К л а в д и я  П е т р о в н а. Неужели Юрка Тимофеев сходит? Ведь он только родился. Сколько ему? Ну да… Уже тридцать третий, наверно. И Борис согласился?

М а ш а. Кажется, он сам просил тренера так сделать.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Тогда молодец. А Юрка Тимофеев теперь в тренеры пойдет?

М а ш а. Наверно.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Ведь это Леши Тимофеева сын… Летит время… А вы бы взяли с Борисом да туда, запросто, публикой, а?

М а ш а. У Бориса нога болит и настроение плохое. А мне вас оставлять не хочется.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Да я уж здорова. Еще денек полежу и побегу по своей дорожке. Не поверишь, я ведь раньше стометровку за тринадцать с четвертью пробегала. Быстрая была. А теперь гипертония какая-то привязалась. У меня для тебя подарок есть, Маша.

М а ш а. Вы не вставайте.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Нет, встану. На одну минуту. (Достает из комода туфли на каучуке. Отдает Маше.) Возьми. Тридцать шестой номер.

М а ш а (смутилась). Ну зачем…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Бери-бери. Примерь. У Василия была премия, так вот он. Сам пошел, купил тебе. Хороши?

М а ш а (надевает туфли). В самый раз… Очень хорошие. Только зачем вы, тетя Кава…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Это мой тебе подарок. Только это еще не все. Я вам к свадьбе одеяло купила. Пуховое. Голубое сверху… Тебе пойдет. Ты Борису-то, Борису покажи туфли. Он еще не знает.

М а ш а. Спасибо, тетя Кава.

К л а в д и я  П е т р о в н а. И как это у вас скоро! Помнишь, ты была здесь, плакала еще. А утром вдруг входит к нам Борис. Ему в Венгрию лететь, — мы рано встали. Он и говорит: «Как хотите, а мы с Машей поженимся». Старик и я прямо ахнули. Ну куда вам, дети ведь еще. А он: «Вы нас моложе были, а тоже ведь у родителей не спрашивались. Я, говорит, решился, и нет такой силы, чтобы нас разлучить». Ну, мы и молчим со стариком. Василий поворчал-поворчал… А потом рассудил — лучшей жены ему не найти.

М а ш а. А я думала…

К л а в д и я  П е т р о в н а. На меня? Будто я повлияла? Да я слова не сказала.

М а ш а. Ворвался он тогда ночью, мы с отцом уже спали. Разбудил. Вывел меня на лестницу. И такое говорил, такое… Я уж испугалась. Прямо как сумасшедший. Чуть не стихами. Потом домой вернулись — он к папе. Папа гонит его. «Дай спать, кричит, у меня дела утром, а тебе за границу лететь». А он плачет, прощения у меня просит. А разве он виноват в чем-нибудь. Я ведь сама его люблю страшно… Так все неожиданно…

К л а в д и я  П е т р о в н а. Я тебе по секрету скажу: они все, Забродины, ненормальные. Задумают что — никто их не остановит. Пока не добьются своего. Это у них кровь такая упрямая. Борька-то, он ведь в школе не доучился, из седьмого класса ушел из-за футбола этого. Отец его как-то даже лупить собрался. А он: «Я, кричит, совсем из дому уйду!» Так его страсть к футболу одолела. А тут еще этот Семен Семеныч появился. Доучится он, дескать, выдающий талант… Ничего с ним нельзя поделать. Ну да, Может, еще образумится… Приедет Федор, вернется Нина с курорта, мы вашу свадьбу справим. Жить у нас будете?

