7

Проснувшись Таня почувствовала себя в каком-то удивительном мире, знакомом, виденном раньше, но давно позабытом ею. Как странно, что кто-то снова сумел подарить ей этот мир, такой разноцветный и яркий, каким он бывает лишь в детстве. Перед кроватью на тумбочке стоит вихрастый букет сирени, и Тане казалось, что он сунул свои стебли в зеленоватую воду графина с таким же удовольствием, с каким мальчишки суют босые ноги в прохладный весенний ручей.

В открытое окно палаты врывается смягченная расстоянием многоголосица уличных звонков, погромыхиваний и голосов. Это — жизнь. Воздух наполнен множеством разнообразных запахов, от которых кружится голова.

Свободной рукой Таня дотянулась до маленького зеркальца на тумбочке, оттуда на нее глянуло худое лицо с блестящими и почему-то очень большими глазами. Несколько минут она лежала так, стараясь ни о чем не думать, наслаждаясь спокойствием и какой-то необычайной легкостью…

Война ушла далеко… к Берлину. Что делают теперь подруги? Может быть, перелетели на новое место и больше не зайдут к ней? Сегодня особенно хочется всех повидать: первый день ее не мучает боль в груди. Таня начинает вспоминать всех, и мысль о Фомине тревожит ее. Ей хочется видеть его, и в то же время она боится чего-то. Был ли он в госпитале? «Конечно, был», — отвечает сама себе Таня. Слишком неумело он старался изображать равнодушие. От этого ей было смешно и радостно.

Таня снова закрыла глаза и, успокоенная, с ощущением неповторимой радости, баюкающей ее, как в детстве, задремала. Неясные тихие голоса разбудили ее. Сквозь стеклянную дверь она увидела людей. Широкий яркий луч солнца, как прожектор, прорезал комнату и осветил капитана Фомина. Накинутый на плечи халат едва доставал до колен, стесняя его движения. Улыбаясь, Фомин присел рядом с койкой на табурет.

«Почему она так радуется его приходу? Почему ей так хочется видеть его лицо? И разве это только сейчас? Разве раньше она не испытывала чувства радости, когда видела его рядом! Испытывала. Только боялась признаться себе в этом. Не криви душой: испытываешь и сейчас…» Таня закусила губу и, не в силах погасить свет в глазах, смотрела на капитана. Очевидно, Фомин не мог понять ее состояния в эту минуту. Он весело проговорил:

— Вы сегодня похожи на прежнюю Таню.

— Здравствуйте, товарищ капитан! — Таня произнесла это еще слабым, неуверенным голосом, но с легким упреком.

— Простите. Совсем забыл. Здравствуйте, Таня.

«И почему это вы забыли? Волнуетесь, но хотите скрыть. Разве это не видно?» — думала про себя Таня и улыбалась ему.

Фомин опустил голову.

— А я знала, что вы придете. Рассказывайте быстрее, что делается у вас, где девушки? Почему не пришли?

— Сейчас им нельзя. Письмо написали, вот оно.

Таня спрятала конверт под подушку.

— Говорите быстрее, не томите.

— Я должен сообщить вам приятную весть: вчера получен приказ: на Берлин! Если бы вы видели, что делается в войсках! Ведь это последний бой, понимаете, последний, а там мир, счастье!

Да. Так оно и должно быть. Для нее это уже не новость. Она знала, что так и будет. Теперь мир действительно рядом. Таня вдруг по-новому ощутила близость победы. Успеет ли она принять участие в последних боях?

— Завтра мы перелетаем на новое место и уже теперь встретимся в отряде. Мы будем ждать вас.

В голосе Фомина Таня слышит осторожные, успокаивающие нотки. Она поняла, что к ней больше никто не зайдет.

— Честное слово, я убегу из госпиталя. Вот чуть окрепну и убегу.

— Тс-с… — капитан заговорщически посмотрел на дверь, затем на Таню. — Врач услышит, он вам устроит такой побег, что еще месяц проваляетесь. Вы знаете, вас хотели поместить в полевом лазарете.

— Нужно было так и сделать. Там я быстрее встала бы.

— Я и не знал, что вы такая неблагодарная. Учту на будущее.

— Не будем ссориться. Я действительно неблагодарная, — примирительно ответила Таня, — я даже не поблагодарила вас за свое чудесное спасение. Каким образом вы нашли нас?

