Глава 19

(тут будет эротика, во всяком случае я попытался, поэтому впечатлительным и ненавистникам женской однополой любви — не читать/ в этой книге это первый и последний раз…скорее всего)

В себя приходить неожиданно тяжело. Во всём теле слабость, даже веки налились каким-то свинцом, и не хотят открываться. Слышу близкие голоса время от времени, но соображаю очень медленно, кажется меня одевают во что-то и накрывают одеялом. Понимаю, что говорят не на общем, очень жаль. Наконец получается открыть один глаз, потом второй.

Всё как будто через плохие очки, очень мутно. Но я уже понимаю — лежу в какой-то комнате, вокруг полумрак. Свет приятный, мягкий, жёлтый. Как будто от свечей или специальных магических светильников.

Пытаюсь сообразить на чём я лежу — что-то мягкое, а накрыт я одеялом. Лёгким и мне не жарко. Пытаюсь поднять руки — не получается. Сдвигаю ладони на живот, так почему-то спокойнее.

На мне какая-то рубашка — из очень приятной ткани. Шёлк? Возможно. Вспоминаю что произошло, бой, и как меня чуть не убили в очередной раз. Главное Ли не рассказывать, когда вернусь. Если вернусь.

«Мне продырявили плечо!» — Приходит внезапная мысль.

Но нет, боли не чувствую. Руки хоть и слабо, но повинуются. Пытаюсь почувствовать магию в себе — нет, не получается. Вернее — я пустой, совсем, что-то постоянно вытягивает из меня силу. Всё-таки я похоже в плену, и те, кто это сделал — не хотят рисковать. Радует, что не в каменном подвале на цепи. Хотя ещё непонятно — может подвал лучше?

— Проснулась? — Спрашивает знакомый женский голос.

Точно — красивая женщина, взяла меня с лёгкостью на руки, и унесла. Она не выглядела опасной, но я помню её команду и неприятные чавкающие звуки, вскрики тех, кого предали. Я читал — для дроу это норма. Но меня пока не мучали, и даже вылечили, так что возможно пока не убьют. Пока.

— П-п-п… — Пытаюсь сказать я.

— Сейчас. — Отвечает женщина, и чувствую, как к губам прислоняется ложечка с водой.

Она поит меня осторожно, медленно, как ребёнка. Вспоминаю как она отдавала команды, называла кого-то сыном — ей уж явно побольше чем мне, может даже больше, чем Славиэль.

— Сейчас станет полегче. — Говорит тихо женщина.

Зрение наконец проясняется, я даже могу покрутить головой. Лежу в огромной кровати, накрытый красным одеялом, на чёрной простыне с серыми подушками под головой. Стены завешаны какими-то чёрными шторами, лишь одна, дальняя с дверью ничем не украшена — просто чёрная каменная поверхность, в которую врезана деревянная дверь.

Пытаюсь снять с себя одеяло, получается отчасти. Женщина приходит на помощь, и стягивает его. Я могу её наконец рассмотреть — длинные белые волосы, сейчас распущены, зелёные яркие глаза, красивое до невозможности лицо и идеальная фигура. Одета она сейчас в обтягивающий халатик до колен. Как только сняла с меня одеяло — уходит в кресло напротив кровати, берёт со столика бокал из чёрного стекал, делает глоток. Я молчу.

— Я жду. — Говорит, поставив бокал обратно.

Осматриваю наконец себя — на мне ночная рубашка из непонятного материала, какие-то женские трусики на завязках с двух сторон, а самое главное — на запястьях, и шее чёрные ленты из того же бархатного материала. Всё это могу рассмотреть в зеркале, которое располагается на весь потолок. Ещё раз щупаю материал, очень уж приятно.

— Паучий шёлк, и это последний вопрос, на который я тебе ответила, пока ты мне не рассказала, как и зачем оказалась тут. — Она снова делает глоток.

— Случайно, мимо проходили. — Отвечаю шёпотом.

Женщина хмурится, меня снова придавливает к кровати, на ногах оказывается тоже есть ленточки, и я их сейчас ощущаю. Издаю тихий стон — становится тяжело дышать.

— Ты врёшь, и, если опять будет тоже самое — с тобой будет говорить палач. — Бросает она недовольно.

Вот тут я понимаю — подчинённые у этой мадам явно такого голоса стараются избегать. А то раз по горлу — и в канаву. Как граф на днях с грабителями. У неё всё просто, судя по всему. Пытаюсь выкрутится, и когда становится легче, говорю:

— Мне нужно заклинание, прочитала в одной книге что оно есть здесь, нашли вход, но…

Пытаюсь отдышаться, тяжело говорить, видимо женщина чувствует это, и делает послабление, я наконец продолжаю:

— Но сработал амулет, затянуло в портал.

— Ты не врёшь, но недоговариваешь. — Устало произносит она, ложится рядом на кровать, смотрит мне в глаза, когда я поворачиваю голову, говорит: — Слушай, ты или сейчас мне рассказываешь всё…

Её пальцы проходятся нежно по груди, шее, щеке. Потом она поворачивает мою голову, приближается губами к мочке уха, кусает. Чувствую тепло внизу живота, становится приятно, невыносимо, как никогда ещё в этом теле.

— Аа-а-ах… — Издаю стон.

— Так вот. — Продолжает она, теперь пальцы ползут по животу, все ниже, перебираются на внутреннюю сторону бёдер.

— О-о-ох… — Не выдерживаю я.

— Да, на чём мы там остановились? — Она снова губами приближается к лицу, нежно целует: — Если сейчас не рассказываешь всё от начала и до конца, то я точно позову палача.

