Я шикнул на неё, люди смотрели, и заговорил вполголоса:

— Всё в порядке, Карли. Я же сказал, мы его вернём.

Она сделала большой глоток воздуха и понизила голос.

— Я всё думаю о том, как он, должно быть, напуган.

— Я знаю, но мы должны быть выше этого. Распуская нюни, мы ничем не поможем Фрэнку. Слова, слетавшие с моих губ, звучали, как речь персонажа фильма, но они успокоили Карли.

— Ладно, ладно. Мы пройдём через это. Она сказала это так, будто пыталась убедить себя.

— Мы уже прошли через это, — сказал я.

Когда я подошел к началу очереди, я сказал пожилому джентльмену за стойкой:

— Я — Расс Беккер.

Я уже собирался объясниться, как он сказал:

— О да, мистер Беккер, мы вас ждали. Когда он опустил глаза, чтобы открыть ящик, я увидел тонкие пряди волос, искусно уложенные на макушке. Пока он рылся в ящике, Карли вынула изо рта жвачку без сахара и намеренно прилепила ее к нижней стороне стойки. Её маленький способ показать своё презрение ко всей этой ситуации. Розовый комок запятнал безупречно белую нижнюю сторону стойки, но, к счастью, никто этого не заметил. Микросекундой позже клерк вытащил запечатанный конверт и протянул его мне.

— Я вижу, вы один из наших VIP-пассажиров, — сказал он. — Пожалуйста, сообщите персоналу, если вам что-нибудь понадобится во время поездки. Ваше счастье является приоритетом для нас.

— Спасибо, — сказал я, отходя от стойки.

— Что, чёрт возьми, это было? — прошипела Карли, когда мы отошли подальше. — Ты стал VIP-пассажиром? «Ваше счастье является приоритетом для нас»? Это Грейхаундский автобус. Они насмехаются над нами, Расс.

— Может, и так, — сказал я, разрывая конверт. — Но мы не можем отвлекаться ни на что из этого.

Я вытащил билет; он был очень похож на билет на концерт, код сканирования и всё такое. Я прочёл адрес вслух.

— Очевидно, я еду в Чикаго. Уезжаю в шесть пятнадцать, — я заглянул в открытый конверт. Он был пуст. — Ни записки, ничего.

— Почему бы тебе не спросить лысого, что происходит? — спросила Карли, оглядываясь на стойку. — Может, он знает, где Фрэнк.

По выражению её лица я понял, что она собирается что-то предпринять. Я схватил её за руку. Впервые я пожалел, что не обладаю даром Мэллори управлять разумом. Мне очень хотелось заставить её выпустить свой гнев.

— Не надо. Устраивать. Сцену.

Я сказал это тихо, но, кажется, понятно. Каким-то чудом она успокоилась, это было хорошо. У меня было чувство, что мы должны играть по их правилам. Они сказали, никакой полиции. Кричать на клерка на станции Грейхаунд — это не то же самое, что звонить в полицию, но всё равно нехорошо.

— Я сяду в автобус и поеду туда, куда они хотят, заберу Фрэнка и привезу его домой. Будь спокойна.

Она снова начала плакать, но, по крайней мере, в этот раз она сделала это молча. Она шмыгнула носом и сказала:

— У меня очень плохое предчувствие. Ты сядешь в автобус — и я больше никогда вас не увижу.

— Этого не случится, — на самом деле, я знал, что это может случиться, но один из нас должен был быть рациональным и спокойным и это оказался я. — Ты видела, на что я способен. Я могу о себе позаботиться.

— О, Расс, ты даже не представляешь. Она вытерла глаза. — Они могут делать вещи, которые ты даже представить себе не можешь.

— Эй, однажды в меня выстрелили, я вытащил пулю из шеи и через полчаса полностью исцелился. Не волнуйся, я вполне неразрушимый.

— Дэвид тоже так думал. И его не стало. А теперь у них Фрэнк.

Через дорогу бизнесмен с портфелем смотрел в нашу сторону. Когда я посмотрел ему в глаза, он переключил своё внимание на телефон. Позади него, прислонившись к стене, стояла невысокая полная женщина в майке «Green Bay Packers»³⁰ и жевала батончик мюсли. Она тоже, казалось, наблюдала за нами. Люди вокруг нас кружились, двигались, разговаривали по телефону и поглядывали в нашу сторону. Любой из них мог быть с Организацией. Не могли же они все быть в темных костюмах. Это было бы слишком очевидно.

— Постарайся держать себя в руках, — сказал я. — Я знаю, это тяжело, но мы не можем потерять самообладание. Если они смотрят, мы хотим, чтобы они думали, что нас это не волнует. Мы не хотим показывать свою слабость.

Она фыркнула.

— Когда ты стал таким старым и мудрым?

— Недели две назад, — ответил я. — Я гулял поздно ночью и увидел эти огни в небе…

— Не говори больше ничего, — сказала Карли, слегка улыбнувшись мне, хотя её глаза всё ещё блестели от слез. — Кажется, я уже слышала эту историю.

— Вот план, — сказал я. — Я сяду в автобус, как и положено, а ты поедешь домой и будешь ждать моего звонка.

— Домой? Я так не думаю.

— Карли, кто-то должен быть у тебя дома. Что если мама с папой подъедут, а там никого?

— А если они подъедут, а вас с Фрэнком там не будет? Что я должна сказать?

