У всей римской тусовки глаза полезли на лоб. Папа встал, опираясь на свой посох.

— Чем же я так огорчил Великую княгиню, князь?

— Вот этим и огорчил. Не великая она княгиня, святой отец, а царица. Уже как пять годков минуло. Поэтому, она убедительно и настоятельно просит тебя понтифик издать буллу. Ты знаешь о чём я! А если царица руссов Мстислава, которую ещё зовут Вятской волчицей кого-то настоятельно просит, то игнорировать её просьбы не принято. Это очень чревато, святой отец. Не дай бог осерчает. А женщина в гневе и тем более в ярости очень опасна. И даже я её остановить не смогу. Вот и решил я заскочить к тебе на огонёк дела наши скорбные по решать. Что делать будем, святой отец?

— Я не могу признать Великую княгиню царственной особой. Она язычница.

— Константинополь признал её царицей. И ничего. Небо на землю не упало. И воды Тибра вспять не повернули.

— Константинополь вправе сам решать кого признавать, а кого нет.

— Ну и ты тоже святой отец признавать сам вправе. Вот и издай буллу. И объяви её для всех твоих христианских монархов об этом. Не вижу препятствий.

— Пусть Мстислава прибудет в Рим. Её встретят с почестями подобающими коронованной особе. Святая римско-католическая церковь раскроет свои объятия и примет её как возлюбленную дочь свою в лоно своё.

— Я сомневаюсь, что Мстиша захочет в чьё-то лоно. Зачем ей ваше лоно, у неё свое лоно есть. Очень хорошее. Поверьте, я это знаю, как её законный муж. За пятнадцать лет достаточно изучил.

Раздались смешки со стороны нурман и руссов. Ромей испуганно посмотрел на меня.

— Переводи грек. Слово в слово! Резче! — купец перевёл испуганно оглядываясь на меня.

— Князь, перед тобой понтифик! — возмутился граф Тускулумский.

— Я в курсе, кто передо мной, граф. Я вижу, святой отец, тебе не дают покоя лавры Папы Льва Первого, который укротил грозного Аттилу и убедил его прекратить вторжение в Италию? — Файл памяти щелкнул. Я даже в живую услышал голос Алисы, рассказывающей об этом эпизоде. — Скажи святой отец, буллы не будет? Я правильно понимаю?

— Я не могу короновать язычницу.

— А я не прошу короновать мою жену. Она и так уже коронована. Я настаиваю на том, чтобы ты признал данный факт свершившимся. Это всё! Такая малость. Я даже отдарюсь тебе понтифик.

— Чем же ты князь отдаришься?

— Я не буду подвергать тотальному грабежу и насилию Вечный город. Рим ведь уже давно никто не грабил? Лет триста или четыреста? Наверное моим воинам тут есть чем поживиться? А то как-то нечестно получается, святой отец. Вон графу я говорил. Готы Рим грабили, вандалы грабили, франки, лангобарды, гунны, короче всякая шушара отметилась здесь, а мы нет. Это не справедливо святой отец! Я вот например очень уважаю вандалов. Отличные парни, просто блеск. Поэтому хочу их перещеголять в том веселье, которое они устроили в Риме в своё время. Обещаю понтифик, что то, что творили вандалы тут, по сравнению с тем, что сделаем мы, это всего лишь невинные детские шалости. И ещё я из истории знаю, как Рим поступил с Карфагеном. Мне, между прочим как большому почитателю военного гения Ганнибала, за Карфаген обидно! Но мы можем договорится. Кстати святой отец, хочешь посмотреть как стреляют мои пушки? Мизгирь! Вон там дальше справа видишь каменный сарай или что там, наплевать, отстреляйся по нему в хлам.

— Понял княже. — Послышались команды. Потом грохнуло корабельное орудие. От строения полетели куски камня и дерева. На пристани началась паника. Кардиналы попытались укрыть собой понтифика. Граф со своими бодигардами рванул вперёд. Мушкетёры вскинули ружья, фитили дымились. Понтифик поднял руку.

— Стойте! — Вовремя он, ещё чуть и римляне выхватили бы первый ружейный залп. А там дальше началась бы резня и обстрел города. Увидел на лице Сигурта разочарование. Мля, как дети на самом то деле. Обиделся, что подраться не дали. — Хорошо, князь я издам буллу.

— Отлично! Где нам расположиться?

— Что значит расположиться? — Понтифик чуть не уронил свою клюку.

— Как что значит? Мы подождём. И это понтифик, я бы хотел лично присутствовать при подписании буллы и прикладывания к ней печати или что там в вашей канцелярии делается? А пока мне бы людей своих разместить и еды бы, а то народ кушать хочет. Ладно, святой отец, не парься. Мы вот эти дома займём на время, которые возле пристани.

— Это дома патрициев!

— Отлично! У меня каждый воин патриций, так что урона чести не будет. Наоборот даже прибыток будет. Посмотри, святой отец, мои парни все как на подбор, молодец к молодцу! Так что семьи римских патрициев пополняться здоровым потомством! Так сказать свежая кровь в затхлые вены загнивающей аристократии.

— Я даю слово, что булла будет составлена.