М а ш а. Не знаю. Как отца оставить? Ведь он беспомощный совсем, за ним смотреть надо. Он и так уж скрипит.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Придется ему смириться. Без женщины трудно в доме. Да уживутся ли они с Борисом? Оба как петухи. Хорошо, хоть он с Василием помирился. Надолго ли… Тут уж ты должна, Маша, следить. Как назревает у них спор, раздражение, ты должна тихонько, незаметно в шутку все перевести. Слово найти. Пристыдить… Вот если ребенок, тогда трудно тебе будет. Ну, да ты справишься, ты быстрая, проворная. Как я в юности была. И на фабрике, и в легкой кавалерии, и активисткой в райсовете. Следи, чтоб не пил он, с дурной компанией не водился. А захочет выпить — сама ему чекушку купи, чтоб из дому не бегал… Не думала я, что так быстро выйдет у вас. Ну, да ведь Борис, он хороший, на ласку податливый. Я ему за всю жизнь резкого слова не сказала, не то что ударила. Отец, правда, иной раз даст подзатыльник, а так ведь тоже не бил никогда. Я не позволяла. Нельзя унижать человека. Один раз, только один раз я назвала его нехорошим словом. А потом так себя казнила.

М а ш а. Из-за меня?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Из-за тебя? Нет. Из-за него самого. Обидел он меня, вот я и не сдержалась. Трудно человека вырастить, Маша. Ну ничего, все спокойно теперь в нашем доме. Ведь он счастливый, наш дом. Прочный… Вечер-то какой славный сегодня! Открой окно, а свет не зажигай пока. Посумерничаем. Дай руку мне, дочка. Все мы хотели с Василием дочку иметь, а все сыны рождались. А вот теперь и дочка есть.

Маша целует ей руку.

Это ты зря. У меня ведь рука шершавая, хозяйственная. А были маленькие, мягкие… И голос был. Слышишь, соседи поют. Недавно они сюда въехали, из барака. Шесть человек в одной деревянной комнатешке жили. Теперь с утра, как просыпаются, песни поют. Все. И родители и ребятишки. Слышишь? (Напевает.)

К л а в д и я  П е т р о в н а, М а ш а (вместе).

Тихонько входит  Б о р и с. Останавливается в дверях, слушает. Заметив Бориса, они умолкают. А у соседей эта песня продолжается.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Ты что, Боря?

Б о р и с. Я думаю, откуда у них пение? Ведь телевизор-то у меня. А они тут ансамбль устроили…

Они продолжают песню втроем.

Прихожая.

Входит  Н и н а  А л е к с е е в н а. За ней — с чемоданом  С е м е н  С е м е н о в и ч. Вся сцена идет вполголоса.

Н и н а. Зачем вы ждали меня на лестнице?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Добрый вечер.

Н и н а (тревожно.). Разве уже вечер?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Теперь я вижу, что он действительно добрый.

Н и н а. Почему вы стояли на лестнице?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Я места себе не нахожу. Считаю секунды — когда наконец увижу вас. Как я счастлив, что вы наконец решили…

Н и н а. Я еще ничего не решила. Я так надеялась, что не застану вас здесь.

С е м е н  С е м е н о в и ч (с горькой иронией). Что я попал под машину, умер, раздавлен… Вам было бы легче? А я жив. Я тут. Я жду вас. Ведь вы же знали, что я тут и жду вас.

Н и н а. Лучше бы вы ждали кого-нибудь другого.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Вот сейчас мне действительно хочется под машину. Ну почему вы так говорите со мной, Нина Алексеевна? Нина… Неужели я заслужил это? «Разберемся во всем, что видели, что случилось, что сталось в стране. И простим, где нас горько обидели, по чужой и по нашей вине…»

Н и н а. Позовите, пожалуйста, Васю. Он во дворе с мальчишками.

С е м е н  С е м е н о в и ч. «…по чужой и по нашей вине…»

С лестницы — голос Васи: «Мама!» В а с я  вбегает в прихожую. Все трое — Нина, Семен Семенович и Вася — входят в большую комнату. Шум садящегося вертолета. Большая комната.

Н и н а. Вы не вставайте, Клавдия Петровна. Лежите, пожалуйста.

К л а в д и я  П е т р о в н а (поднялась с постели). Ладно-ладно, належусь еще. Такие гости дорогие…

В а с я. Бабушка! Я сегодня четверку получил. По русскому.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Вот и славно.

