— Сложно у вас всё, — потрепав свои волосы, улыбается парень, а я замечаю, что в его голосе уже и следа от той холодности не осталось, что достаточно странно.

— А ты как хотел? — хохотнув, интересуюсь, рассматривая непринуждённое лицо сводного брата, который ещё минуту назад катал меня на своём плече, что как-то даже забылось. Странный поступок западает в голову наравне со вчерашним танцем, хоть мне бы и не хотелось об этом долго думать.

Качнув головой, ухожу в сторону своей комнаты, где меня ждёт подруга. Спиной чувствую взгляд Кира, от которого по спине бегут мурашки, но опять же стараюсь не обращать на это внимания.

— Проводишь меня? — спрашивает Леся, как только дверь за моей спиной закрывается. Обиды в голосе не чувствуется, так что от сердца будто спадает большой груз — не хватало еще из-за Артура ссориться.

— Конечно, — улыбаюсь, следуя за девушкой, которая, попав в зал, мимолетно кивает Киру, прощаясь, и уходит к коридору.

— А что он-то тут делает? — в своём стиле прыгая по темам, интересуется Олеся, зашнуровывая на ногах тёплые зимние кеды.

— У него проблемы с общагой в нашем городе, поэтому придётся пока тут ему жить, — пожимаю плечами, припоминая разговор, который состоялся вчера за ужином.

— У вас прям гостиница, — усмехается Леся, выпрямляясь и вынимая из рукава пальто шарф с шапкой, которые быстро напяливает на себя.

— Я вот другого не пойму, — уклончиво начинаю я, сложив руки на груди и припоминая красные бутоны роз, которые я терпеть не могла с детства. — Чего Артур начинает? Столько времени прошло.

— Ой, да брось, — усмехается подруга, накидывая на плечи пальто и со смехом в глазах смотря на меня. — Ты не заметила, как он тебя вчера взглядом изжигал, думала, загоришься ненароком.

Неопределённо махнув рукой, обнимаю Лесю, такие порывы позволяю редко и только при ней и родителях, попутно хлопнув её по спине, и провожаю до лестничной клетки, перебрасываясь с ней ненужной информацией.

Девушка советует мне задуматься над вопросом с Артуром и как можно быстрее его отшить, ибо она разочаровалась в нём, как в парне, да и как в человеке в целом. Когда она уже спускается по лестнице, то кидает фразу, от которой глаза закатываются сами собой.

— Присмотрись к окружающим, может, где-то рядом ходит твой идеал.

Только если во снах, деточка, только если во снах.

***

— Ксюша, ну посмотри какая прелесть, ну почему ты не хочешь это платье? — тянет мама, стоя рядом со мной в примерочной и оттягивает шторку кабинки, в которой сейчас нахожусь я.

Очередной мимолетный взгляд в зеркало вызывает лишь желание оторвать руки тому, кто создал это нечто. Розовое платье с рюшами, больше похожее на безе, обволакивает меня, словно непонятная пена, которая лезет из всех щелей. Рюши повсюду, они неуместны на рукавах, которые доходят до локтя, на кромке этого шедевра, даже на линии талии, но сколько бы я не старалась открыть на это глаза моей маме, она лишь отмахивалась, говоря о моде и нравах, глобально отличающихся от её времен. Вот те на, правда?

Влад со своим сыном тихо ржут сидя на маленьком диванчике у примерочной. Конечно, они угорали с платья, Кир даже умудрился меня сфотографировать, но никто абсолютно не принимал никаких действий, способных мне помочь. Да и я сама теряла последние надежды на то, чтобы быть спасённой. Мама, как танк, как непробиваемый, огромный, защищённый от всех снарядов дивизион.

— Ой, всё, — бурчит женщина, задёргивая мою шторку, за которой я могу спокойно выдохнуть. — Мы его покупаем, — категорично заявляет она, а уверенность в том, что это говорят далеко не мне, а Владу, и только для того, чтобы обозначить план следующих действий, непробиваема.

Остаётся только выдохнуть, стягивая с себя это безе и в глубине души надеясь на скорое спасение. К моему удивлению, такие платья скупили очень быстро, но на мне рок судьбы успел отыграться.

Бредя из примерочной к своей «семье», которая теперь стоит у мужского отдела с рубашками, я мимолетно скидываю платье за стойку с худи, попутно выдумывая легенду своего «ужасного невезения» для мамы. А что? Если у нас нет принца, то принцесса в силах спасти себя лично.

К матери я подхожу достаточно быстро, даже задумываясь над тем, не понесли ли меня крылья счастья вперёд. Стараясь сделать самый непринуждённый вид и особо не попадаться ей на глаза, я просто киваю на каждое её утверждение о рубашках, в которых у неё, к всеобщему удивлению, реально есть вкус. А на мне обломились!

И всё бы хорошо: мама не замечает того, что у меня в руках нет её «идеального» платья, отвлекаясь на Влада с его рубашкой; Кир не подаёт жизненных признаков, давая мне надежду на то, что он потеряется вместе с тем платьем, но родительница, задумавшись, что её будущему сыну уделили мало внимания, посылает меня к нему, чтобы «помочь и посоветовать». Три ха-ха и белые тапочки. Сам разобраться он не может? Ему двадцать с чем-то лет, уж с кому-кому, но ему нянька точно не нужна.