— Я тебе верю, святой отец. Но у нас говорят так — доверяй но проверяй. Нет, святой отец, к тебе претензий нет. Но вдруг кому-то из твоих кардиналов захочется меня обмануть. А тут я рядом. Так что давай отче не тормози. Чем быстрее булла будет накарябана и объявлена, тем быстрее куча обнаглевших варваров свалит. — Повернулся к нурманам. — Сигурт, Гуннульв, занимайте вон те особняки. Понтифик дал добро!

Викинги стаей попёрли к двум огромным и шикарным особнякам. Кстати, особняки имели стены. По сути это были маленькие крепости. Понтифик и остальная римская кодла смотрели на всё шокировано. Сопротивляться никто не думал. Особенно после выстрела корабельного орудия. Викинги разделились на две банды и проникли в указанные резиденции. После чего руссы и остальные викинги, за исключением тех кто, оставалась на карраке и каравелле стали занимать другие строения недалеко от пристани. Естественно никто не расслаблялся. Всё были начеку. Половина Рима убежало из города, на всякий пожарный, так как северные варвары стали бродить большими бандами по улицам и цепляться к молоденьким римлянкам. В итоге булла была состряпана в рекордные сроки, на третий день нашего проживания в Вечном городе. Конечно, я как самый умный внимательно ознакомился с текстом, с помощью переводчика. В итоге папская канцелярия переписывала текст два раза. У папского викария глаза вылезли на лоб. Он не ожидал, что варвары окажутся такими прошаренными. Но мы не пальцем деланные и не лаптем щи хлебаем. В итоге буллу получили, подписанную лично папой и о которой возвестили и даже прочитали текст в базилике Святого Петра, одном из главных храмов римско-католической церкви, построенной на могиле апостола Петра. Это было круто. Теперь старый маразматик дать заднюю не смог бы при всём своём желании. Ну а если кто-то рискнёт, то мы ведь и опять можем наведаться и уже не так вежливо и тактично. Кстати, когда отваливали из Рима, с нами убежали две девушки. Обе были из знатных семей римских патрициев, ведущих свою родословную ещё со времён Римской империи. Убежали они за моими парнями. Вернее один был из отряда Первуши, в второй из хирда Гуннульва. И убегая за своими возлюбленными прихватили с собой семейные ценности. А что? Всё верно, не голодранками же им идти замуж?! А тут и приданное! Всё как и полагается. Вот такая вот хрень. Девчонок кстати я обижать запретил. Парни их взяли в жёны. Так что всё было чинно и пристойно.

Нас не было дома около года. Я уже соскучился по своей Мстиславе. Как она там? Закрыл глаза и представил нашу светлицу. Как Мстиша сидит возле столика с зеркалом и расчёсывает водопад своих прекрасных волос. Вот повернула голову, посмотрела на меня, улыбнулась. Трёх сыновей мне родила. А девчонки как-то у нас не получались. Хотя я очень хотел дочку. У всех моих соратников, друзей были и сыновья и дочери. Даже Рольву Этна родила дочурку, такую же рыжую как и сама. Приставил к глазам бинокль. Длинный караван судов втягивался в пролив Дарданеллы. Двигались медленно. Посмотрел на Вторушу.

— Что брат? Домой идём. Соскучился?

— Да княже. Соскучился по дому. По матушке.

— Ну матушке то ты сюрприз везёшь в виде молодой жены!

Вторуша улыбнулся, кивнул.

— Как жена? Нравится?

— Нравится княже. Красивая она. Даже не верю, что моя она.

— Твоя, твоя. Чья ещё-то? Береги её.

— Сберегу, княже. Спасибо тебе.

— Пустое. Вон смотри, Боян как смотрит вдаль, там где Константинополь.

— Я заметил. А чего ему в Константинополе?

— Любимая у него там была, во времена его юности. Да не судьба им была вместе быть. Он еле ноги унёс от родителей её. Знатные они очень были и влиятельные. А он всего лишь гриднем простым был.

— Так это сколько времени то прошло? Её уж и в живых то небось нет.

— Всё может быть. Да только душа его томится. Хочет по улицам великого города пройтись, там где он со своей любимой гулял. Когда голова убелена сединой и ты находишься на закате своей жизни, ничего тебя уже не тревожит. Ни положение, ни злато с серебром, ни слава, почёт и уважение. Это всё есть у тебя. Это ты уже пережил. Тревожит одно, твои воспоминания. События, люди проходят перед твоим мысленным взором. И вспоминаешь ты ту девчонку, ради которой готов был на всё. Её глаза, её губы, её руки и тонкий стан. И ты понимаешь, что самое ценное это она. Ибо она часть твоей жизни, самой лучшей части — твоей юности. Когда сердце сладостно стучит в груди, а кровь кипит в жилах, готовая выплеснуться из твоего сердца. Когда тебе кажется, что всё по плечу, что всё преодолеешь, только бы она, твоя ненаглядная шла с тобой рука об руку. Но вот воспоминания блекнут и ты возвращаешься в явь. Смотришь, а рядом никого. Ибо ты потерял её, потерял давно. И потерял не только её, но и ваших не родившихся детей, а потом внуков. И ты хочешь вернуться назад, всё исправить. Вот только не можешь. Река времени течёт неумолимо в одном направлении из прошлого в будущее, а не наоборот, превращая будущее сначала в настоящее, а потом в прошлое.

Я замолчал. Посмотрел на Вторушу и стоявшую тут же Этну. Они смотрели на меня широко открыв глаза и даже рот.