«Чтобы избежать возможных диверсий…»

В 1977 году газетные дела привели меня, корреспондента «Красной звезды», в дом бывшего заместителя наркома ВМФ адмирала в отставке Гордея Ивановича Левченко. Старый моряк, участник штурма Зимнего, боец гражданской войны, в тридцатые годы — командир «Авроры», один из крупных военачальников нашего флота в годы Великой Отечественной войны, работал над своими мемуарами. Одну из глав этой, к сожалению, до сих пор неизданной книги я привожу здесь с небольшими сокращениями.

Из воспоминании адмирала Г. И. Левченко:

«Правительство Советского Союза договорилось с правительством Албании и Италии о том, что линейный корабль «Джулио Чезаре» и четыре подлодки будут приниматься в албанском порту Валона. Я был командирован в Албанию как ответственное лицо для встречи и организации приема этих кораблей с последующим переводом их в Севастополь.

Один крейсер и несколько миноносцев итальянцы перевели своими командами в Одессу, но на переходе сумели их так основательно повредить, что по прибытию в Одессу кораблям потребовался капитальный ремонт. Учитывая это, решено было для приемки главных сил послать меня.

В Тирану, столицу Албании, мы вместе с представителем Главного штаба ВМФ капитаном 1 ранга Куделей прибыли 13 января 1949 года.

Команды для приема кораблей вышли на транспорте «Украина» из Севастополя и в порт Валону прибыли 15 января. Утром следующего дня наши офицеры и матросы провели траление бухты Валоны на албанских катерах, которые были переданы Советским Союзом Албании. Вся акватория была тщательно обследована. Мин обнаружено не было.

С командой будущего «Новороссийска» проводились занятия по специальности, матросам разъяснялись трудности, которые могут встретиться при приемке кораблей, проводились беседы о бдительности и возможных диверсиях фашиствующих итальянцев.

Был разработан план встречи итальянских кораблей, перевозки на них советских команд, расстановки на боевых постах корабля специалистов у всех действующих механизмов вплоть до ходового мостика. Предупредили всех строго: на боевых постах стоять с итальянцами до тех пор, пока они не покинут корабль. Все это делалось для того, чтобы избежать возможных диверсий или вредительства, как это было на тех кораблях, которые итальянцы сдавали в Одессе.

Наконец получили извещение из Москвы, что линкор и подлодки вышли из Италии в Валону. Мы постоянно вели наблюдение за морем. 3 февраля в 9 часов обнаружили силуэт линкора. Я тут же вышел к нему на «Фиоленте», чтобы провести корабль к месту постановки на якорь. В 12 часов линкор стал на якорь, спустил трап.

Тут же наша команда перебралась на линкор, и под руководством своих офицеров, старшин боевые смены разошлись по постам. Все это было проделано довольно быстро, ибо наши моряки служили тоже на линкоре, так что пути движения по кораблю были им знакомы. На борту линкора пришли из Италии и десять человек советских моряков, командированных туда ранее. Они тоже присоединились к нашей команде, хотя и не понимали до конца, в чем дело, почему такая спешка. Озадачены были и итальянцы. Назначенный командиром линкора капитан 1 ранга Беляев объяснил им, что наши матросы хотят перенять опыт у своих коллег, посмотреть, как они обслуживают механизмы. Все шло так, как нам хотелось: после остановки машин итальянцы от механизмов отошли, а наши матросы остались на боевых постах.

К 24 часам перевезли всю советскую команду на линкор. Утром мы предложили итальянскому командованию подписать акт приема и передачи линкора, но получили отказ. Тогда мы усилили боевые посты, особенно в ночное время.

По договору итальянцы должны были оставить 15 процентов команды на линкоре, чтобы обеспечить переход в Севастополь. Полагаю, среди них могли быть и те, кто должны были повредить корабль, сделать так, чтобы линкор не пришел в советские воды.

Оценивая возможные неприятности при наличии итальянской команды на линкоре, я послал в Москву радиограмму с просьбой, чтобы нам разрешили отказаться от помощи итальянцев, заверил, что мы справимся своими силами. Согласие получил незамедлительно.

