Изменить стиль страницы

Люди на поле повалились, как деревянные плашки. Зверуины устояли, широко расставив лапы, припав брюхом к земле. Вдруг от множества разлетевшихся крылам отделилась одна, неотличимая от прочих, и прямиком устремилась к Яске.

Развияр ударил Лукса пятками. Вырвавшись из схватки, они кинулись вслед за крыламой; птица снижалась. На спине у нее, между двух всадников, сидел мужчина в черном балахоне, без шапки, с развевающимися желтыми волосами.

Прорываясь сквозь сгустившийся воздух, Развияр, кажется, размазался в пространстве, оставив часть себя за спиной. Крылама медленно повернула, огибая одинокую Яскину фигурку. Одновременно вылетели две стрелы – и молния, направленная Яске в лоб.

Развияр закричал. Его крик слился с воплем Лукса. Яска продолжала стоять, вытянув перед собой ладони. Молния увязла между ее пальцами, как моток пряжи, стрелы пролетели мимо; крылама описала еще круг, снизилась. Перстень мага горел красным, и Яска вдруг без видимых причин упала на колени.

Снова выстрелили наездники и снова промахнулись. Птица развернулась, почти задевая крылом подножие холма, в этот момент Лукс прыгнул.

Его когти вонзились в крыло. Птица, закричав, рванулась, но не смогла подняться. Лукс не выпускал добычу, болтаясь на окровавленном крыле, не позволяя крыламе взлететь. Развияр, чудом удержавшись на его спине, видел, как оборачивается маг: красноватое лицо, нос с широкими порами, желтые волосы с седыми прядями, золотая серьга в большом коричневом ухе. Как маг раздраженно машет ладонью, будто стряхивая докучливое насекомое…

Даже самый великий, могущественный чародей – прежде всего человек. Вера в собственную неуязвимость стоила жизни не одному волшебнику. За миг до того, как Лукс, выпустив крыло, полетел вниз, – клинок Развияра дотянулся до загорелой жилистой шеи. Меч полоснул мага по горлу, брызнула кровь, и великий, повелевающий ветрами, выпал из седла. Перевернувшись в воздухе, неуклюже взмахнув руками, грянулся о землю рядом с распростертой на камнях девушкой…

С того дня в любом клане Нагорья, независимо от того, на чьей стороне был этот клан в битве После Проклятья, вместо приветствия принято было говорить: «Проклятие снято».

* * *

Яска рожала под присмотром старой повитухи из Нагорья, бабки Гонца-Под-Вечер. Гонец погиб в битве После Проклятья. Его брат, Далекий Свет, был ранен, но остался жить. В те дни слишком много умерло четвероногих и всадников: никто не остался пешим на зеленой равнине.

Яска молчала, рожая. Молчала и старая нагорка – повинуясь данному обету. Прошло много часов, прежде чем послышался, наконец, писк младенца; старуха вышла к Развияру. Он похолодел, увидев ее лицо.

– Что случилось?!

– Посмотри на ребенка, повелитель, – тихо сказала старуха.

Он впервые слышал ее голос.

Повитуха вышла – и вернулась с пищащим, крохотным, только что обмытым младенцем. Ребенок кричал, мутно глядя бессмысленными голубыми глазами, сучил кулачками и лапами с крохотными когтями. Его мокрый хвост был не тоньше бечевки.

– Что ты на это скажешь, повелитель?

Развияр взял ребенка на руки. Он пытался осмыслить – и не мог; младенец был такой хрупкий, что Развияру страшно было держать его. Малыш не умел прятать когти в подушечки лап, но когти, мягкие, не ранили, а только щекотали кожу.

– Проклятие снято, – сказал Развияр, преодолевая хрипоту. – Вот что я скажу.

Глаза у старухи загорелись. Лицо сделалось светлым и молодым:

– Это первый нагор, рожденный после бедствий. Он будет счастлив и принесет счастье всем. И тебе, великий повелитель, да продлятся твои дни.

И она низко поклонилась.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая

Женщина и мальчик пришли из далекого горного села. Одетые просто, но добротно, с заплечными сумками, полными дорожных припасов, они остановились на постоялом дворе «Под замком». Название почти не врало – из окон верхнего этажа замок был виден, как на ладони.

