Глава 24. Сила

Одежда упала в снег, Йен пролетел еще немного — и рухнул рядом. Вздымая снежные брызги вокруг и проехавшись на добрый десяток шагов. Удар вышел по касательной, но ободрал кожу на плече.

       — Надо как-то научиться падать… — пробормотал Йен, отплевался от снега, мотнул головой, стряхивая его с волос. Снег белой пылью разлетелся в стороны.

       Йен потер ушибленное колено и осторожно, прихрамывая, двинулся к одежде. Ничего, сейчас пройдет. Всё проходит очень быстро. Его, наверное, если мечом проткнуть, рана затянется мгновенно. Разве что если Веслом… Хорошо, в общем, что Весло он не захватил, сейчас только на него наткнуться при падении не хватало.

       Что до остального оружия — это надо выяснить, обязательно и в ближайшее же время. Собственно, за этим он и здесь.

       И падать надо научиться. Нехорошо получится, если он свернет себе шею в разгар боя.

        Йен поднял штаны, встряхнул.

       Старые, до боли знакомые. Те, в которых еще по коридорам дворца вышагивал. Давно. Когда всё было бессмысленно и просто. И отец на него сердился за плохое поведение. А Рэй и подзатыльник мог выписать. Если бы, конечно, догнал. Если бы не ходил так, будто приклеивается к полу. Интересно, он до сих пор так ходит?

       Йен всунул ногу в штанину. Колено больше не болело. Всунул другую, завязал, щелкнул пряжкой.

       Подумал, что Эйра как-то не продумала момент с одеждой, когда его создавала. Это, конечно, удобно менять форму, когда захочется, но постоянно за собой вещи таскать не будешь. А люди как-то странно смотрят, если раздетый к ним заваливаешься. В Дааре — так вообще сначала убить могут, а потом — попытаться узнать, кто такой.

       С другой стороны, с него, собственно, это и началось. Нелюбовь к оборотням. С него и оборотни начались.

       С того, что его решили убить.

       Темная волна злости снова поднялась — к самому горлу. Сдавила. Злость, боль и немного страха.

       “Не сейчас”, — сказал себе Йен.

       К тому же — какая разница, что они решили? Что решили тогда, что могут решить сейчас. Все равно все будет так, как он захочет. Только для начала поговорит с одним человеком — снег сказал ему, что человек здесь, — чтобы точнее набросать план. Ну, и падать правильно научится.

       А потом все будет, как надо. И все сделают всё, как надо. Йен в конце концов всегда умел заставлять окружающих играть в свою игру. Просто раньше — в основном злил. Как будто и впрямь не умел ничего чувствовать — и пытался выдрать их чувства из них самих. Теперь же… Теперь он глушит все те чувства, что пришли с воспоминаниями, потому что сейчас нужно стать пустым как никогда. Для того, чтобы очень, очень сильно их разозлить.

       Йен ухмыльнулся себе под нос, влез в сапоги и, защелкивая пряжки на них, вдруг заметил: снег шевелится. Поднимается мягкими волнами, тянется к нему. Йен осторожно опустился на колено, положил руку на землю. Прикрыл глаза.

       С тех пор, как он оказался в Дааре, он слышал. Все его умения, все его ненормальное чутье, сейчас многократно обострилось — и теперь ему шептал сам воздух. Еще вчера, вне гор, вдали от Гьярнору — у него были лишь мелкие крупицы его настоящей силы. Теперь сила была здесь, рядом.

       И стоило коснуться снега — она вспыхнула внутри, в руке, в нем самом. Бесконечная, яростная, ослепляющая.

       Хорошо сейчас, наверное, что он не такой чувствительный, как ушастый. Того бы сожгло сразу. Или разорвало бы на мелкие кусочки. Или сожгло, а потом бы разорвало…

       Снег нетерпеливо толкнулся в ладонь, будто просил: “Прекращай беседовать с собой, я же жду…”

       Мелкая нетерпеливая рябь пробежала под рукой, заискрилась в мягких лучах Рихан — тысячами крошечных звезд. Будто небо рухнуло на землю…

       “Ну, может еще и рухнет”, — ухмыльнулся себе под нос Йен.

