Неизвестно, стала бы она есть то, что приносил ей Серый, если бы знала, что хлеб и сыр ему в зубы вкладывают руки Ингвильды. Но Серый не рассказывал ей, где берет свою добычу, и Хёрдис полна была решимости упрямиться до конца.

– Опять ничего? – спросил Фрейвид, по лицу Стейна поняв, с чем тот пришел.

Работник уныло кивнул. Подробности ответа Хёрдис, касавшиеся его самого, он предпочел оставить при себе. Подобная неприятность случилась не с ним одним. Зловредная ведьма, как оказалось, о каждом в усадьбе знает какую-нибудь гадость, и каждый пришедший к ней слышал о себе и своих близких кое-что любопытное, но малоприятное. Уже не в одной голове зародилась мысль о «случайном» пожаре лодочного сарая, и руки обиженных ведьмой обитателей Прибрежного Дома удерживал только страх перед хозяином. Ведь он так и не получил назад свое огниво, а значит, ведьме еще не пора умирать.

На одиннадцатый день к лодочному сараю явился сам Фрейвид хёвдинг.

– Эй, Хёрдис! – крикнул он. – Скажи мне что-нибудь учтивое и почтительное, чтобы я знал, что ты еще жива.

– Ничего я тебе не скажу! – злобно огрызнулась из сарая ведьма. – Мучайся!

Фрейвид удовлетворенно кивнул. Асольв подтолкнул Ингвильду локтем. Они пришли вместе с отцом, но их Фрейвид оставил поодаль, на сосновом склоне, чтобы они не слышали его беседы с Хёрдис.

– Если я хоть немного тебя знаю, тебе не нравится сидеть взаперти, – продолжал Фрейвид.

– Очень даже нравится! – тут же отозвалась непочтительная дочь. – Никогда раньше меня так часто не спрашивали, здорова ли я и не скучаю ли. Когда еще такого дождешься?

– Но все же мне думается, что ты предпочла бы бегать с своим псом по холмам и лесам, – сказал Фрейвид. – Кстати, тут заезжал Торгнюр Сова и предлагал купить Серого. Сказал, что ему нужен хороший пес – сторожить ночью двор, а то рядом в лесу завелся какой-то беглый раб и пытается залезть во двор поживиться чем-нибудь. Как ты думаешь, дорого ли стоит запросить за твоего бездельника?

Хёрдис не ответила, и Фрейвид еще раз кивнул сам себе.

– Я бы на твоем месте тоже помалкивал, – продолжал он. – Если бы знал, что буду жить ровно столько, сколько буду молчать. Но ведь можно повернуть и все наоборот. Давай условимся: ты отдаешь мне огниво, а я забуду о том, что мои гости-фьялли просили тебя утопить. Как тебе это нравится?

– Я подумаю, – важно ответила Хёрдис.

На самом деле она не поверила ни одному слову. Она достаточно хорошо знала своего отца. Если он собирается нарушить слово, данное фьяллям, то обещание, данное ей, будет стоить не дороже морской пены.

– Подумай, подумай, – добродушно согласился Фрейвид. – Торгнюр обещал завтра-послезавтра на обратном пути заглянуть еще раз, вот тогда я и опять к тебе зайду. А ты подумай.

И Фрейвид, вполне довольный состоявшейся беседой, зашагал от моря вверх по Сосновой горе. Он был достаточно умен, чтобы связать упрямство Хёрдис в осаде с многочисленными следами Серого вокруг сарая. Иной глупец приказал бы немедленно засыпать ямку, отлично видную под стеной, и привалить камнем, но Фрейвид не был глупцом. Он не хотел, чтобы ведьма умерла от голода раньше, чем отдаст огниво. А она охотнее умрет, чем отдаст. Сам Фрейвид поступил бы точно так же, а негодная дочь, как ни обидно, уродилась нравом в него.

Ингвильда и Асольв ждали отца, сидя на мшистых камнях у тропы.

– Она думает! – ответил Фрейвид на их вопросительные взгляды.

– А мы думаем вот что, – сказал Асольв и для бодрости оглянулся на сестру. – Может быть, все же мне съездить в Тюрсхейм? Хёрдис может упрямиться очень долго. А огниво нам нужно. Мало ли что может случиться…

Ингвильда кивнула. Она знала о замысле отца продать Серого и сильно подозревала, что тогда носить хлеб Хёрдис придется ей самой. И тявкать по-собачьи за стеной сарая – а не то Колдунья еще откажется брать еду.

– А еще можно спросить у Большого Тюленя, – предложила Ингвильда. – Может быть, так будет даже лучше. Он-то знает, куда Хёрдис спрятала огниво.