В а с я. А где я буду жить, бабушка? С Борисом?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Где захочешь, там и будешь.

В а с я. Я хочу с Борисом, конечно. Он мне будет задачки решать. Будешь, Боря?

Б о р и с. Ты в каком классе?

М а ш а. Я тебе буду помогать. Борису некогда.

Н и н а. Это правда, Маша? Борис, поздравляю тебя… Как жаль, что Федор не будет на вашей свадьбе. Мама, я получила от него сегодня письмо. Пишет, что задерживается, опять задерживается! А на сколько, он и сам не знает.

С е м е н  С е м е н о в и ч. Да, теперь жены ждут мужей, а невесты женихов не ждут. Уговаривал я тут Бориса со мной на недельку съездить на юг — отказывается. Боится, что Маша разлюбит.

Б о р и с. Брось ты этим шутить!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Не петушись, Боренька! Придется тебе, голубчик, отпраздновать свадьбу ровно через двадцать дней. Я уж договорился с директором гостиницы «Советская». Он мой старый знакомый. Снимем банкетный зал. К этому времени и Нина Алексеевна вернется и я буду здесь. А Маша тебя не разлюбит, будь спокоен… Вам не пора, Нина Алексеевна?

Н и н а. Еще полтора часа.

М а ш а. Хотите, я провожу вас?

Н и н а. Нет… Вы побудьте здесь, с больной.

К л а в д и я  П е т р о в н а. А вы сегодня тоже уезжаете, Семен Семеныч?

С е м е н  С е м е н о в и ч. Да, тоже. Тоже на юг. Но в другую сторону, к сожалению. Вот Бориса с собой зову, да он ломается. Жалко, Маша, что вы учитесь, а то бы и вас захватили.

В а с я. А где телевизор?

Б о р и с. В моей комнате. В нашей с тобой комнате. Я исправил. Иди настраивай и смотри футбол.

В а с я (лицемерно). Да на кого там без тебя смотреть? Неинтересно. Проиграют. (Выбегает.)

В это время звонок.

Прихожая.

В а с я  открывает дверь, и появляется новое действующее лицо. Это  С е р г е й  Ч у х и н, друг Бориса, со светлым хохолком на голове, взволнованный и чуть заикающийся, говорящий высоким, почти девичьим голосом.

Ч у х и н. Где Борис?

В а с я. Здесь.

Ч у х и н. Зови.

В а с я. Вы заходите.

Ч у х и н (властно). Зови сюда, я сказал.

В а с я. Борис! Иди! За тобой Сергей Чухин пришел.

Б о р и с (выходит из большой комнаты). В чем дело?

Ч у х и н. Ты что, с ума сошел? Обалдел? Почему дома сидишь?

Б о р и с. А где я должен сидеть, по-твоему?

Ч у х и н. Почему не на стадионе? Валентин Гаврилович сказал, что голову с тебя сорвет и в раздевалке повесит. Чтоб все видели.

Б о р и с. Еще что сказал Валентин Гаврилович?

Ч у х и н. Я на тебя удивляюсь, честное слово. Ты больной, что ли?

Б о р и с. Видишь — сыпной тиф. Сорок и две десятых. Чего надо?

Ч у х и н. Тебя отпустили со сбора по семейным обстоятельствам, так? Мать больна, так? Она действительно больна? И ты должен быть к вечеру за полтора часа до игры в раздевалке, так? Несколько минут до начала. Ребята уже вышли на тренировку.

Б о р и с. Да ведь не я играю сегодня, голова! Не я, понял? Меня даже в запасе нет.

Ч у х и н. Я не могу с тобой говорить больше. Бежим! Ты, ты играешь. Юра Тимофеев сегодня утром на тренировке что-то заволновался. Горло у него болит. В общем, не может.

Б о р и с. И я не могу.

Ч у х и н. Не тяни время! Валентин Гаврилович сказал: если он дома и сознательно не пришел — скажи ему, что он сволочь… Я не могу при мальчике. (Васе.) Пошел отсюда!