У мальчика разбегались глаза. Он вырос в пещере, где с малолетства пас печорок, не знал голода, но никогда не видел ни толпы, ни роскоши; здесь был огромный базар, широченная дорога с вечно идущими караванами, и людей столько, что кружится голова. Мальчик, разинув рот, смотрел на горбатых рогачей в упряжках, на тяжело груженных ракушников, на купцов в красивой яркой одежде, на стражников, стоящих у ворот замка – великанов в черном, с огромными мечами, с арбалетами за спиной. Мальчик в страхе цеплялся за руку матери, а она часто оглядывалась на замок: смотрела растерянно и удивленно, будто не веря своим глазам.

Замок подавлял. Он был целиком вырезан в скале, а потом достроен; четыре полукруглые башни выступали из камня, будто гигантские колонны. Внизу, в служебных ярусах, помещался целый город – над ним стояли дымы. В средних ярусах жила стража, а верхняя часть замка, недосягаемо высокая, парящая в небесах, была дворцом властелина.

– Мы что, туда пойдем? – со страхом и недоверием спросил мальчик.

Женщина, потоптавшись, подошла к деревянной будке, установленной у внешних ворот. В ворота, широко открытые, как раз входил ракушник. В его панцире, как в чаще, громоздились тюки.

– Господин, мне… властелина бы увидеть. Как?

Толстый стражник ухмыльнулся щербатым ртом:

– «Увидеть»? Ну-ну… На базаре жди, он после полудня вернется. Там вас толпа таких собирается – увидеть. У ворот не стоять – прогоню!

– Мне бы… поговорить с ним.

– Пошла отсюда, дура! «Поговорить»… С властелином? Ха!

Женщина отошла.

Несколько часов они с сыном провели на базаре – мальчик смертельно устал и потерял интерес даже к блестящим ножикам на прилавках, даже к кольчугам стражников, даже к сладким шарикам на деревянных кольцах. Женщина часто приценивалась, но ничего не покупала: в селении, откуда она пришла, деньги были не в ходу.

Потом загудела толпа. Послушались крики; дорогу, ведшую через рынок к замку, расчищали стражники с кнутами. Волоча ребенка за собой, женщина ринулась в давку. Ценой отчаянных усилий ей удалось протиснуться почти к самому ограждению: от стражников пахло железом, потом и дымом.

Она увидела сперва получеловека, наполовину зверя, четвероногого, выше пояса одетого в черную куртку с золотым шитьем. Она знала, кто такие зверуины, и сердце ее остановилось; этот зверуин был очень важный, с красиво подстриженной бородкой и усами, с пышными, небрежно приглаженными светлыми волосами. Засмотревшись, она не сразу догадалась поднять взгляд: на спине зверуина, в седле со стременами, сидел властелин.

Безбородый и безусый. С очень бледным, вытянутым лицом и выдающимися надбровными дугами, с высокими скулами и острым подбородком, с черными прямыми волосами до плеч, с глубоко посаженными, очень темными глазами. Она вспомнила забытое слово: «гекса».

Он проехал почти рядом. Она хотела рвануться к нему и выскочить на дорогу, но не решилась; мальчик вскрикнул – в толпе на него наступили.

Властелин проехал, и толпа разошлась по своим делам. Женщина постояла, глядя в пыль, потом подхватила на руки хнычущего ребенка и вернулась на постоялый двор.

* * *

– Наш-то, слышали, опять на войну собирается.

– А чего же… Коли силен, почему не повоевать?

– Слышали, в Фер новый флот собирают.

– Слышали. Я сам только из Фер.

– И что там?

– А что там! Налоги опять возвращают помалу. Взялся-таки за наши глотки.

– А вы уже привыкли, без налогов… жируете.

– Что ни говори, а это властелин умно сделал. Вот как бароны друг друга погрызли, разруха была, все мы у Шуу в заднице сидели. Купцы боялись, корабли многие пожгли, рабы, опять же, взбунтовались… Какая торговля, когда по всему городу виселицы… Хват, помню, на главном пирсе с полгода висел…

– Да уж. Помню, не верили, что можно совсем без налогов. А как поверили… ну, тут началось! Какой же дурак не захочет без пошлины продать, без пошлины купить?!