Но приходится идти, попутно задумываясь над злым роком, нависшим надо мной со дня рождения на этой бренной земле. Погрузившись в свои мысли, я даже не замечаю, как меланхолично отдергиваю шторку, за которой, по указаниям мамы, должен стоять Кир.

Да, действительно, он там стоит. Но он там стоит совершенно не так, как представляла себе я. Красивый, в меру подкаченный пресс не закрыт тонкой тканью клетчатой рубашки, которая держится лишь на его плечах. Несколько родинок на мощной груди создают удивительное созвездие, по которому хочется провести рукой, соединяя. Хорошо заметный кадык, который сейчас привлекает внимание, как никогда раньше. И я, понимающая, что реально зависла.

Отмереть выходит не сразу, только под деликатное покашливание Кира, приводящее в чувства. Подняв взгляд к его лицу, замечаю, что вершинки губ тянутся вверх в довольно бесячей усмешке, а в глазах буквально пляшут бесенята, придумывающие мою кару, попутно именуемую “колкая фразочка от Астрофьева”.

Мои щёки вновь заливаются красным цветом, но, как могу убедиться по зеркалу, которое висит в кабинке, не таким ярким и откровенно бросающимся в глаза, что уже радует.

— Эта рубашка не подходит, — с привередливым лицом, пробежав по его фигуре, но теперь выделяя именно ткань, чтобы не зависнуть по второму кругу, тяну я, быстро находясь с ответом.

— Ну, конечно, — будто зная дело, подхватывает Кир, но по его лицу я чувствую, что хорошего тут ждать не придаётся. — Без неё ведь лучше.

— Не переоценивай себя, — бурчу, закатив глаза и скрестив руки на груди. Оттянув шторку обратно и мысленно послав просьбу мамы и свои честные порывы, разворачиваюсь, чтобы наконец купить что-нибудь и себе.

— Твой взгляд не способен переоценить, — догоняет меня бархатистый голос, от которого передёргивает.

Самоуверенный же ты гавнюк.

***

Почти полдня мы скитались по торговому центру, еле как находя в себе силы идти за мамой, которая, как истинный предводитель, возглавила нашу группу. Влад, будучи практически пуленепробиваемым к таким пыткам, просто шёл около неё, соглашаясь и подпинывая нас, за чем следовали долгие монологи от меня, ибо не видеть смысла в данном виде шоппинга - было моей изюминкой.

Кир же шёл почти безэмоционально, изредка вставляя едкие комментарии. Что характерно, держаться я старалась ближе к нему, выбрав эту тактику самой верной. Рядом с ним до меня почти не докапывались, редко просили примерить что-то — Влад с мамой сразу же начинали шушукаться о том, что у нас начинают налаживаться отношения, так что не стоит нас тревожить. Ну, то, что не убивает — делает нас сильнее.

Дома мы с моим сводным братом оказались к вечеру, абсолютно вымотанные и уставшие. У будущей супружеской пары оказалось в запасе ещё много сил, так что они пошли навёрстывать всё то, что не смогли с нами и пошли дальше по магазинам.

С Киром мы заморачиваться не стали, сразу же бухнулись на диван, удачно расположенный в зале, сбросив пакеты ещё в коридоре. Лежали мы там достаточно комично — подпирая друг друга плечом, дабы не скатиться и не принять уж совсем горизонтальное положение.

На это время все мои терзания были утрамбованы под грузом огромной усталости. Мне было пофиг, с кем я лежу и в каком виде и расстоянии. Главное — лежу и дышу, а ещё то, что до меня не докапываются.

— Надо вставать, — преодолевая себя, протянул старший, но попыток выполнить задуманное не изъявил.

— Уложи свой красивый пресс на диван и не беси меня, — с закрытыми глазами рыкнула я, даже не обдумывая сказанное. Всё получилось произвольно и, как обычно со мной бывает, не прошло мозговой центр.

— Я знал, что ты его оценила, — усмехнулся парень рваным выдохом. Уверенность в том, что он сейчас улыбается, была стопроцентная.

Не желая что-либо говорить, чтобы не ввести себя в худшее положение, я лишь неопределённо промычала.

Желания двигаться не было, ровно так же, как и говорить. Всё тело будто налилось свинцом, а голова немного болела, что я сбрасывала на вчерашнюю вечеринку.

Почувствовав, что опора, подпирающая мой бок, куда-то уходит, была выдвинута попытка остаться в вертикальном положении, но этого не вышло. Сил не было не то, чтобы двигаться, — даже элементарно говорить.

— Ксюш, — обеспокоенно протянули откуда-то сверху, прикрывая своей головой свет, идущий от лампочки. Через мгновение к моему лбу прижалась холодная ладонь, но сразу же была убрана. — Мелкая, мать твою, я говорил шапку одевай? — злобно выплюнул Кир, надавливая на мои плечи и помогая удобней улечься на диванчик.

— Не одевай, а надевай, — подняв кверху указательный палец, протянула я, всё ещё лёжа с закрытыми глазами. — И не трогай мою мать!

— Не трогаю, не трогаю, — поспешил исправиться старший, но голоса не изменил — всё то же бурчание, будто обвиняющее меня в чём-то.