— А-а-й-й… — Опять издаю позорные стоны, когда её язык касается моей щеки.

Вот теперь я понимаю, что такое — «бабочки в животе». У меня сейчас по всему телу мурашки, и целый улей этих бабочек в животе. Все они там разбушевались и занимаются явно не тем, чем должны заниматься нормальные бабочки. Что же делать? Продолжать брыкаться, но почему-то мне кажется — в следующий раз точно будет палач. Так не лучше ли всё рассказать, тем более — она меня не знает, так даже проще, но сначала:

— П-п-прекрати, прошу… — Умоляю её.

— Что, это? — Спрашивает она, стягивая одну бретельку ночной рубашки, и целуя сосок.

— О-о-ох… — Очереной мой стон, потом наконец выдавливаю из себя: — Я н-н-не с-с-смогу т-т-так говорить…

— Белая рубашка, для белой девочки, как это мило. — Говорит задумчиво она, крутя пальцем у меня по груди, и вызывая очередные приятные ощущения, до какого-то безумия приятные.

Это точно магия, какое-то колдовство или вроде того. Я просто не могу сдержаться, как же мне хорошо и страшно от этого. Твою мать, как же быть.

— Может мне и не нужны ответы, оставить тебя — как мою маленькую, беленькую девочку-игрушку, как тебе такое? — Она проводит языком мне по щеке, прямо по татуировке: — А, командир стрелков лесных эльфов?

— М-м-мои ответы… — Пытаюсь сказать я, но замолкаю, опять сводит всего от удовольствия и желания продолжения, потом наконец заканчиваю: — М-м-могут быть интересными тебе.

— Хорошо, девочка, удиви меня, хотя я примерно представляю как к тебе попали мечи моих врагов. — Наконец отстаёт она от меня: — Но если не удивишь своей историей, то извини, быть тебе моей игрушкой. Договор?

— Договор. — С облегчением отвечаю я.

— Тогда давай сначала своё имя, надо же мне как-то к тебе обращаться. — Она просто лежит боком ко мне, отодвинувшись, приветливо улыбается и смотрит.

На вид ей лет восемнадцать, но хрен там плавал — передо мной умудрённая жизнью женщина, умная, с опытом. А умная, красивая женщина с опытом — страшное существо. И что, всё-таки рассказать ей всё? Решаюсь, говорю:

— Слава.

— Ты не врёшь, но какое-то странное имя для эльфа. — Хмурится девушка.

— Я не эльф, я человек, и в моём мире Слава — обычное имя, для мужчины, а полностью — Вячеслав. — Говорю ей и ожидаю реакцию.

— Ты меня удивила, девочка, очень удивила, и ты не врёшь. — Говорит она взволнованно. — Может быть у тебя проблемы с головой, ты душевнобольная?

— Нет. — Отвечаю я.

— Что же, продолжай, посмотрим, что ты мне расскажешь.

И я начинаю свой рассказ, прямо с момента, когда я сбил несчастную девочку. Она время от времени перебивает, и просит объяснить некоторые термины — машина, полиция, НИИ. Но схватывает всё на лету. Даже про машину долго объяснять не приходится. То ли дроу прекрасно осведомлены и им кто-то докладывал о войне наверху, то ли они всё-таки выбираются время от времени из своей берлоги и проводят разведку. Когда дохожу до чумы, она спрашивает удивлённо:

— Наверху до сих пор не победили эту болезнь и называют её чумой?

— А у вас нет чумы? — Уже удивляюсь я.

Она забывает, что у меня нет права на вопросы, и отвечает:

— Нет, есть одно средство от этой заразы, и оно тут повсюду.

— Не жертвоприношения? — Спрашиваю я настороженно.

— Что? — Не понимает она: — Нет, один гриб, его у нас используют в разных блюдах. Но давай не будем отвлекаться, продолжай, мне не терпится узнать, что там дальше.

Я рассказываю про бордель, работорговлю, как бежал и потом встретился с Ли, как мы решали, что делать с Элисаль и её освобождении. О битве на стене, походе к гномам и как я узнал страшную тайну коротышек. На этом моменте она смеётся и фыркает:

— Всегда знала, что эти коротышки ни на что негодны, всё у них через одно место — это же надо, столько ценного материала тратить на такую глупость.

Сглатываю нервно, делаю вид что тоже смеюсь над её «смешной шуткой», киваю согласно — мол тоже так думаю. Она грозит мне пальчиком:

— Со мной будь честна, девочка, мне не надо вот этого показного. Или лучше теперь называть тебя мальчиком?

Продолжаю свой рассказ, про расставание с Славиэль, поход в халифат, и первую встречу с дроу. Тут она слушает снова очень внимательно, переспрашивает, и уточнив все подробности, говорит:

— Так это всё-таки ты её убила, ой, прости, вернее будет сказать УБИЛ, пусть и с помощью своей подруги. Что же, меня это вполне устраивает.

Заканчиваю историю на том, как мы вернулись, как я прочитал о заклинании в книге. Как отправились к болотам, не рассказывая всех подробностей последних дней, ей это знать не надо и думаю будет не интересно.

— Удивила ты меня, девочка. — Наконец говорит она: — Или мальчик? Но сейчас, наверное, всё же девочка.

— И что же дальше? — Спрашиваю её серьёзно.

А мне стало легче на душе — я наконец кому-то открылся. И пусть эта женщина скорее враг, чем друг, но даже так — легче. Держать всё в себе было чертовски тяжело, и сейчас я был ей благодарен.