Глава вторая

Хмурое лицо Канэко-сенсея озарила улыбка.

— Профессор Хайк. Чем могу помочь?

— Я надеялся, что вы позволите мне рассказать об исследовательском проекте.

— Да, конечно, — Канэко-сенсей указал на трибуну перед классом. Его услужливость раздражала. Канэко вел себя так, словно профессор был президентом университета. Канэко-сенсей даже не сказал нам устроить перерыв в тесте. Он смотрел на профессора.

Девушка, которая обычно сидела со мной, Элиза какая-то, посмотрела в «Снежную страну» Кавабаты под столом. Она нахмурилась, поймав мой взгляд.

— Профессор Канэко позволил мне забрать у вас немного времени. Я занимаюсь исследованием языка, ищу носителей японского языка с не самыми известными диалектами.

Элиза перестала хмуриться и сосредоточилась на Хайке, как Канэко-сенсей.

«Ладно, он симпатичный, но разве она не ощущает от него жуткую ауру?».

— Конечно, все помощники получат дополнительные баллы, — сказал Канэко-сенсей. Он почти вилял хвостом Хайку. Что со всеми такое?

Хайк отошел от трибуны и пошел по ряду ко мне. Кожу головы покалывало. Я заерзала на стуле.

— Кои, да? — сказал он. Я моргнула, глядя на его красно-черный полосатый галстук, не желая видеть глаза. Он знал мое имя? Подслушал наш с Кеном разговор? Или хуже — спросил обо мне у Канэко?

Желудок сжался.

— Да, — сказала я. Руки были на парте, ноги — готовы унести меня отсюда.

«Спокойно», — не стоило нападать на любимца Канэко-сенсея во время теста.

Хайк опустил ладонь на мою парту, и я вздрогнула. Он шмыгнул носом.

Я рискнула взглянуть на его лицо. Изумление и презрение. Его мизинец был возле моей ладони, поймал листок теста. Я отодвинулась.

Он смотрел пристально, но уголки рта дрогнули.

— О, да, — сказал Канэко. — Кои, твой отец — Иссэй, да? Из Аомори?

«Молчи. Молчи!» — я хотела, чтобы дорогие кроссовки профессора японского взлетели и ударили его по губам. К сожалению, он лишь приблизился в них.

— Это так? — сказал Хайк.

— Да?

— Да, — Элиза убрала блестящие светлые волосы за ухо с множеством сережек. — Разве ты не рассказывала классу, что означал абзац в «Танцующей девушке Изу» на северном диалекте, с которым переводчик напутал? — она широко улыбалась Хайку. Он даже не повернулся.

— Отлично. Ты поможешь мне? — сказал Хайк.

— Конечно. Я приведу ее после занятия, — сказал Канэко-сенсей.

Хайк убрал руку с моей парты, помахал ею с отрицанием перед лицом Канэко.

— Нет, не обязательно.

Радостное лицо Канэко-сенсея тут же стало пристыженным.

— Но это не сложно, — сказал он.

Горький запах кардамона и гнилой запах старой крови. Фу. Я снова видела перед собой остекленевшие глаза мертвой девушки. Я сжала край парты так сильно, что ноготь на мизинце согнулся и почти сломался.

— Мне очень жаль, — процедила я. Нужно было дышать и успокоиться. — У меня важные дела после урока.

Кто-то фыркнул. Наверное, Элиза, но я еще видела краем глаза тот фрагмент.

— О, это всего на минутку. Уверен, у Кои есть время, — сказал Хайк тепло и тихо.

Хайк шумно вдохнул, и запах кардамона и отрубей в патоке сменился соленым запахом океана.

Энергия двигалась в воздухе, усиливаясь у моей парты. Хайк медленно поднял ладонь к зажиму для галстука в виде нефритового Будды, прижал палец к нему сзади.

Он скривился, и я заметила красную каплю на его большом пальце. Мне было не по себе, сердце колотилось. Плевать на тест, я что-нибудь придумаю. Тут было опасно. Я хотела бежать…

— Уверен, у тебя есть минутка перед важным делом, — сказал звучным голосом Хайк, и звук задел мое лицо и шею, проник глубоко. Покалывание пробежало по рукам.

Я моргнула. На миг все замерцало, словно комната быстро повернулась, встала на место, но все стало четче.

Мои пальцы разжались. Меня окружали растерянные лица учеников. Страх растаял, как масло.

Вдруг я стала усиленно думать, что после урока у меня было пятнадцать свободных минут. Конечно, времени было мало до важного дела с… я сглотнула, в горле была соль.

— Д-да, я зайду к вам после урока, — услышала я себя. Тревога обрамляла мои слова, сделала их тихими и робкими. Мои ладони покалывало. Я сжала пальцы, сорвала резинку с косы и провела руками по спутанным прядям, чтобы не пытаться сломать ногти о парту.

— Вот и разобрались, — сказал Канэко-сенсей. — Вернитесь к тесту, — заявил он.

Хайк улыбнулся мне, но это не отразилось в глазах. Его передние зубы были кривыми, словно он часами сосал лимоны или плохо ухаживал за зубами в детстве.

— Увидимся позже, — приказал он и пошел к двери, бросил мятую салфетку в урну у двери.

Остаток урока прошел размыто. В четыре часа я встала и собрала вещи.

— Тебя точно не нужно проводить до кабинета профессора Хайка? — спросила Элиза. Она потянулась к моим книгам, и я отодвинула их.

— Думаю, нет.

