Ищу друзей Ярослава Гашека
Все случилось как-то неожиданно.
Более четверти века назад широко отмечалось в нашей стране 75-летие со дня рождения выдающегося чешского писателя-сатирика. 30 апреля 1958 года в республиканской газете «Советская Башкирия», где я тогда работал заведующим отделом литературы и искусства, появилась небольшая заметка под названием «Фронтовые друзья Ярослава Гашека». В ней старые уфимцы Иван Григорьевич Мурашов и Иван Яковлевич Агапитов поделились своими воспоминаниями о совместной работе с чешским писателем во время гражданской войны в армейской типографии, которая выпускала газеты «Наш Путь» и «Красный стрелок». Еще почти за год до этого у нас был опубликован реферат статьи известного исследователя творчества сатирика Н. П. Еланского из сборника «Литература славянских народов». И там подробно описывался период пребывания Гашека в Уфе, его деятельность в печати, организаторская работа. Этот материал прошел почти незамеченным.
Правда, в своей заметке старые полиграфисты сообщили и кое-что новое, но никому это не показалось тогда каким-то сногсшибательным. Они рассказали, что в Уфе, в той самой типографии, где Гашек был заведующим и где они работали, писатель познакомился с молодой накладчицей Шурой Львовой, на которой впоследствии женился и уехал с ней в Чехословакию в конце 1920 года. «Из газеты „Советская Россия“ от 11 июня 1957 года, — писали они, — мы с большим интересом узнали, что Александра Гавриловна и сейчас в добром здравии живет в Чехословакии». Казалось бы, ну что тут удивительного, живет — и живет…
Но через несколько дней, сразу же после майских праздников, когда работа только-только начиналась, в редакцию пришла старушка. Сильно волнуясь, от этого голос ее дрожал, даже чуть-чуть заикаясь, она сказала:
— Помогите мне найти мою сестру.
Этой просьбе никто не удивился. Ведь тогда многие находили своих родственников — детей, отцов, матерей, братьев, сестер, потерянных в годы войны, — с помощью газеты. Только непонятно, почему в наш отдел обратилась, этим занимался отдел писем.
— Мне сказали, что к вам надо, — настаивала старушка.
— Когда вы ее потеряли? Где?
Старушка неожиданно заплакала и, ни слова не говоря, протянула руку с номером газеты, где на четвертой странице была напечатана заметка о Гашеке.
— Вот тут написано про мою сестру. Мне бы ее адрес.
Через несколько минут все стало на свои места. Оказывается, Татьяна Ивановна Зюзина — так звали пришедшую — родная сестра А. Г. Львовой. Вот уже почти сорок лет, то есть с того времени, как Шура уехала за границу, она не имела о ней никаких вестей.
— Я уже считала ее давно погибшей. Ведь уехала на чужбину, мало ли что… Одна-одинешенька. Никаких вестей. А потом война и у них, фашисты. И вдруг… эта заметка.
Я пообещал заняться розысками. А на память попросил нашего фотокорреспондента А. Я. Червинского заснять старушку с номером газеты.
Спустя еще несколько дней явился офицер Советской Армии.
— Капитан Нефедов, — четко, по-военному отрекомендовался он. — Явился по поручению своей тещи.
Те, кто был в комнате, невольно улыбнулись: «теща командует»…
А пришедший серьезно продолжал:
— Она сама больна сейчас и не могла прийти. Просила меня узнать адрес жены Ярослава Гашека.
— А ей, собственно, зачем? Она какое отношение к этому имеет?
— Видите ли, она сестра Шуры Львовой.
— Сестра?! А как ее имя, отчество, фамилия?
— Зоя Васильевна Молева.
«Вот так раз! — молнией мелькнуло в голове. — Жену писателя зовут Александра Гавриловна, одну сестру — Татьяна Ивановна, а другую — Зоя Васильевна. Совсем разные отчества. Да и адрес почему-то ищут порознь».
— Позвольте, — говорю пришедшему спокойно, так, чтобы не заметил моих сомнений, — какая же она сестра, двоюродная, троюродная?
Капитан не понял моей насмешки:
— Это лучше у нее самой спросить, я не в курсе. Она работает заведующей учебной частью школы № 24. Но сейчас дома, приболела, можно позвонить ей.
После ухода Нефедова, признаться, как-то сразу в памяти всплыли многочисленные и знаменитые «дети лейтенанта Шмидта» из романа И. Ильфа и Е. Петрова. Чего там греха таить, встречаются еще такие, которых, как говорится, кашей не корми, а дай возможность похвастаться близостью к известному человеку, хотя видел-то его, может, один раз да еще издалека.
Звоню. А сам нервничаю: вдруг подозрение подтвердится. Как-то всегда неприятно уличать другого в нечестности, точно сам виноват в этом.
Ответила Зоя Васильевна. Очень приятный голос, но чувствуется, болезненный. Не хватило духу сразу задать этот вопрос. Договорились встретиться в редакции после выздоровления.
Вскоре пришла Татьяна Ивановна узнать, нет ли новостей. Разговорились. Осторожно завел речь о семье, родственниках и тут-то…
— Шура ведь в родной семье только до трех лет жила.