— Об этом в другой раз. Слишком мало у нас времени на такие разговоры, а мне хочется поговорить о многом…

Таня видела: ему трудно, он хочет что-то сказать необычное, что-то томит его… Ей стало на минуту страшно, а что если?.. Нет, не сейчас, потом как-нибудь.

— Расскажите, что делается на передовых. Земля гудит, вероятно, вовсю. Я даже отсюда слышу.

— Гудит. И небо тоже. — Фомин помолчал немного, задумчиво глядя в окно, и, как будто поняв ее, энергично продолжал: — Немцы придумали специальные спарки. Нагружают «юнкерс» взрывчаткой, сверху на фюзеляж сажают истребитель; летчик, управляя этим сооружением, в нужный момент отцепляется, и нагруженный бомбовоз падает вниз. Затея в общем кровавая, но пустая. Наши истребители с ними справляются. За успешную борьбу с этими новинками многих уже наградили в приказе командующего. Один только гвардейский полк Героя Советского Союза Губина…

Таня вздрогнула. Фомин умолк, удивленно посмотрев на ее так неожиданно изменившееся лицо.

— Вы знаете этот полк? Где он?

— Какой полк?

— В котором Губин. Мне об этом человеке писали раньше, в начале войны.

— К сожалению, не знаю. Но это легко узнать. Если нужно…

— Товарищ капитан! Дорогой, обязательно узнайте. Если бы вы знали, как это мне нужно.

Таня, сама не замечая этого, вытянула руку из-под одеяла и сжала своими пальцами широкую ладонь Фомина. Она так умоляюще посмотрела на него, что он поспешил успокоить ее.

— Узнаю. Адрес вышлю сюда, если к тому времени вы не вернетесь к нам.

Он не понимал, почему его слова о полке Губина взволновали Таню. Он не стал расспрашивать, но в эту минуту понял, что его чувству к Родионовой что-то может угрожать. Боясь выдать себя, Фомин встал и протянул руку:

— Пора. До скорого свидания.

— Я очень вам благодарна за все, что вы сделали для меня. Мне будет трудно без вас. Я обязательно скоро вернусь.

Фомин был тронут искренним благодарным взглядом утомленных больших глаз. Он видел ее рассыпанные по подушке волосы, печальное бледное лицо, тонкую шею и, с трудом владея собой, нагнулся, бережно, но настойчиво взял ее руку и поднес к губам.

— Прощайте, Таня… — И в дверях добавил: — До скорой встречи!

Таня смутилась, чувствуя необъяснимую тревогу в сердце. «Нет!.. Коля… жив, жив мой истребитель! — Она по-детски всхлипнула: — Я люблю тебя и только тебя. Разве я могу думать о ком-нибудь еще… — Почему-то все больше хотелось плакать, и она бормотала, по-детски вздрагивая всем телом: — Скорей видеть тебя, мой самый дорогой…»

Наконец она вспомнила про письмо и распечатала конверт. Писала Зина:

«Милая Танюша! Привет тебе от всех нас. Ждем. Сами приехать не можем, готовимся к вылету, но зато у нас надежный посыльный. Наш командир ходит без тебя сам не свой. Наверно, влюбился, мы так думаем. Все же он у нас чудесный, храбрый и даже чуть-чуть красивый.

Целуем крепко. Мы поручили капитану сделать это за нас».

На обратной стороне была маленькая грубоватая приписка:

«Вот что, Родионова, валяться долго не смей. На свежем воздухе раны быстрее заживают. Приезжай. Надя».

«Милые подружки! Как мне недостает вас!» Горячая волна нежности к этим милым девушкам поднялась в груди. Она прочитала письмо еще раз, и теперь мысль о Фомине встревожила ее снова. Она ведь знала, что он ее любит. Почему же раньше не сказала ему, что у нее есть друг, любимый! Для этого было много удобных случаев. Впервые она с укором подумала о своих противоречивых чувствах. Ей нравился Фомин. Не думая, что делает ошибку, она слишком заметно искала его общества. И в то же время Николай оставался для нее по-прежнему дорогим.

В окно видна прозрачная даль неба. Где-то рядом посвистывают птицы. Над окном повисла зеленая ветка, чуть-чуть колышущаяся от ветерка. Но вот где-то рядом прогудели моторы. Это вернуло Таню к действительности: продолжается война. Усталая и еще слабая, она прижалась к подушке.