«Я не буду заводить тут друзей», — у меня уже были фрагменты кассира из аптеки и Кена для этой ночи. Мой разум не справится еще и с тем, что снилось Элизе. Что вообще снилось блондинке, бывшей чирлидерше?

Многим людям снилось схожее: полеты, опоздания, погони, падение. В Элизе было что-то не то, несмотря на ее безупречную кожу и веселую улыбку. Элизе могли сниться готические особняки или убийство топором.

Я попыталась прогнать мрачные мысли. Канэко-сенсей назвал мне номер кабинета Хайка, когда я уходила, и я не заметила, как оказалась в пустом коридоре в подвале здания обществознания. Я теребила край лямки своей сумки.

Ноги болели от напряжения, я была готова вернуться по лестнице на людный двор. В это время низкий голос во мне настаивал, что времени мало. И голос был сильнее моих глупых страхов.

Дверь открылась.

— Мисс Пирс, входите, — сказал профессор Хайк. Он не спешил, стоял там, словно знал, что я колебалась у его двери. Я смотрела всюду, но не на его лицо.

Он прошел в кабинет, оставив дверь открытой.

— Конечно, — меня очаровал вежливый разговор. Было сложно уйти, когда я уже прошла к центру его кабинета.

Кабинет Хайка не был профессиональным. На всех стенах висели ковры с геометрическими узорами золотого и алого цвета. Пара ламп на столе со звездами, нарисованными синим, отбрасывали странные тени под собой. У стены за столом был большой кусок серого камня в шрамах, толщиной с двух мужчин и выше Хайка на пару футов. Сверху было стилизованное изображение какого-то зверя с большими загнутыми рогами.

Я словно попала в роскошную комнату шейха из книжек Марлин.

Серый стон Хайка и стулья не вязались с пышностью комнаты.

В голове мелькнула бледная мертвая девушка, ее широкий нос, кровь на ее теле. Всего пять минут. Что может за ним произойти?

— Присаживайся, — приказал он. Я послушалась, не ожидая нетерпения в его голосе, который был уже не таким гладким, как в классе Канэко-сенсея. Складные стулья перед его столом выглядели так, словно на них нельзя было сесть. Я ерзала, металлический край впивался в ноги сквозь хлопок спортивных штанов.

Хайк опустился на край стола, заполнил мое поле зрения, явно намеренно.

— Я ищу список слов на редком диалекте Аомори, на таком говорят в Хераи-мачи.

Я моргнула. Совпадение ли, что он искал диалект, на котором говорил мой папа? Или он как-то проверил меня заранее? Он знал?

Хайк поджал губы. Он выглядел неприятно удивленным, что я не вызвалась сразу помогать ему.

«Ага, вот и трещина в фасаде профессора. Заметила».

Я не хотела рассказывать ему о своем папе и своем происхождении.

Я поежилась. Хоть в комнате было жарко и пахло пряностями, на меня давила влажность, словно я извивалась под взглядом Хайка.

Я не могла просто сидеть и молчать. Моя левая нога дергалась на полу. В воздухе было напряжение. Я лучше сидела бы и смотрела телевизор с Марлин, чем рассказывала профессору о себе.

— Мой отец из Хераи-мачи, — процедила я.

Хайк перестал хмуриться и ухмыльнулся с презрением.

— Конечно, — сказал он. — Тогда ты поможешь мне, — это не был вопрос. Он прошел, взял бумаги из аккуратной стопки. Быстрый взгляд показал, что на его столе были письма, слова на разных языках, и некоторые не выглядели индоевропейскими или германскими.

Руки покалывало. Хайк почему-то пугал меня.

«Соглашусь с тем, что он хочет, и уйду отсюда», — меня ждал ужин, папа и Кен-не-преследователь…

— Чем могу помочь?

Хайк протянул бумаги, чтобы я их взяла. Я сделала это осторожно. И все равно его запах овса, патоки и кардамона ударил меня по ноздрям. Я кашлянула за кулаком.

— Мне нужен перевод диалекта. Все объяснено на бумаге.

«Зачем ему перевод диалекта Аомори? Что он исследует?» — но если бы я спросила, это продлило бы встречу.

— Ладно. Я посмотрю, — сказала я. Я не могла встать, пока он сидел на краю стола, ведь задела бы его. Он не двигался.

Прищуренные глаза разглядывали меня. Тысяча иголок. Я встретилась с ним взглядом, пытаясь выглядеть невинно. Как Элиза. Бывшая чирлидерша, свободная от картинок мертвых девушек.

— Что-то в тебе есть, — сказал он и схватил меня за запястье.

Он трогал меня. Трогал! Мозг беспомощно лепетал. Фрагмент принесло в меня ледяной волной. Я тонула… тонула в глубинах синевы.

«Дыши. Возьми себя в руки», — ковры и серый стол возникли передо мной.

— Что-то не так? — сказал он, его голос зазвучал странно, как в классе Канэко-сенсея. Я думала, его глаза были карими, но сейчас вокруг его радужки сияли тонкие бирюзовые кольца.

— Нет, сэр, — сказала я, вдохнув. Его фрагмент наполнил мой живот. Казалось, что я переела васаби. Я резко встала, оттолкнув стул. Я ощущала тяжелое присутствие мертвой девушки, ее холодные стеклянные глаза.

Хайк посмотрел на свою ладонь на моем запястье, нахмурился и отпустил мою руку, потер ладони, словно бился ими, а не держал меня за запястье. Я сжала лямку сумки, желая, чтобы между нами были мои острые локти. Я отпрянула на шаг, голова кружилась от запахов и видений, которые я не понимала.

Я не должна была покидать дом этим утром.