– Большой Тюлень? – Фрейвид был озадачен и даже остановился посередине узкой тропы. – Но как с ним разговаривать? Кто-нибудь когда-нибудь видел его в человеческом облике?

– Нет, но бабушка… Помнишь, однажды она спрашивала у него, стоит ли тебе идти с конунгом в поход на вандров? В тот самый, из которого вернулся один корабль из десяти? Она тогда принесла жертвы Тюленьему Камню, потом вынула руну, и это оказалась руна «хагаль». Может быть, нам стоит попробовать и теперь?

– Может быть, и стоит, – задумчиво поглаживая бороду, отозвался Фрейвид. – Может быть, и стоит…

Эта мысль неожиданно понравилась ему. С духом побережья Фрейвид жил в ладу и не так опасался его, как Сиггейра из святилища Тюрсхейм.

– Но кто будет говорить с ним? – спросил он. – Если уж ты это придумала, то ты это и сделаешь.

– Ой, нет! – Ингвильда испугалась. – Я думала, ты сам…

– А я думаю, что это дело как раз для тебя! Теперь тебе это по силам.

– Ты справишься! – бодро уверил ее Асольв и дружески пожал плечо сестры. Сыну рабыни казалось, что благородная кровь сама по себе одолеет все преграды. – Вспомни, ведь ты же справилась с «гнилой смертью»!

Ингвильда растерянно улыбнулась в ответ и подавила печальный вздох. Теперь даже самые страшные дни разгула «гнилой смерти» представлялись ей прекрасными, потому что тогда здесь был Хродмар. Ингвильда жалела, что не умела ценить своего счастья, как оценила его теперь, когда от Хродмара ей остались только воспоминания и золотой перстень, который он подарил ей возле «смотрельного камня» и который ей приходилось прятать от отца. Мать утешала ее, говорила, что скоро она успокоится и заживет как прежде, как до встречи с фьяллями, мирно и счастливо. Ингвильда была благодарна ей за сочувствие, но знала, что возврата к прежней жизни для нее не будет уже никогда. Теперь она могла быть счастлива только с Хродмаром. Раньше она была сама по себе, а теперь стала половинкой разорванного целого. Покой и радость вернутся к ней только с Хродмаром сыном Кари из Фьялленланда.

Вот только время для нее совсем не двигалось, и возвращение Хродмара оставалось где-то далеко-далеко. Мир потускнел и погас, как будто лето разом кончилось и пришла зима, все прежние занятия казались скучными и постылыми. Стараясь побороть тоску, Ингвильда лихорадочно хваталась за любую работу, лишь бы отвлечься. Но занятыми оказывались только руки, а сердце и мысли были не здесь, а в далеком Аскефьорде, который она никогда не видела. Ингвильда представляла его себе только по рассказам Хродмара, но ей приятно было воображать Аскефьорд, усадьбу конунга, Бьёрндален – так и сам Хродмар казался ей ближе. Все, что так или иначе было связано с племенем фьяллей, стало вызывать в ней особенное любопытство; амулет в виде молота Тора стал казаться чем-то близким, и даже сам Рыжебородый Ас, покровитель Фьялленланда, теперь выглядел в ее глазах гораздо привлекательнее, чем прежде.

Далеко-далеко внизу, у подножия Тюленьего Камня, шумно плескалось море. Ингвильде казалось, что она стоит на самом краю земли и под ногами у нее начинаются темные и страшные Нижние Миры. Должно быть, так оно и есть – Тюлений Камень принадлежит уже не людям, а духу побережья, служит границей между миром людей и незримыми мирами.

– Все готово! – услышала Ингвильда голос отца.

Фрейвид стоял позади нее с большим жертвенным ножом в руках, возле него на скале лежала черная коза со связанными ногами, одна из лучших в усадьбе. Провожавшие их рабы отошли подальше, даже Асольв попятился. Его дело маленькое – какой заклинатель духов из сына рабыни!

Ингвильде же было некуда отступать. Стараясь собраться с духом, она сделала робкий шаг ближе к краю каменистого обрыва. Море зашумело сильнее, она ясно слышала, как бешеные волны над омутом, не спящие даже в самую тихую погоду, беснуются и бьются под скалой, рвутся влезть на Тюлений Камень, но бессильно скатываются назад. Ингвильда чувствовала на коже легкие соленые брызги, на огромной глади моря играли блики, и казалось, что кто-то невидимый следит оттуда за ней, но поймать неуловимый взгляд морского великана не удавалось. То ощущение близости иных миров, которое наполняло Хёрдис силой, Ингвильду пугало. Перед ней лежало море, а в его глубине жило какое-то огромное живое существо. Она его не видела, но ощущала его присутствие, и это было еще страшнее.