       “Ну давай же!” — снова задрожал под рукой снег. Ветер сонно вздохнул — тот самый, что тонкой струйкой метался меж пальцев в гостях у Мышки — теперь он был в его руках: огромный, необъятный, мягкий и готовый повиноваться по первому движению.

Но пока ветер спал. Глубоко, размеренно дышали темные горы вдали.

       Его горы.

       — Не сейчас, — шепнул Йен искрящемуся снегу. И тот, вздохнув, откатился прочь широкой волной. Унялся. Лег под ноги.

       Йен поднялся, набросил плащ, уверенно зашагал вперед. И вдруг понял: он улыбается. Ветру, снегу, искристой Ирхан и миру, который впервые в жизни так ощутимо, так полностью принадлежит ему.

       “А все-таки, — подумал он, — это хорошо: точно знать, куда идешь”.

***

       Рэй оперся на засов, с силой толкнулся о закрытую дверь, круто развернулся и все-таки направился к ложу.

       Плащ расстегнул по дороге — и тот скользнул на пол на очередном шаге. А сапоги — черт уже с ними, с сапогами. Упал на мягкие простыни, закрыл глаза — и темнота. Тишина.

       Впрочем… нет.

       Скрипнул засов. Который вообще-то не скрипел никогда.

       Очень, очень медленно открылась дверь: та не скрипела вообще, просто легкое движение воздуха. Как чей-то долгий тихий вздох. Рывок сквозняка. И жуткая могильная вонь.

       Мягкий шуршащий шаг.

       Рэй рывком выхватил из-под подушки тяжелый охотничий нож, швырнул его в сторону посетителя, резко сел. Существо мгновенно сместилось в сторону и сбило нож, плюнув в него огромным сгустком черной смолы. Рэй вскочил, выхватил меч. Оно медленно развернулось, шагнуло было в его сторону, но вдруг пошатнулось и придержалось за стену.

       — Смола кончилась? — сочувственно спросил Рэй.

       Вышло хрипло, тяжело. Он и сам на ногах не слишком хорошо сейчас стоял. И был готов ко многому, но точно — не к этому.

       Он — кажется, гость был все-таки он — впился в Рэя болезненно горящим взглядом и криво ухмылялся. Этот взгляд вкупе с ухмылкой, больше походившей на гримасу боли, наводили на мысль, что оно и правда существует на какой-то внутренней смоле, но та — неумолимо заканчивается. Да и вообще вид у него был жалкий: мелкий, худощавый, в каких-то темных тряпках, с черными то ли засаленными, то ли мокрыми волосами, торчащими во все стороны. Еще и вонючий.

       Рэй двинулся на него.

       — Стоп! — произнесло существо, попыталось было поднять палец, но Рэй не остановился. И не сломал палец, только потому что мерзко было за него хвататься. Тяжелый удар ногой — и существо отлетело к двери.

       Мгновенно вскочило, пробормотав:

       — Да уймись, ты, чудовище…

       — Я чудовище? — удивился Рэй, прокрутил меч в руке и шагнул к нему. Существо странно фыркнуло, резко выпрямилось и отчеканило, глядя в глаза:

       — Я — Ух’эр, бог смерти!

       — Ты бог? — еще более удивленно переспросил Рэй.

       — Ты спишь, — продолжал чеканить тем временем гость. — Твой отец хочет поговорить с тобой.

       — Да ла… — начал было Рэй, но его перебили. Очень тихо, но очень четко, голосом, до боли похожим на отцовский, откуда-то из-за спины сказали:

       — Рэй.

       И он круто развернулся, бездумно подставив монстру спину.

