее длинные волосы. — Я... я не могу объяснить, почему вел себя, как осел, и я извиняюсь за то, что был большим засранцем; это заставляет меня чувствовать себя одним из тех придурков, которые обращаются с женщиной как с дерьмом. Я не тот парень.

Ее карие глаза задумчиво смотрят на меня.

— Если ты будешь вести себя, словно тебе плевать на все, то можешь стать одним из таких парней.

Эта отрезвляющая мысль заставляет меня задуматься.

Она права, я могу стать одним из этих парней. Придурком, который всегда заставляет свою девушку чувствовать себя бесполезным куском дерьма. Унижает ее. Принижает. Извиняется до тех пор, пока это не станет циклом, из которого ни один из них не сможет выбраться.

Я видел, как спортсмены, с которыми я провожу большую часть своего времени, делают это все время. Спортсмены с избытком тестостерона и адреналина в крови, вымещающие свое беспокойство на женщине, с которой они встречаются или трахаются.

Был свидетелем множества публичных драк. Девочки плачут по углам, утешаемые друзьями. Футболисты швыряются пивом, затевают драки. Позируют перед своим подружкам.

Это отстой.

Чувство смущения и стыда охватывает меня, когда я понимаю, что и я сделал это. Спорил с Джеймс и ее соседкой по комнате Эллисон на вечеринке.

Из-за моей проклятой гордости.

— Я никогда не думал, что у меня когда-нибудь будет девушка. Так что я не знаю, как с ней обращаться.

— А как бы ты хотел с ней обращаться?

— Понятия не имею. Может …

Вот так.

Я провожу рукой по ее волосам, пропуская длинные шелковистые пряди сквозь пальцы.

— Вот так.

— И как тебе это?

Потрясающе. Это чертовски потрясающе.

— Зик?

Я по-прежнему не отвечаю.

— Если ты когда-нибудь сделаешь что-нибудь подобное тому, что сделал со мной в библиотеке, ты больше меня не увидишь. Это твой шанс искупить вину.

— А если я сделаю какую-нибудь глупость?

Ее глаза улыбаются.

— Ну, это само собой разумеется; ты ведь не сможешь удержаться от некоторых вещей, правда? Просто ты такой, какой есть. Я говорю о том, чтобы позорить меня на людях, обращаться со мной как с дерьмом из-за твоей гордости. — Вайолет поднимает ладонь и проводит ею по моей небритой челюсти. — И я-я хочу, чтобы ты был верен мне.

— Отлично.

— Не только физически, Зик. Любой может держать его в штанах, если постарается. Я говорю об уважении ко мне, даже когда мы не вместе.

— Ты говоришь о том, чтобы не позволять цыпочкам хватать мое барахло?

— Девушки так делают?

Она шутит? Как она могла этого не знать?

— Ну, да.

Она хмуро смотрит на меня.

— Вайолет, ты же понимаешь, что я всего лишь завоевание для большинства девушек, которые флиртуют со мной, а не реальный кандидат на отношения, верно?

— Д-девчонки всерьез хватают твой... ну, ты понимаешь?

— Член? Угу. На вечеринках и все такое, это все борцовские синглеты. Очевидно, что через него можно увидеть все во всех деталях, и некоторые девушки считают, что это приглашение начать распускать руки. Я не знаю, почему кто-то считает, что хватать чувака за яйца через джинсы сексуально. — Я моргаю, глядя на нее. — Если только это не ты. Ты можешь взять их в любое время, когда захочешь.

Она хихикает.

— Я не буду хватать тебя за яйца.

— Эй, эй, эй, не принимай поспешных решений, — поддразниваю я, ухмыляясь.

Вайолет перестает улыбаться, внезапно становясь серьезной. Кончики ее пальцев нежно касаются моих губ.

— Тебе когда-нибудь говорили, какой ты красивый?

Нет.

Случайные девушки говорят мне, что я сексуален. Мне говорят, что я симпатичный, когда мои товарищи по команде стебутся надо мной. Моя мать говорит, что я привлекательный, в тех редких случаях, когда она проводит отпуск и требует, чтобы я вернулся домой.

Красивый? Это впервые.

Красивый звучит гораздо лучше.

Гораздо лучше всего остального.

Она не просто называет меня красивым, она…

Черт, я не знаю, что, черт возьми, я говорю; Вайолет превращает меня в гребаного слабака. Раньше я был крутым, а теперь говорю о чувствах и прочей ерунде. Скоро она заставит меня держать на руках детей и работать волонтером со стариками.

Все что угодно.

Я сделаю это.

Я бы сделал это только для того, чтобы увидеть, как загораются ее глаза. Я бы сделал это потому, что когда ее маленькое, стройное тело прижимается к моему, мое загорается. Я мог бы привыкнуть к этим чувствам, мог бы получать кайф теперь, когда я знаю, как быстро бьется мое сердце, когда она рядом.

— Вайолет, — выдыхаю я.

— Мм?

Я позволяю ладони скользнуть по ее плечу, вниз по руке, по рукаву свитера. Беру ее ладонь и прижимаю к своей груди, к своему сильно бьющемуся сердцу.

Безмолвно.

Вайолет сдвигается, отстраняясь. Сев, она забирается ко мне на колени, лицом ко мне, и устраивается по обе стороны от моих бедер. Скользит ладонями вверх по моим твердым мускулам, затем вниз по торсу, хватаясь за край моей толстовки с капюшоном. Засовывает руки внутрь. Подтягивает подол над моим прессом. Мы делаем это вместе. Под ним на мне обрезанная рубашка, и за короткое время мы ее тоже снимаем.

Вместе.

Мгновение спустя я вижу, как ее руки исчезают между нами, чтобы стянуть через голову желтую футболку и бросить ее на пол.

За исключением ее прозрачного лифчика, мы оба голые по пояс.

Ее нежные руки медленно скользят по моим обнаженным плечам. Вниз по дельтовидным мышцам. По гладкой поверхности ключицы, указательный палец проводит по плоскостям моего обнаженного торса, запоминая каждый дюйм.