— Как так?
— А вот так. Семья у нас была большая, жилось тяжко очень. Отец, хоть и хороший сапожник, мастеровитый, но все пропивал. А когда умер, совсем уж невмоготу стало. В это время была перепись населения, в 1897 году. Пришел к нам в дом писарь Василий Малоярославцев, из волости приехал. Увидел нашу нужду. Он и предложил забрать с собой самую младшенькую, Шуру. Приглянулась ему. А у самого тогда еще детей не было.
Рассказывала она это, а меня все время мучил вопрос: почему же отчества у нее с Шурой разные. Набрался духу, наконец, да спросил.
— Проще простого, — ответила она. — Мы ведь татары. Каждую из нас крестили. Насильно. Тогда такое время было. Так вот, фамилию и отчество присваивали тех, кто крестным был. Так и получилось, что я Ивановна, а Шура — Гавриловна. И фамилии потому разные.
Фу, как гора с плеч! Значит, никаких подвохов. Надо действовать, искать адрес жены Гашека. Но где, у кого, как? Связался с редакцией «Советской России», там посоветовали позвонить в Куйбышев, начальнику военного музея М. Ф. Фрунзе Штыкину Иосифу Абрамовичу. И вот уже есть адрес чехословацкого журналиста Зденека Штястного, который сообщил в нашей печати об А. Г. Львовой-Гашековой. Вскоре в «Советской Башкирии» была напечатана его статья о некоторых неизвестных фактах личной жизни писателя в Уфе, о его отношениях с Шурой, неизвестные фотографии тех времен. Тогда же редакция обратилась с просьбой к читателям сообщить какие-либо сведения о людях, знавших писателя или слышавших его выступления.
Статья вызвала живые отклики. В редакцию начали приходить письма, то и дело раздавались телефонные звонки… Все хотели узнать, не нашлось ли что-нибудь нового о Гашеке. Пришло письмо от двоюродной тетки Шуры — учительницы-пенсионерки Риммы Георгиевны Катковой из села Ново-Троицка Мишкинского района Башкирии. Она хорошо помнит писателя и Шуру, сообщила некоторые факты об их пребывании в Уфе.
Тот исключительный интерес, который проявили советские люди к жизни Гашека в Уфе, та внимательность и заботливость о том, чтобы найти больше новых сведений о деятельности замечательного чешского писателя-коммуниста и интернационалиста, как-то само собой натолкнули меня на мысль заняться поисками людей, знавших Гашека, документов, публикаций, связанных с его работой.
Первые удачи на этом пути увлекли, захватили, теперь уже трудно было оторваться от поисков, они, как магнит, тянули к себе, заставляли все глубже и глубже проникаться событиями революционных лет, духом того времени, «проживать» их вместе с теми, кто активно участвовал в них. А они, эти люди, и в самом деле способны заразить кого угодно, каждого, кто хоть однажды услышит их рассказы.
Как-то однажды встретил меня на улице знакомый комсомольский активист Ирек Гайнетдинов.
— Вы разыскиваете тех, кто был знаком с Гашеком? Так у нас в артели «Новый быт» работал один из них. Хороший приятель писателя. Столько рассказывал…
— Кто? Где он? — всполошился я.
— Ганцеров. Степан. Недавно на пенсию ушел.
— Домашний адрес?
— Не знаю. Он где-то на новом месте живет. Поэтому в артели неизвестно. Если узнаю — сообщу.
Расстались. Он ушел себе спокойненько, а я места не нахожу. Какая досада! Ждать? Но разве усидишь тут! Бегу в адресное бюро. Фамилия есть, имя — тоже, а все остальное приблизительно можно сказать.
Так оно и вышло. Адрес найден.
Вскоре состоялась и первая встреча. Степан Викторович оказался на редкость интересным человеком. И хоть образование-то у него было не ахти какое (трехклассная церковно-приходская школа), но начитанность, эрудиция отменные. Живинка, изюминка какая-то сидела в нем. Видимо, сказалась многолетняя работа наборщиком типографии, а затем и журналистская деятельность. Как-то в одном из своих писем он в шутку подписался: «Бывший наборщик, бывший зав. типографией, бывший литработник, ответственный секретарь, зам. редактора районной газеты, бывший ответственный редактор двух районных газет Куйбышевской области, бывший инвалид Отечественной войны, бывший наборщик типографии артели инвалидов „Новый быт“, а ныне пенсионер». Уже по этому перечню должностей можно судить о его развитии, интересах, энергии. К тому же следует добавить, что он был и одним из активных комсомольцев Уфы. Привлекло и то, что многого достиг своей настойчивостью, работоспособностью. Оставшись круглой сиротой в 12 лет, начал работать учеником наборщика, быстро и хорошо освоил профессию, недаром потом о нем говорили «Степан — золотые руки».
Много увлекательного рассказал о Гашеке при первой же встрече. Чувствовалось, уже не раз приходилось говорить на эту тему с друзьями, знакомыми. Я попросил написать воспоминания для газеты. С удовольствием согласился:
— Тряхну стариной!
Через некоторое время под названием «Встречи с Ярославом Гашеком» они были опубликованы.