— Придумай какой-нибудь предлог. Ты можешь сказать им, что мы пошли покупать материалы для проекта. Ты что-нибудь придумаешь. Ты хороша в этом.

Карли колебалась; я видел, что она обдумывает мои слова. Она покачала головой.

— Я не думаю, что могу просто сидеть на диване, не зная…

— А что если я разозлю этих людей, взяв тебя с собой? Они хотят только меня, — я поднял конверт. — Билет только один. Мой. Обещаю, что буду звонить тебе на каждом шагу.

Я привёл несколько веских аргументов, но мне пришлось говорить ещё несколько минут, пока я не увидел, что она прониклась этой идеей. Тем не менее, она согласилась только после того, как я предположил, что Фрэнк, возможно, уже дома.

— Кто знает, — увещевал я, — всё это может оказаться приманкой. Может, он уже вернулся к тебе.

— Он позвонил бы мне, — возразила Карли. — Он знает, что мне нужно позвонить, несмотря ни на что. Он позвонил бы. Я знаю, что он это сделал бы, — добавила она твёрдо.

— Если только он не болен, не измучен, не напуган или ему не велели. Я знаю, это рискованно, но я действительно думаю, что один из нас должен быть в твоей квартире, на случай, если он появится. И это не могу быть я.

Моя логика была запутанной, но она работала. Она сдалась.

— Ты позвонишь и будешь держать меня в курсе?

— Я же обещал, не так ли? Просто спроси маму и папу. Они скажут тебе, что на меня можно положиться, — я посмотрел время на телефоне. — Мне не нравится это, но мне нужно успеть на автобус. Иди домой и постарайся не волноваться.

— Как будто это случится, — она обняла меня и сжала так крепко, что я мог бы уйти всё ещё в её объятиях.

Я знал, о чём она думает.

— Господи, Карли, как будто ты меня никогда больше не увидишь.

— Дэвид сказал то же самое. Больше я его не видела.

— Всё будет хорошо, — я погладил её по голове.

Она отпустила меня и посмотрела мне прямо в глаза.

— Они хотят, чтобы ты присоединился к ним. Вот в чём дело. Они вербуют тебя, и если ты откажешься…

Незаконченная фраза повисла в воздухе.

— Давай пока не будем об этом беспокоиться, — сказал я. — Давай сначала вернём Фрэнка.

После того, как мы попрощались, я смотрел, как она шла обратно через терминал. Её голова была опущена, а плечи сгорблены, что придавало ей вид побеждённой. Совсем не похоже на Карли.

Моя сестра всегда казалась мне больше, чем жизнь, не только потому, что она всегда была моей старшей сестрой, но и потому, что она была тем, что мой отец называл «присутствием». Она смеялась слишком громко и имела своё мнение обо всём. В отличие от меня, ненавидевшего конфликты, Карли без труда говорила людям, что она думает, особенно когда думала, что они ошибаются. Однажды она забрала Фрэнка после выходных в нашем доме с подбитым глазом — какая-то девушка в баре подумала, что Карли флиртует с её парнем. Верная себе Карли не отступила, и у неё был синяк как доказательство этого.

Но я недооценил её. Она заботилась о Фрэнке больше, чем я думал, и она помогла Гордону Хофштеттеру. Я попытался представить, как она везёт его на приём к врачу в своей грязной машине, пустые бутылки из-под содовой метались из стороны в сторону, когда она делала резкие повороты. Она была добрее, чем я думал, но она всё равно была тем ещё событием в жизни и не лучшим водителем.

Глава 35

Один из недостатков того, чтобы быть одним из первых в автобусе и сидеть у окна, заключается в том, что вы не знаете, кто сядет рядом с вами. Я обнаружил это на собственном горьком опыте, когда женщина возраста моей матери опустила свои булки на сиденье рядом со мной. Между сиденьями были чёткие границы, но это не имело значения. Её тело волной опустилось на мою часть. Я чуть потеснился, но это не помогло.

Женщина пристроилась явно надолго. Она вытащила из сумочки батончик «Кит-Кат», отломила кусочек и протянула мне. Когда я сказал «Нет», она ответила с обидой:

— У меня чистые руки, если проблема в этом.

Я хотел сказать ей, что мои мысли заняты тем, чтобы добраться до моего похищенного племянника и узнать, доживу ли я до завтра. Микробы на её руках меня вот ну нисколько не пугали. Но всё, что я смог придумать, была маленькая ложь во спасение.

— Извините, у меня аллергия на шоколад.

— Ах ты, бедняжка. Не знаю, что бы я делала, если бы не могла кушать шоколад.

Она болтала о конфетах и сладостях и своём ежедневном рационе. Она замолчала только тогда, когда водитель заговорил по громкоговорителю, приветствуя нас и дав нам краткое описание всех остановок между Милуоки и Чикаго. После того, как он закончил, моя соседка снова начала свою раздражающую болтовню. Я выглянул в окно, надеясь, что она поймёт намек.

Водитель просигналил, прежде чем дать задний ход, и выехал со стоянки. Когда он свернул на Сент-Пол авеню, я заметил фигуру, бегущую рядом с автобусом. Карли. Одной рукой она держала билет, а другой стучала по борту автобуса. Она была так близко, что я боялся, как бы она не попала под колеса и не погибла.

— Стойте! — закричал я, встав на месте. Я протолкался к проходу. — Остановите автобус!

Другие пассажиры тоже увидели Карли и окликнули водителя.

— Эй! Есть ещё один пассажир.

— Остановите автобус!