Да, я думала об этом. Я могу взять свой телефон, тетрадь и позволить им во всем разобраться. Но существует проблема. Я это сделала. Осознанно.

— Ты боишься, что попадешь в неприятности? — спросил Ник.

— Да, — я вздохнула. А потом я рассказала ему все остальное. О том, как нашла тетрадь, о первых сообщениях, о догадке насчет Гаррисона и о том, как я поняла, что ошиблась. Обо всем. Я закончила, и, нахмурившись, стояла, опираясь на стойку в кухне. — Сначала все казалось таким простым, понимаешь?

— Если честно, нет, — ответил он. — Но я верю, что у тебя были хорошие намерения.

Я вздрогнула, потому что в этом я не была так уверена.

— Я должна узнать, кто это. Если я смогу найти его, может, я смогу и поговорить с ним, попытаться заставить его понять, почему это не работает.

На лице Ника появилось сомнение.

— Ты думаешь, он прислушается?

— Я думаю, что он выбрал меня по какой-то причине. И я должна попытаться, ведь так? Я помогла ему устроить все это. И я должна попытаться помочь ему сделать все правильно.

— Хорошо, тогда давай во всем разберемся. — Он говорил так, словно уже все решил, как будто у него нет никакого шанса оставаться в стороне теперь, когда он все узнал.

Но возможность существовала. Очень большая возможность. Если Ник влезет во все это и окажется под прицелом, я никогда себе этого не прощу.

— Слушай, я ценю твою помощь, Ник, правда. Но я не хочу, чтобы ты лез в это дело.

— Для этого уже немного поздно.

— Я знаю, что ты все понял, но это все еще моя проблема. Я знаю, что не могу остановить тебя, чтобы ты не предупреждал своих друзей...

— Ты действительно думаешь, что я так поступлю?

— Ты должен подумать о себе, Ник. Я знаю, что у тебя есть цели. Футбол. Общественная жизнь.

Я посмотрела на него и с удивлением заметила промелькнувший на его лице гнев.

— Ты это серьезно, Пайпер?

— Да, серьезно. Я не хочу, чтобы мой бардак отразился на твоих отношениях с друзьями.

— Точно, с чего бы вдруг такому качку, как я, делать что-нибудь, что не окажется полезным для его социального статуса?

Стоп. Дерьмо. Я в ужасе подняла руку.

— Ник, я клянусь, я не имела в виду...

— А я думаю, ты именно это и имела в виду. Ты ведь этого даже не понимаешь, не так ли? Ты видишь лишь то, что хочешь видеть. Отец Джексона запойный алкоголик. Ты знала об этом? А ты знала, что, несмотря на серьезные проблемы дома, он не пропустил ни дня школы за последние три года?

Открыв рот, я не знала, что ответить, но Ник еще не закончил.

— Он не святой. Я это знаю. Он заслуживает то, что получил. Но даже то хорошее, что в нем есть, не изменит твое мнение о нем. Потому что ты видишь лишь худшую его сторону. То же самое с Кристен, и, скорее всего, с Тейтом. Они легкие цели, но они все еще люди, а не просто популярные ребята, футбольные игроки и... воровки. Просто люди.

Весь воздух вышел из меня. Все мои пустые полости наполнились тяжестью, проникшей глубоко внутрь меня.

— Ник, — начала я, но он отмахнулся от меня, сжав челюсть, его глаза потемнели.

Он вышел из кухни, закончив разговор. На миг я была слишком поражена, чтобы последовать за ним, но, услышав, что он у входной двери, я присоединилась к нему. Он стоял там, держа мое пальто.

Слезы жгли мне глаза, но, одеваясь, я не произнесла ни слова. Я пыталась молчать, пока мы ехали и пока он въезжал на мою подъездную дорожку и провожал меня до дверей, потому что его манеры, очевидно, не позволяли ему просто бросить девушку, которую он целовал, без надлежащего провожания до ее крыльца.

— Я не могу это сделать. — Он произнес это, стоя на нижней ступеньке, опустив глаза вниз.

— Это?

— Ты. Я.

Два слова и они разбили меня на бесчисленное количество кусочков.

— Мы не должны. Мы можем просто... — Мы можем что? Притвориться, что ничего не случилось? Притвориться, что мы просто знакомые?

Ник засмеялся, но я не видела в этом ничего смешного.

— Мы оба знаем, что я зашел слишком далеко, чтобы притвориться, что хочу лишь дружить с тобой. Так что давай просто... нет.

Меня охватил приступ паники. Я потянулась, коснувшись пальцами его ладони. У него перехватило дыхание, и мой желудок сжался. Он не хочет уходить. Я чувствовала это в каждом его дюйме.

— Я хочу сделать это правильно, — произнесла я. До сих пор я не понимала насколько сильно.

— Тогда ты должна разобраться, с какого момента в самом начале все пошло неправильно.

***

Перед Рождеством я решила отвезти печенье для мамы Стеллы, потому что печенье в это время года казалось хорошим поводом, а мне нужно было ее увидеть.

Ник был прав. Все пошло наперекосяк с того эпизода со Стеллой в коридоре. Когда я не сделала абсолютно ничего, чтобы все прекратить.

Шел снег, так что я ехала медленнее, чем обычно, сверяясь с адресом, который я выудила из школьных файлов. Сначала я проехала мимо церкви ее матери, простого белого здания с одним шпилем и узкими окнами, расположенными равномерно по сторонам.