       Даарен стоял у окна, всего в нескольких шагах. И — это был не Даарен. Не тот Даарен, которого знал Рэй.

       Просто похожий на него парень, едва ли старше Рэя, с длинными черными волосами, собранными в переброшенный через плечо густой хвост, с незнакомой, едва заметной улыбкой. А взгляд — так и вовсе был не его, слишком мягкий. Это уже, скорее, Дэшона взгляд. И интонация — совсем непривычная. Отец никогда не говорил с Рэем так.

       От отца тут — разве что стать да голос. От голоса Рэю на мгновение показалось, что он снова замерз. Чуть плечами не передернул. Сдержался.

       “Сговорились все…” — мрачно подумал он и тут же чуть заметно улыбнулся в ответ человеку. Догадываясь, что его улыбка сейчас — что-то среднее между ухмылкой Йена и гримасой этого вот, вонючего.

       — Рэй, — повторил Даарен и сделал осторожный шаг вперед, незнакомый шаг. Даарен не так ходил. Даарен топал, как стадо слонов. Этот же — будто боялся, то ли подойти, то ли спугнуть. Окинул его с ног до головы взглядом, почему-то задержался на волосах, и снова — в глаза. — Нам надо поговорить.

       — Не надо, — ровно ответил Рэй, и сам испугался того, как ровно.

       Наверное, они его все-таки заморозили. Теперь у него ни голос, ни руки не дрожат.

       — Послушай…

       — Не буду, — возразил Рэй. — Раньше надо было говорить.

       — Каарэй! — строго рявкнул отец, и Рэй отмер. И разозлился окончательно.

       — О-о… — протянул он, и понял, что и интонацию перенял — у Йена, и не одну, и что может сейчас и вовсе превратиться в Йена. Ну а что? Это ведь сон.

       Ухмыльнулся шире.

       — Вот! — ткнул пальцем в Даррена. — Вот теперь похоже. А давай еще раз, и чтобы стекла вылетели…

       Тот, шагнувший было вперед, даже отшатнулся. Наверное, Рэй и правда напомнил ему Йена. Ну, если бы он правда был Даареном.

       Рэй подумал, что запутался. И жестко припечатал:

       — Раньше надо было говорить!

       — Я знаю! — неожиданно рявкнул в ответ Даарен. И снова получилось иначе: громко, но отчаянно, беспомощно. Так кричат, когда ничего уже не поделаешь. И Рэй на мгновение утих, сделал паузу, набрал дыхания. И с удивлением заметил: дышится ему тоже легко. И руки все еще не дрожат.

       — Я смог только сейчас, — мягко заговорил отец. Или не отец. — Каарэй… Мне жаль, мне очень жаль, я…

       — Нет, — Рэй качнул головой, и Даарен тут же замолчал.

       Переспросил:

       — Нет?

       — Вон, — Рэй ткнул пальцем в дверь. Даже повернулся в пол-оборота, чтобы гость смог пройти мимо, не зацепив. — Уходи.

       — Рэй… — растерянно выдохнул Даарен.

       — Как я уже сказал, — спокойно продолжил Рэй, — раньше надо было говорить. Или можешь открыть глаза сейчас, встать со своего ложа, где все умираешь и никак не умрешь, подойти ко мне и сказать все, что хотел. Но не являться вот так, — неопределенно взмахнул свободной от меча рукой, — в незнакомом мне виде и говорить все эти вещи. Еще и с этим…

       Рэй кивнул, обернувшись, на существо, все еще стоящее за спиной. Заметил, что существо вовсю лыбится, и глаза странно горят: ему явно интересно происходящее. А еще: что зубы у него черные, и такие же черные ногти, потому что один из ногтей оно как раз сейчас увлеченно грызло. А как только Рэй заметил — само растерянно уставилось на этот ноготь, будто пытаясь понять, когда и как успело сунуть его в рот.