4 февраля мы хотели поднять свой Военно-морской флаг, поскольку вся наша команда находилась на линкоре, но итальянцы запротестовали. Было решено никаких флагов не поднимать, ни итальянского, ни советского до тех пор, пока не будет подписан акт передачи. Итальянцы для подписания акта потребовали три дня, хотя эти три дня были совершенно для нас излишни.

Я поставил итальянское командование в известность о том, что 15 процентов итальянской команды нам не нужны и брать иностранных матросов в Севастополь мы не будем. Управление всей жизнью на корабле целиком сосредоточилось в наших руках.

В полдень 6 февраля мы подняли Военно-морской флаг и доложили о том в Москву. Линкор назвали «Новороссийск». А на другой день в Валону прибыл итальянский транспорт за бывшей командой линкора и экипажами подлодок. Мы предупредили итальянских моряков, что перед уходом они будут построены на верхней палубе для осмотра вещей, чтобы никто не унес с корабля имущество, принадлежащее линкору. Перед уходом итальянская команда была построена, но осмотр вещей производить не стали. Ход был «дипломатический».

К 15 часам итальянский транспорт подошел к линкору, матросы королевского флота перешли на транспорт и вскоре отбыли на свою родину.

В тот же день на линкоре и подлодках были проверены помещения, нефтехранилища, погреба боезапаса, кладовые, перекачана нефть. Ничего подозрительного обнаружено не было.

Москва нас предупредила, что в итальянских газетах появились сообщения о том, что русские-де не доведут репарационные корабли в Севастополь, что на переходе они взорвутся, а потому итальянская команда и не пошла с русскими в Севастополь. Не знаю, что это было — блеф, запугивание, но только 9 февраля я получил сообщение из Москвы, что к нам вылетает спецгруппа из трех офицеров-минеров, которые помогут нам обнаружить на линкоре запрятанные мины.

10 февраля прибыли армейские специалисты. Но когда мы показали им помещения линкора, когда они увидели, что переносную лампу можно легко зажечь от корпуса корабля, армейцы от поиска мин отказались. Их миноискатели хороши были в поле…

11 февраля получил от главкома телеграмму с выражением недовольства тем, что наш Военно-морской флаг был поднят на линкоре в тот день, когда на борту еще были итальянцы. Лично я считаю, что мое решение поднять флаг было правильным. Корабль уже был советским, а обуздать на нем пьяных итальянских матросов иначе было бы невозможно. Подъем нашего флага подействовал на них отрезвляюще: поняли — теперь они на чужой территории. Вина у них с собой было порядочно: взяли с расчетом, что корабль будут сдавать дней пятнадцать, не меньше, а то и месяц, да еще и от части их команды мы отказались…

11 февраля провели партийное собрание, подвели итоги работы, определили задачи на поход.

13 февраля мы принимали на борту линкора членов албанского правительства с женами, нашего посла, работников Советского торгпредства, военных советников. Прием прошел очень тепло. Все остались очень довольны. Продукты и напитки у нас были свои, доставленные транспортом «Фиолент». Матросы дали концерт художественной самодеятельности.

Поздно вечером проводили гостей.

15 февраля сделали первый пробный выход линкора в море. После возвращения устранили все выявленные недостатки, а затем еще раз произвели все необходимые испытания в море.

20 февраля в 8 часов утра «Новороссийск» снялся с якоря и вышел в Севастополь. Погода — штиль. Днем в 13 часов неопознанный самолет совершил облет корабля.

25 февраля в 6 часов вошли в Босфор, через два часа открылось родное Черное море, и мы дали ход 18 узлов.

26 февраля вошли в Северную бухту Севастополя».

Эта операция, по свидетельству бывшего флагманского врача Черноморского флота генерал-майора медицинской службы Н. В. Квасненко, стоила адмиралу инфаркта. Почти месяц пролежал Левченко в госпитале. Но правительственное задание было выполнено. Линкор «Новороссийск», сняв камуфляжную окраску, занял свое место в строю первомайского парада. Шел 1949 год…»