Проехав еще пять домов после церкви, я нашла грузовик с логотипом команды пловцов Клервилльские Пумы на заднем стекле. Слишком резко ударив по тормозам, я остановилась посреди улицы. Над логотипом наклонным шрифтом было написано имя Стеллы.

Здесь она жила. Это простой, симпатичный домик – белый, одноэтажный, с закрытыми ставнями и клумбами, которые, вероятно, цветут весной яркими красками. На двери еще висел осенний венок, но я увидела маленькое рождественское дерево на переднем дворе.

Разумеется, здесь должно быть рождественское дерево. Мама Стеллы – пастор. Вероятно, Стелла на праздниках пела в церковном хоре и присутствовала на службах. Хотя не в это Рождество.

В моей голове, словно из ниоткуда, появились четкие, как фотографии, картинки. Я видела, как Стелла выходит из дома в ту ночь, когда она умерла. На другой картинке она сворачивает с подъездной дорожки, настраивает звук в наушниках. А потом еще одна – если бы я только не видела ее. Полицейская машина, офицер у этой красной двери ждет, чтобы доставить ужасные новости. Я не знаю, как это все происходило, но сейчас я могу думать лишь об этом.

Я сглотнула комок, поднимающийся в моем горле, и заставила себя выбраться из машины. Мне показалось, что дорожка к дому Стеллы длиной в две мили и вся покрыта стеклом. Однако мне удалось пройти по ней и позвонить в двери, прежде чем я смогла придумать достаточно хорошую причину, чтобы сдаться.

Миссис ДюБуа открыла дверь, держа в руке сэндвич, и с недоумевающим выражением лица. Я выдавила самую яркую из своих улыбок.

— Здравствуйте. Хм. Счастливого Рождества.

Это худенькая женщина с дружелюбным лицом, но по ее плечам, я бы сказала, что она не та мама, которая позволит Стелле уйти куда-либо.

— Привет, — ответила она.

Я лишилась голоса. Ее голос так похож на Стеллу. Я прочистила горло и неуклюже предложила ей печенье.

— Меня зовут Пайпер Вудс. Я ходила в школу с вашей дочерью.

Это было глупо. Наверное, я должна была назвать Стеллу по имени. А, может быть, мне стоило принести фотографии. Боже, я уже все испортила. Я должна уйти. Хотя Ник бы не ушел. Что еще важнее, я не хотела уходить.

Она кивнула, а затем посмотрела на тарелку, которую я все еще держала у своего бедра.

— О. — Я почувствовала, как мои щеки становятся горячими. — Я сделала их для вас. Я даже не подумала о том, чтобы спросить, любите ли вы печенье.

— А разве есть кто-то, кто не любит печенье? — Она улыбнулась, очевидно, чтобы успокоить меня. Я ненавидела то, что я каким-то образом заставила ее делать ее работу.

— Входи, Пайпер. Здесь холодно.

Я пошла за ней в гостиную с креслами и симпатичным пианино. Прилегающая кухня была яркой и полной воздуха и здесь она поставила мое печенье – в центре стеклянного обеденного стола. Правда, она к нему не притронулась. Я увидела тарелку с другой половинкой ее сэндвича и баночку диетической содовой на стойке рядом с раковиной.

Я услышала шорох фольги и оглядела гостиную. Здесь не было ни рождественской елки, ни открыток. Ничего. А чего я ожидала? Женщина потеряла свою дочь. Мой взгляд упал на ряд фотографий на каминной полке, в основном это были снимки Стеллы, но был еще один, где была снята вся семья – папа, мама и очень маленькая Стелла с поросячьими хвостиками.

Ее отец ушел от них? Или он тоже умер? Я даже не была уверена, что было бы более несправедливым.

— Это печенье вкусное, — произнесла миссис ДюБуа, ее голос звучал лишь чуть принужденно. — Ты много печешь?

— Если честно, никогда. Я немного боялась, что они будут каменными.

— Ты их не пробовала?

Я поняла, как это странно, что я этого не сделала, и нахмурилась.

— Странно, но нет.

— Может быть, ты не любишь печенье?

Я улыбнулась, но она была занята тем, что снова накрывала фольгой мою тарелку. Я осмотрела каминную полку, которая включала снимок размером с постер со Стеллой и ее школьными друзьями. Стелла была в центре, а вокруг нее толпились игроки.

— Что-то есть такое в корице, — произнесла она. — Она изумительна.

— Моя мама помешана на здоровом образе жизни, так что она органическая. Может быть, из-за этого, — ответила я, подходя поближе к фотографии. — Хотя половину времени я считаю, что органика это просто повод, чтобы тратить больше.

В ответ она засмеялась, но смех прозвучал немного напряженно. Я запуталась. Я не должна была упоминать свою маму. Я даже не знаю, что значит это слово для того, чей единственный ребенок умер. Значит ли, что это слово больше к ней неприменимо?

— Стелла выглядит здесь очень красивой, — сказала я, указывая на групповой снимок.

— Стелла всегда выглядит красивой, — ответила миссис ДюБуа и сейчас она стояла намного ближе и тоже смотрела на фотографию.

Это правда, но именно это фото поймало больше, чем просто набор красивых черт. Ее глаза широко раскрыты, она выглядит так, словно вот-вот засмеется. Ник и Марлоу тоже есть на снимке. Рука Марлоу обхватывает его бицепс. Кендис стоит слева от нее, а Тейт и Эми – справа. И, разумеется, позади нее стоит Джексон, вроде как нависает над ней с суровым взглядом и слишком белоснежной улыбкой.